Выбери любимый жанр

Призраки (сборник) - Кабир Максим - Страница 11


Изменить размер шрифта:

11

Они разбивают лагерь на пологом берегу Линты. Ксюша, колдующая над котелком, аромат гречневой каши с тушенкой и потрескивание костра. Илья забывает обо всем – городским так легко забывать. Они сидят плеч-о-плеч, наблюдая, как охотится за рыбой скопа. Величественно расправляет крылья и кружит над водной гладью.

А у Тереховой щербинка между зубами и родинка на ключице.

– Как же красиво, – произносит Илья.

В сером ночном небе мириады звезд. Он передает флягу Ксюше. Та отпивает, морщится.

Огонь защищает от болотных шорохов, плещется умиротворяюще.

– Почему ты поехала со мной? – спрашивает он, глядя на спутницу сквозь пламя.

– Отпуск же.

– А серьезно?

Она отвечает после паузы.

– У меня были отношения с мужчиной некоторое время. Два года или около того. – Она улыбается печально. – Два года и двадцать шесть дней, если быть точной. Он предал меня. Мне необходимо было уехать.

Илья подсаживается к ней и обнимает за талию.

– Ты настоящий друг, – говорит она, наклоняясь к нему. Он прикрывает веки и трогает губами пустоту. Она целует его в висок.

– Хватит с меня коньяка. Пойду спать.

Он желает ей спокойной ночи и, оставшись в одиночестве, пинает консервную банку.

– Идиот! Дурак чертов!

Цедит последние коньячные капли.

За стенками палатки звенят комары и гудит тайга. Она рассказывает на своем скрипучем языке о старых хозяевах. О еженощном празднике в рогатой избе, за тыном из бедренных и берцовых костей. О людях в форме, что прибыли сюда искать Сорни-Най, Золотую бабу, ползали по брусничной поляне и выцарапывали себе глаза. И о ребятах, отправившихся в горы однажды, о том, как они встретили тонконогого старца и больше не жили.

Мерно дышит Ксюша. Илья засыпает, и во сне кто-то ходит на четвереньках по их лагерю.

Они просыпаются с рассветом, завтракают и пьют чай. От растрепанных Ксюшиных волос и детской футболки с Белоснежкой у Ильи щемит сердце. Сколько нежности в нем накопилось за эти годы! А она задумчивая и молчаливая, и время идет, и они идут по песчаной дороге. Подманивает насекомых плотоядная росянка, в сосновых гривах запутались птичьи голоса. Фото на память возле сруба, по венцы зарывшегося в болотистую почву.

Ксюша ругается, споткнувшись о корягу, и раздраженно чешет комариные укусы. Сбегает в малинник, кричит Илье:

– Тут кладбище!

Болото пожрало погост, гробы, мертвецов. Над торфяником возвышаются кресты и пирамидки со звездами. Ил свисает с надгробия Серафимы Пантелеймоновны Поповой, умершей в 1939 году.

– Деревня близко, – говорит Илья.

Две дюжины хат примостились на краю живописного яра. Сверкает первозданной зеленью луг в заливной пойме, и лесные островки охраняют горизонт, словно косматые великаны. К Ксюше возвращается хорошее настроение, она спешит узнать, обитает ли кто в бревенчатых домиках.

Выясняется, что обитают. Поджарая старуха возится на грядке. Кожа у нее бронзовая, косы белоснежные и толстые. И сарафан красивый, сафьянового цвета, с золотым орнаментом.

– Ого, какая модница, – шепчет Ксюша и окликает женщину:

– Добрый день!

Женщина изучает гостей чуть раскосыми, синими как лед глазами.

– Добрый, – сдержанно говорит она.

Ксюша спрашивает про деревню, про старожилов.

– Ворсой деревня зовется, – отвечает женщина. – Так-то три избы заняты, но нынче нет никого, кто в Ивановку ушел, кто рыбачить.

– Вы, бабушка, в тайге давно живете, не знакомо ли вам такое место?

Старуха смотрит на рисунок, но в руки его не берет.

– Нет у нас такого. К Ивановке идите, может, там есть.

– Вы уверены?

Старуха уже уходит в дом, гремит засовом, зашторивает окно.

– Не больно она гостеприимна, – говорит озадаченный Илья.

– Врет она про капище, по-моему, – хмурится Ксюша. – Переживает, что мы увезем статуи.

За Ворсой луга и лесные урочища. С вновь вспыхнувшим энтузиазмом друзья шагают по охотничьей тропинке. На дороге сложенные из бревен мостки. Под досками хлюпает грязь.

