Девочки-лунатики (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 12

Она держалась и даже хохотала, до того безумным ей показался этот бег по подземному переходу. Наташа даже понукала его, пришпоривая пятками и вскрикивая:

— Но! Но! Но, лошадка!

Смотрелись они, конечно дико. Прохожие оборачивались с легким недоумением, но потом шли дальше, забыв про парочку молодых психов. В Москве и не такое увидишь. Ну, бегут двое, слепившись в одно целое, словно кентавр, так это вполне в порядке вещей.

Кожа Миши была горячей, приятной на ощупь, а от мягких волос приятно пахло дорогим парфюмом. На шее болталась цепочка, то ли из серебра, то ли из металла попроще, с небольшой свастикой, и постоянно била Наташу по рукам. На повороте их занесло, Наташа врезалась плечом в облицованную кафелем стену, но Миша быстро восстановил равновесие, а Наташа снова захихикала. От смеха ее все время кренило вбок, и она торопливо выравнивалась, чтобы не утянуть Мишу за собой.

Они пролетели весь подземный переход с хохотом и гиканьем, выскочив на другую улицу. Запыхавшийся Миша осторожно спустил Наташу вниз, а она все не отпускала рук, держась за его твердые плечи, впитывая запах кожи, пропитанной солнцем. И только когда стоять так было уже невозможно, она нехотя спросила:

— Далеко еще?

— Не особо, — сказал Миша и махнул рукой куда-то вперед. — Вон, видишь тот розовый дом?

Никакого розового дома на залитой солнцем улице Наташа не увидела, но на всякий случай кивнула.

— Дойдешь?

— Дойду, — храбро ответила она.

Квартира, куда они пришли, была странной. Наташа никогда таких не видела, оттого вертела головой в легком изумлении, стараясь не упустить ни одной детали.

Грохот музыки она услышала еще на подходе и невольно удивилась, почему никто не возмущается. Вот в родном Екатеринбурге соседи сразу звонили в полицию, стоило вечером сделать звук погромче, а тут, похоже, никому не было дела. Дверь, потертая, старая, была приоткрыта. Миша потянул за ручку, выпуская децибелы синтетического воя наружу. Наташа вошла внутрь, заморгала, стараясь привыкнуть к темноте, в которую, как оказалось, погружено все пространство. И даже небольшое бра в прихожей горело как-то испугано, словно умирая во мраке.

Прикольно!

Прямо из узкого коридорчика входящие проходили в громадное пространство, практически полностью лишенное межкомнатных перегородок. Неведомый архитектор снес их, оставив только подпирающие потолок столбы, отчего грохот музыки, льющийся из дорогой стереосистемы, разносился во все стороны без малейших преград. Стены и потолок здесь были выкрашены в черный цвет, что придавало помещению оттенок легкой инфернальности. Бьющие через пыльные стекла солнечные лучи эффект не только не рассеивали, но даже усиливали, отчего комната казалась немного зловещей, но страшно не было нисколько. Наоборот.

Голые стены украшали плакаты, на которых хмурили брови Фидель Кастро и Че Гевара, соседствующие почему-то с Мадонной и Леди Гагой, которой кто-то очень остроумный пририсовал маркером гитлеровские усы и фингал. Между ними торчал плоский, как блин, телевизор, на котором высоко поднимали ноги голенастые модели. На стене напротив все пространство занимал громадный постер, на котором город сносил ядерный взрыв. Марина увидела на нем даже бегущих в панике, заживо сгорающих людей, и это показалось жутковатым и завораживающим.

Помещение, в котором не было почти никакой мебели, заполняли молодые люди обоего пола. Они ходили, плясали, сидели, лежали прямо на полу, хохотали, как ненормальные, и что-то кричали друг другу, потому что разговаривать в этом бедламе было совершенно невозможно. Все беспрестанно курили, и, если верить собственному обонянию, отнюдь не сигареты. От смутно знакомого запаха марихуаны Наташа пошевелила носом, словно гончая и даже потерла его круговыми движениями.

— Шершень, здорово! — прокричал Миша от дверей, стараясь переорать музыку. Сидевший в насыпном кресле-подушке мужчина лет тридцати, с худым, обветренным лицом, вяло помахал рукой и выдохнул вверх сизый дым.

— Прикольно тут, — сказала Наташа.

— Что?

— Прикольно тут! — заорала она в ухо Михаила, вцепившись в мочку. Он отдернул голову и поморщился.

— Проходи, садись куда-нибудь. Я пиво сейчас принесу.

