Круг двенадцати душ - Матлак Ирина - Страница 19

Кэсси натянула поводья, заставив лошадь остановиться, и с обожанием на него посмотрела:

— То есть достаточно не бояться?

— Достаточно не лезть туда, куда не следует, — мягко заметил конюх, переведя взгляд на меня.

Сделав вид, что не поняла намека, я поинтересовалась:

— И каковы же границы? Быть может, лорду Баррингтону стоило просветить нас лично?

— На данный момент достаточно самовольно не покидать территорию поместья и во всем слушать Дженкинса. Он пользуется безграничным доверием графа, и тот полностью доверяет ему ведение дел.

Виктор говорил спокойно и уверенно, но за каждым его словом мне мерещилось нечто большее, нежели просто указания хозяина. Словно конюх сам устанавливал правила и был уверен, что никто не станет их нарушать.

Никто, кроме меня.

Это утверждение сквозило между строк, и не требовалось обладать даром, чтобы его прочесть. С самой первой встречи Виктор вел себя со мной не так, как должен вести конюх по отношению к леди. Еще тогда я испытала неприятное чувство, словно он видит меня насквозь, а сейчас оно усилилось. Казалось, его темные глаза пытаются заглянуть в самую душу и выведать скрытые в ее глубинах тайны. Ощущения были сродни тому, как если бы он пытался меня раздеть.

Внезапно вдалеке раздалось лошадиное ржание, услышав которое наши кони напряглись. Я обратила взгляд в сторону леса и заметила нечто странное: легкий голубой туман, неровным слоем расстилающийся по земле. Не успела опомниться, как Зереф в один миг взвился на дыбы, едва не выкинув меня из седла.

Виктор попытался преградить путь взбесившейся лошади, но не успел. Со скоростью спущенной стрелы вороной жеребец помчался вперед, и мне удалось не упасть на землю лишь чудом. Я натягивала поводья, призывала его остановиться, но Зереф будто обезумел, стремительно мчась к темному, скрипящему на ветру лесу. В спину мне летели крики Кэсси и топот копыт коня Виктора, но последний явно уступал Зерефу в скорости. Мой конь будто летел, подхватываемый свистящим ветром. Где-то в закоулках взбудораженного сознания мелькнула мысль, что не так давно я хотела ощутить скорость, позволив Зерефу нестись во весь опор. Кто бы мог подумать, что это сиюминутное желание осуществится именно так?

Лишь спустя несколько мучительно долгих минут я поняла, что конь не несется бездумно, а целенаправленно движется к увиденному мной ранее туману. Тот продолжал стелиться по траве, скрадывая очертания и укрывая ее, подобно тончайшему одеялу. Оказавшись близ леса, Зереф сбавил темп и теперь шел спокойнее, словно увязая копытами в голубом мареве. Внезапно стало так тихо, что я услышала стук собственного пульса, отзывающегося в гудящих висках. Исчезли преследующие крики и топот, возникло ощущение, что я осталась совершенно одна.

Невзирая на появившуюся возможность спрыгнуть с лошади, я отчего-то медлила. Смотрела на голубую дымку внизу и понимала, что ступать на нее не хочу. За время пребывания в Сторм-Делле страх возникал настолько часто, что я успела к нему привыкнуть, потому сейчас попросту игнорировала и сбивающееся с ритма сердце, и ставшие влажными ладони.

Я позволила Зерефу увлечь меня в лес, и чем дальше мы продвигались, тем гуще становился туман. Теперь он не только стелился по земле, но и рваными островками висел между деревьями, путался в мокрых ветвях и мешал видеть дальше одного шага.

Казалось, ясный день резко сменился ночью, погрузив все окружающее во мрак.

Робко осматриваясь по сторонам, я неожиданно наткнулась взглядом на фигуру, медленно двигающуюся навстречу. Притупившийся было страх охватил меня с новой силой, заставив задрожать и сделать отчаянную попытку повернуть коня назад. Но тот не повиновался и, будто притягиваемый непреодолимой силой, продолжал идти вперед.

Если бы кто-то вздумал спросить, в какой момент я поняла, что фигура в тумане принадлежит не человеку, ответа у меня бы не нашлось. Возможно, в тот, когда стало заметно, что она плывет по воздуху, а возможно, когда от нее повеяло потусторонним холодом.