Илья замечает чистое озерцо, напоминающее глаз с ресницами сосен на дальнем берегу. Уговаривает спутницу искупаться с ним. Безуспешно. Она не взяла с собой купальник.

Как чужая…

Ксюша устроилась на заросшем пушицей склоне. Он стоит по пояс в воде. Таежное солнце ласкает спину.

– Почему мы расстались? – спрашивает внезапно.

Она поводит плечами:

– Работа, семья… У Лены дети. Я переехала. Витька…

– Да нет. Мы с тобой почему расстались?

Она вскидывает брови удивленно:

– Так мы и не встречались.

– А тогда, в походе?

– Ну, это вообще-то по-другому называется, – говорит она. – И было всего пару раз.

«Четыре раза», – думает он, ныряет в воды лесного озера и зажмуривается.

Сверившись с картой, они делают крюк. Древнее мансийское городище Тарума расположилось на холме. Под густой травой угадываются оплывшие насыпи и полузасыпанные рвы. Ямы землянок. Крапива.

– Привал, – говорят они в унисон. Садятся, скрестив ноги.

Мышцы ноют от рюкзаков. Тишина пульсирует, давит на уши.

Птицы не поют над Тарумой, и путники молчат, что-то такое понимая интуитивно. Илья улыбается вяло, когда Ксюша кладет голову ему на колени. Она сразу засыпает, а он успевает сказать, что скучал по ней. И погружается в сон.

Ему снится пожилой мужчина с колючим взглядом из-под очков.

– Дальше не ходи, – говорит мужчина. – Если увидишь их, никогда не будешь прежним.

– Марьичев!

Он просыпается рывком, едва не соскальзывает в ров.

– Господи, мы спали три часа!

Ксюша мрачна и не на шутку встревожена.

– На вершине холма стоял человек.

– Где? – напрягается Илья.

– За тем валом. Я проснулась, а он стоял там.

– Как он выглядел?

– У него была крупная голова. Очень крупная.

– Крупная голова? Тебе это не приснилось?

– Мне здесь не нравится, – она подхватывает рюкзак.

– Хочешь, я проверю?

– Нет! Давай идти, наверстаем упущенное время.

Он успокаивает ее по дороге: «Всего-то рыбак из Ворсы». Он размышляет о прицепе с извращенным коллажем и о танце на опушке.

Русло Линты запружено осклизлыми утопленниками-бревнами. Река течет под топляком. Бревна трутся со скрежетом, ветви и корни переплетены узлами.

Угрюмая Ксюша отмахивается от слепней.

Тропинка оборвалась в болоте. Деревья вокруг чахлые и тонкие как спички. Не оправились после давнего пожара. Корявые стволы обросли лишайником. Верхушки засохли. За уродливыми кронами мелькает тусклое солнце, постепенно снижающееся к торфяникам.

Над гиблым болотом стелется дымка.

– Спой что-нибудь, – предлагает Илья.

– Что за глупости, – говорит она.

Но поет – пытается петь. Песенка из кинофильма «Москва слезам не верит» неуместна в тайге и только привлекает взоры из зарослей.

– Без гитары не получается. Вот бы Витьку сюда. Обидно, что он не смог поехать.

– Я его не приглашал.

– Нет? Но ты же сказал…

– Я соврал. Я хотел провести выходные с тобой.

– Мне приятно, но…

Она подавлена. Она подыскивает слова.

– Ильюш, мне жаль, если я ввела тебя в заблуждение. Ты мой друг, самый лучший. Но сейчас у меня не тот период, чтобы…

Он останавливается, касается ее запястья:

– Тот. Ты просто еще не поняла. Я буду рядом всегда. Я не предам тебя. Я…

– Илья…

– Я люблю тебя.

Она отнимает руку и пятится. Смотрит поверх его плеча ошарашенно.

– Скажи, что это не галлюцинация.

Девять идолов врыто в землю буквой «С», так же как на рисунке прадеда. У зубчатой стены леса стоит насаженный на полутораметровые опоры-пни амбар. Точь-в-точь избушка на курьих ножках, без окон, но с дверями. Доступ к поляне преграждает болото, и они прыгают с кочки на кочку.

Таким капище являлось во снах художнику Марьичеву, закончившему жизнь в психиатрической больнице святого Николая Чудотворца.

И писателю Раймуту, глотающему выхлопной газ, оно пригрезилось таким же.

11
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело