Девочки-лунатики (СИ) - Ланской Георгий Александрович - Страница 1

Подойдя к избушке поближе, они увидели, что она вся из хлеба построена и печеньем покрыта, да окошки-то у нее были из чистого сахара.

Братья Гримм «Гензель и Гретель»

Торжественная часть выпускного вечера медленно, но верно катилась к своему завершению, и ученики, столпившиеся на сцене в некоем подобии хора, громогласно выводили «Школьные годы чудесные», не попадая в такт. Да и немудрено. Слух был не у всех, а некоторые, обладавшие помимо слуха, еще и голосом, невнятно бубнили под нос, а то и вовсе беззвучно открывали рты. День клонился к вечеру. Родители накрывали столы на первом этаже под бдительным надзором педагогов: а ну как кто принесет запрещенные водку или коньяк? В спортзале, украшенном шариками и плакатами, старшеклассники устанавливали аппаратуру, то и дело заглушая нестройный хор воем гитар и грохотом барабанов. Допевая последние слова, выпускники мечтали, когда смогут посидеть за столами, а потом вволю потанцевать.

— Когда это закончится? — прошептала Олеся. Наташа, горланившая громче всех, хмыкнула и закатила глаза.

— Бухнуть желаешь?

— Я курить хочу, — ответила Олеся, перехватила недовольный взгляд выскочки-Каринки и стала демонстративно громко подпевать баянисту.

На последнем звонке они выглядели презабавно в коротких, тщательно отутюженных платьицах коричневого цвета, дебильными белыми бантиками в волосах, гольфиках и туфельках. Увидев одноклассниц, Наташка долго гоготала, обозвав «мечтой педофила», хотя сама выглядела точно так же. А сейчас, после экзаменов, вчерашние школьники, упакованные в яркие платья и костюмы, казались взрослыми, оттого немудреная песенка казалась совершенно неуместной и ничуть не трогательной. И чего родители, из числа не занятых в столовой, утирали слезы?

Дикость какая! На дворе XXI век, а они тут стоят, как дебилы, с ленточками наперевес и горланят песню под баян. Мезозой, не иначе!

Несмотря на открытые окна, в актовом зале было душно, и Олеся почувствовала, что по спине стекла капля пота. Она покосилась на Наташку, отметив, что той было еще хуже. В подмышках расползались заметные влажные пятна, а волосы прилипли к вискам, придавая замысловатой прическе слегка неухоженный вид. Лето мощно ворвалось в город, придавив его небывалой жарой.

Впрочем, сегодня жара была на руку. После бала все собирались ехать на реку, встречать рассвет, как это было положено по традиции. На берегу, под раскидистыми ивами, привычно уединялись желающие. И сегодня у Олеси на заросший берег были свои планы, греховные и будоражащие, от которых начинали трястись пальцы.

Предмет мыслей стоял рядышком, через две головы, и горланил вместе со всеми. Представив себя рядом с ним на песчаном пляже, под надкушенной молочно-белой луной, Олеся зажмурилась, едва не прозевав последний аккорд.

…Аплодируем, аплодируем, кончили аплодировать…

Родители и учителя, кажется, остались довольными. После песни, не позволив сойти со сцены, массовик-затейник Юрка, под прицелом видеокамеры, устроил блиц-интервью, задавая всем один и тот же вопрос о планах, казавшийся довольно глупым с учетом жизненной неопределенности. Кто-то отвечал откровенно, другие отшучивались, а то и вовсе отмахивались. Не помогал даже призыв:

— Ну, ребята, мы посмотрим через десять лет на это и сравним, у кого, что вышло!

Говорить о жизненных планах Олеся не хотела. Как и слушать мечты других.

Собственно, о чем мечтать? Екатеринбург, непечатно прозываемый Ёбургом, хоть и крупный город, но все же не столица, и, соответственно, возможностей тут не слишком много. Для того, чтобы бросить мир к ногам и вытереть об него подошвы, требовалось ехать по меньшей мере в Москву или Питер, а лучше Лондон или Париж, завоевывая их с маниакальной настойчивостью. Правда, для этого надо было языки знать, а они Олесе, как на грех не давались.