Спустя несколько мгновений передо мной предстал призрак. Не потеряй я от шока голос, лес бы вздрогнул от моего надрывного, полного ужаса крика. И дело было вовсе не в очередном столкновении с духом, а в том, кем этот дух являлся.

Крупное телосложение, такие же крупные черты лица, простая рабочая одежда были мне слишком хорошо знакомы. Взгляд задержался на рукояти кинжала, торчащего из призрачной груди, и темных пятнах на свободной рубахе.

Рэд смотрел на меня, и глаза его отражали столько боли, что она передалась и мне. Разум еще не понимал, что все это значит, а внутреннее чувство уже говорило, что садовник мертв. Его исчезновение не было связано с внезапным отъездом. Рэда убили, и, судя по всему, произошло это здесь, в лесу.

Внезапно туман передо мной стал рассеиваться, порыв ветра потревожил ковер из прелых прошлогодних листьев и раскинул их в разные стороны. На обнаженной почерневшей земле стала появляться надпись, словно кто-то в спешке нацарапывал ее невидимой веткой. «Останови их», — прочла я и, подняв глаза на призрака, непослушными, пересохшими губами хрипло спросила:

— Кого — их?

Туман начал стремительно таять, а вместе с ним растворялся и дух, оставляя вопрос без ответа. В мыслях вихрем пронеслись слова Делоры о том, что любое взаимодействие с материальным миром отнимает у призраков много сил. Рэд не мог сказать мне большего, не мог дать подсказку, но само его появление определило очень многое. Глядя в мерцающие, полные смертной тоски глаза, я понимала, что этого взгляда не забуду никогда.

В самый последний миг перед тем, как дух развеялся, я снова посмотрела на кинжал, стараясь запомнить каждую его деталь. Он был таким же прозрачным, как и сам Рэд, но кое-что отметить мне все-таки удалось. Завиток на ручке и едва заметную гравировку, состоящую из двух слов. Если бы не мое обостренное зрение, позволяющее видеть даже в темноте, рассмотреть ее не представлялось бы возможным.

Как только рассеялся последний клочок тумана, окружающий мир наполнился звуками. Отмерев, Зереф всхрапнул и тряхнул иссиня-черной гривой, словно желая сбросить остатки наваждения. Вслед за этим я заметила за ближайшими деревьями какое-то движение и, резко обернувшись в ту сторону, наткнулась на внимательный взгляд, на сей раз принадлежащий человеку.

Человеку, которого однажды мне уже доводилось видеть. Не жалующаяся на зрительную память, я узнала в нем того самого аристократа, который молча наблюдал за тем, как мы с Дженкинсом, кучером и Бекки толкали карету, застряв по пути в Сторм-Делл. Мужчина стоял, слегка прищурившись и держа под уздцы явно породистую лошадь. Сквозь кроны деревьев пробились лучи солнца, услужливо осветившие его золотистые волосы, резкие черты лица и явно дорогую одежду, безукоризненно сидящую на подтянутой фигуре.

События развивались до того стремительно, что я не успевала их сознавать. Только что сломя голову неслась по полю, затем встретилась с призраком убитого садовника, желающим о чем-то предупредить, а теперь видела перед собой знакомого незнакомца, как бы странно ни звучало такое определение.

Приближающийся лай цвергов вынудил меня развернуться к ведущей сюда дороге, а когда я снова посмотрела туда, где секунду назад стоял мужчина, его там уже не было. Снова исчез — бесшумно и незаметно, подобно тому самому призраку.

Я была слишком напугана и измотана, чтобы думать еще и о нем, поэтому появлению темных псов даже обрадовалась. Хотя правильнее сказать, обрадовалась Виктору, прибывшему вместе с ними.

— Леди Кендол! — едва меня завидев, крикнул он.

Недюжинным усилием заставив онемевшие пальцы тронуть поводья, я направила Зерефа ему навстречу. Своевольная лошадь сейчас шла смирно и безропотно подчинялась любому желанию.

Как только мы оказались достаточно близко, конюх спрыгнул на землю и тут же помог спуститься мне. Затем пересадил на своего коня и, снова забравшись в седло, взял под уздцы Зерефа. Я сидела, ровно держа спину и стараясь не касаться Виктора, но сохранять дистанцию становилось все сложней, и в конце концов пришлось сдаться. Решив, что никакие правила приличия сейчас неуместны и я имею право хотя бы на миг расслабиться, позволила себе прижаться к его груди. От конюха веяло приятным теплом, а сердце его билось ровно.