Убийство на Неглинной - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/98
• Следующая

– Господи, да чего только не было! Звонили тоже. Обычно поздно вечером, когда знали, что муж дома. Но он сам разговаривал. Кричал. А бумажки из почтового ящика рвал безжалостно, даже не читая.

– Ни одной не сохранилось?

– Ну что вы, Саша! Откуда! Да и зачем бы он стал это делать? В милицию жаловаться? Смешно.

– Действительно… Вы не будете возражать, если я вам, в случае, разумеется, острой нужды, позвоню?

– Ну отчего же, – улыбнулась она, – я даже буду рада. За столько лет в первый раз с нормальным человеком поговорила. А говорят, жизнь у нас – сплошная малина! Не верьте, Саша.

– Так ведь и я не первый день живу на свете. Кое-что знаю. А вы постарайтесь не раскисать. Вам же еще многое предстоит…

– Ну да. Вот должны родители Мишины приехать. Мои-то совсем старенькие, не смогут. Надо будет встретить, сами понимаете… Позвоните мне. Просто так, без дела.

– Я обещаю… Хотя по нашему делу мы с вами должны будем как минимум встретиться еще дважды: для официального допроса и когда вы будете знакомиться с делом.

У двери он вежливо поцеловал ей руку и, шутливо отдав честь, пошел вниз, не вызывая лифта. Очень милая женщина, чуть не сказал вслух. И очень одинокая… И чего нам, дуракам, не хватает в жизни!

Но уже на улице все сантименты словно ветром сдуло. Явился новый поворот темы. И его следовало обдумать и обсудить с тем, кто действительно разбирался в подобных проблемах, иными словами, со Славкой Грязновым.

На улице посмотрел вверх, увидел в окне Инну и махнул рукой. Забавно!

Турецкий сел в служебную «Волгу» и сказал шоферу, чтобы тот ехал в прокуратуру. Александр решил забрать свою сумку, чтобы уже сегодня не возвращаться на работу, а затем отправиться к Грязнову, если он на месте, пообщаться, после чего отбыть в объятия семьи. Завтра – воскресенье. Для абсолютного большинства – выходной, но еще неизвестно, что накопает Пустовойт со своими ребятами, а значит, нет ясности и с завтрашним отдыхом.

У Грязнова вторая половина субботнего дня выдалась относительно спокойной, и он, честно говоря, решил уж было податься домой пообедать да завалиться на диван перед телевизором. Но звонок Турецкого сразу подсказал неотложное дело. И с комментариями по поводу выступления президента страны пришлось подождать. Хотя в чем дело? В кабинете работал телевизор, правда смотреть его Грязнов не любил.

Турецкий привез немало. Во-первых, сумку, а в сумке… а в свертке… Словом, ставь стаканы.

А теперь – о главном. То утро покойный должен был употребить на широко известную в народе певицу и киноактрису Айну Дайкуте. И только позже поехать в банк. И тогда вопрос: кто знал об этом свидании и ликвидировал любовников? Короче, разливай, Слава, бери бутерброд с хорошей питерской рыбкой и начинай думать по новой…

– Инна, жена этого деятеля, теперь, разумеется, вдова, предполагает, что познакомились наши голубки на прошлом «Кинотавре» в Сочи, или где он там проходит. После этого, как ты, Славка, помнишь, была обширная президентская программа, связанная с выборами. Нечаев играл в ней, как я помню, далеко не последнюю роль. Он же, кстати, возил по стране-матушке команду так называемой поддержки. Помнишь?

Грязнов, пережевывая, кивнул.

– Дальше. Надо проверить, была ли в той бригаде Айна. Где, когда, с кем – они же целыми ансамблями гастролируют! Из этой информации мы сможем установить круг лиц, в том числе заинтересованных, и наоборот. В результате станет ясно – это была месть или все тут гораздо глубже.

– Сам-то что думаешь?

– Лично я не стал бы убивать сразу двоих, если баба мне изменила. Но возможно, кто-то на нее делал ставку, а она не оправдала надежд. «Вокзал» же ей, как ты говоришь, кто-то оборудовал!

– Ладно, – хитро ухмыльнулся Грязнов, – животрепещущую тему мы с тобой еще успеем сегодня обсудить, а пока ты мне вот что скажи, друг любезный: это кто ж тебе разрешил стрелять в живого человека?

– С чего ты взял? – Изумлению Турецкого, казалось, не было предела. Но вопрос все равно прозвучал фальшиво.

– А с того, что эту манеру – отрубать одним выстрелом, я лично долго, и полагал, безуспешно, прививал тебе сам. И учил тебя: когда держишь оружие, не палить как сумасшедший, а спокойно высматривать цель. Так к тебе со стороны определенного контингента уважение повысится. Ну, разве я не прав?

– Ты, возможно, и прав, но я-то тут при чем?

– А тебя вычислили.

– Гоголев, что ль, звонил?

– Ну вот, – осклабился Грязнов, – ты сам и сознался. Давай, как дело-то было? Где пистолию взял? У тебя ж не было!

– Твой подопечный дал. Сказал: разрешаю использовать только один патрон. После чего забрал оружие и аккуратно вытер пальчики. Свои оставил.

– Та-ак… А где вляпались?

– Его, как я понял, вели. Возможно, из-за меня. Но «наезд» был в стиле братков. А вот водила у Рафаловича – классный. Как говорится, одной короткой рокировкой двоих размазал. Ну а я убрал третьего. А чего тебе Гоголев говорил?

– Он не говорил, он почти не сомневался, чьих это рук дело. Ну, я и подтвердил, взял на себя такую смелость… Это хорошо, что обошлось. А теперь послушай, о чем сегодня нам, грешным, вещал дорогой президент великой державы. Вон, смотри в ящик. Это их комментарии, а мои будут позже. Давай свою посуду…

По телевидению между тем вовсю комментировалось дневное выступление президента. Следователь из какой-то уральской области, Турецкий не успел расслышать откуда, говорил в микрофон корреспондента:

«В последнее время я сам себе начинаю казаться Дон Кихотом, воюющим с ветряными мельницами. С одной стороны, несовершенное законодательство, словно умышленно составленное таким образом, чтобы увести преступников от ответственности, а с другой – решения судов, далекие от стремления установить истину, зачастую лишают смысла нашу работу. Преступники остаются безнаказанными, а безнаказанность порождает новые преступления…»

– Ну и что? – заметил Турецкий. – Это для тебя открытие? Выключи ты эту бандуру… к матери! Надоело уже – одно и то же. Сколько лет работаю, столько и слышу. Да, все абсолютная правда. Кто возражает? Надеюсь, и президент это понимает? Не слышал? Не говорили тебе?

– Там, понимаешь, какая штуковина получилась… Американцы опубликовали доклад о преступности в России. Очень серьезный. Но выводы таковы, что с нами лучше дела не иметь. Вот, полагаю, в этой связи, да еще на примере убийства того же Нечаева, видать, и накипело на сердце. Говорил-то он правильные вещи. И о законодательстве, конечно. И о том, что спуску нельзя давать распоясавшимся преступникам. Призвал соответственно все заинтересованные структуры проявить максимум усилий, чтобы навсегда лишить спокойной жизни криминальный мир. Если вслед за словами последует дело, что-то может и получиться, я не исключаю. Но если все останется очередной угрозой, можно будет сливать воду. Правда, мне уже звонили из Главного управления уголовного розыска и предложили к понедельнику подготовить тезисно свои соображения. Ну совсем как в добрые старые времена: шеф выступил, мы с готовностью откликнулись. А дело – стоит. Правда, и не падает. До поры до времени.

– Так и у меня та же ситуация. И тоже к понедельнику. Только для моего генерального. Ну да, конечно, торопятся откликнуться… А президент, значит, после долгих уговоров решился наконец бросить перчатку?

– Бросил. Вопрос – кто ее поднимет… Ну ладно, все это будут не раз повторять, а завтра в газетах прочитаем. Давай пока очистим мозги и поговорим за жизнь. Хорошая, говоришь, баба эта мадам Нечаева?

– Мне понравилась.

– А чего ж он тогда на певичку кинулся? Я-то видел ее в том положении, в котором даму подают в постель. Честно скажу, эффектная штучка. Не знаю, как с этим, – Славка постучал себя согнутым пальцем по лбу, – но зато все остальное – высший класс.

– Я не помню, чтоб видел ее в телике, но, по-моему, блондинка, невысокого роста, ножки еще ничего. Это она с таким вот разрезом, – Саша прочертил большим пальцем себя до под мышки, – платья носит?

• Предыдущая
• 43/98
• Следующая