Миша двинулся в сторону кухни. По пути его остановила тощая блондинка с длинными прямыми волосами, о чем-то спросила, зыркнув на Наташу ревнивым взглядом, но Миша и ухом не повел, а Наташа и подавно. Что ей до мнения тощих дылд? Переступая через ноги запросто сидевших на полу людей, Наташа, морщаясь от боли в коленках, прошла к окошку, села на пол, и с любопытством уставилась на происходящее. Кипевшая вокруг толпа что-то кричала, пританцовывая под кислотную долбежку, вздымали вверх руки с зажатыми в них банками и бутылками, от чего содержимое выплескивалось на грязный пол. Рубашку Михаила было жалко пачкать, и она сняла ее, оставшись в майке.

Ей показалось несколько странным, что эти мечущиеся два десятка человек не обращают друг на друга особого внимания, слипаясь в маленькие группки по два-три человека, и снова разделяясь, чтобы соединиться с кем-то другим, торопясь охватить всех. Пока она сидела, к ней пристраивались два парня со стеклянными глазами, кричали что-то приветственное, и, не дождавшись ответа, уходили. С ее новым знакомым они ни в какое сравнение даже не шли. Миша, с его аристократичным профилем не особо походил на эту разномастную толпу, облаченных преимущественно в черные майки, но, тем не менее, в этой среде выглядел органично, словно рыбка-вуалехвост в аквариуме с гуппи.

«Нет, — подумала Наташа. — Вуалехвост — слишком гламурно. Ему это не подходит. Скорее, меченосец!»

Меченосец Миша, появившийся с кухни, устроился рядом, сунул холодную бутылку с пивом и половинку остывшего чебурека. Наташа приняла подношение с благодарностью. При виде малоаппетитного чебурека в животе заурчало трактором.

Блондинистая девица подпирала колонну, смотрела волком и зло поджимала губы. К ней тоже подвалил какой-то тип, сказал пару слов на ухо. Она сморщилась и отпихнула парня локтем. Наташа усмехнулась и повернулась к Мише, махнув перед его носом угощением.

— Спасибо, — сказала она, откусила сразу половину, и потом прокричала с набитым ртом, махнув в сторону толпы: — Слушай, а кто вы?

— Мы-то? — рассмеялся Миша. — Ну, можно сказать, революционеры. Молодые, идейные, считающие, что с режимом надо бороться всеми силами. Ты понимаешь, насколько убого мыслит наше население?

Наташа помотала головой, жалея, что чебурек заканчивается.

— А я очень даже понимаю! Босяки мы лапотные. Загнали нашу Рашку в задницу, и сидим, как жабы в болоте, не смея квакнуть. А всякие ушлепки из чиновников миллионы хапают, заставляя нас деградировать. У нас же интеллигенцию истребили еще при Сталине, и сейчас происходит то же самое, понимаешь?

Она не очень понимала, и части слов вообще не слышала, но на всякий случай кивнула. Воодушевленный ее вниманием Михаил продолжил.

— Под Запад легли, все по их лекалам делаем, включая телевидение и всякие там шоу. Да что я тебе рассказываю? Ты же сегодня сама все видела. Тебя, талантливую, умную, отличную поэтессу, с конкурса вытолкали взашей, чтобы взять какую-нибудь дуру силиконовую. А почему? Вот спроси, почему?

Наташа открыла рот, но спросить не успела.

— Потому что у нее мозгов нет, — крикнул Миша. — Она будет на сцене под фанеру пасть разевать, да продюсеру отсасывать по мере необходимости. А им только этого и надо, потому что умный человек может за собой массы повести, заставить во что-то верить. А это опасно. Вот и навязывают нам всякие развлекательные шоу, чтобы мы… ну, как Незнайка на Луне, до превращения в барана наржались.

Смысла метафоры Наташа не поняла, поскольку про Незнайку была не в курсе, но слушать Мишу было интересно. Она отхлебнула из бутылки и придвинулась ближе.

— Вот потому мы устраиваем разные акции. Привлекаем внимание общественности к проблемам, причем стараемся осветить все: экологию, коррупцию, насилие над личностью, свободу слова… Вон, видишь Шершня? Это наш гуру. Он всегда знает, что и как надо делать. Я, к примеру, на этот долбанный конкурс специально пошел, хотел, чтобы меня услышали, показали по телику, что есть у нас еще свободные люди. Даст бог, покажут, ну, а если нет — неважно. Меня там уже несколько человек услышали. А тут еще ты появилась, да с тем же самым, это же вообще круто! Понимаешь, что это значит?