Черт с ним, с Лондоном. Пусть будет Москва.

Родители, разумеется, будут в шоке, когда узнают, что она, вопреки их мнению, не продолжит семейную династию и не пойдет ни в военные, как отец, ни в медицину, как мама. Смысла в этом нет ни малейшего. Ну, что она получит на службе? Должность прапорщика или лейтенанта в лучшем случае, ведь женщины генералами не становятся, и даже полковники среди них редкость, плюс вялая перспектива получить служебную квартиру, выйти замуж за унылого сослуживца, родить детей… Ужас. Да и в профессии медика нет ничего привлекательного. На врача же еще пять лет учиться, потом интернатура, приемный покой, и вот она уже толстая сорокалетняя тетка, идет по коридору со стетоскопом на шее, мечтая банально выспаться, потому что работать приходится на полторы ставки…

Кошмар! Нет-нет, это не для нее… Олеся обвела взглядом возбужденных одноклассников. Неужели она одна хочет все и сразу?

Макс Донцов и Толик Сомов, конечно, будут поступать в педагогический, на физвос. Правда, преподавателями физкультуры точно не станут, разве что от армии отмажутся, потому что там есть военная кафедра, а потом, бог знает… Пойдут в охрану или в спортзалы тренерами, ума-то бог не дал, только мышцы. Лешка Подольский, на которого она давно положила глаз, пойдет в семейный бизнес, на папочкину заправку, где и без того проводил выходные. Юрка Копылов пойдет на журфак, вон как с камерой носится. С Каринкой тоже все ясно, будет и дальше грызть гранит науки, зубрилка несчастная. А Наташка… Та, кажется, тоже нацелилась на столицу, петь хочет. Как-то приносила тетрадку со стихами, разукрашенную полувысохшими фломастерами… Картинки в тетрадке Олеся тогда оценила, отметив обилие красного и черного цветов, а вот стихи ей не понравились.

Наташка себя называла «самобытной», а Олеся и не собиралась спорить. Лично ей нравилось говорить про себя иначе, например «красотка». Она и в самом деле была хороша: невысокая, с приятными округлыми формами, большими глазами и копной черных волос. На фоне подруги, с ее простецким лицом и угловатой фигурой, Олеся выглядела куда более выигрышно. Так что пусть Наталья будет самобытной, надо же ей как-то утешаться.

Заметив, что она смотрит в камеру, Юрка бросился к ней, тыча в лицо микрофоном. Когда на нее навели объектив, Олеся ощерилась в радостной улыбке и смело заявила:

— Я стану актрисой. Сразу после школы буду поступать в театральное.

Карина, услышавшая слова Олеси, вздернула брови вверх и иронично улыбнулась. Наталья фыркнула, а Лешка, не сводивший с Карины взгляда, кажется, даже не услышал.

— Отличная мечта, — одобрил Юрка и махнул рукой оператору, тут же нацелившемуся на Наталью. — А ты? Чем похвастаешь через десять лет?

— А я уеду в Москву, стану великой певицей и через десять лет даже не вспомню о вас, неудачниках! — расхохоталась она и потащила Олесю в сторону. — Пойдем, покурим уже…

Олеся упиралась. Подольский стоял столбом у сцены и чего-то там говорил Карине, рыжей стерве, высоченной, как жираф, а та улыбалась, закатывая свои лисьи глаза, знать не зная, что планы на Лешку давно расписаны, и ей в них места нет.

— Пойдем, пойдем, — хохотнула Наталья. — Никуда он не денется.

— Курить — здоровью вредить, — глубокомысленно заявил Юрка, озираясь по сторонам в поисках новой жертвы. — Эй, погодите! Скажите в камеру пару слов…

Невзирая на его протесты, выпускники демонстративно выдыхали и сползали со сцены, радуясь, что обязательная официальная часть завершилась, и теперь можно вволю покуролесить. Юрка пытался удержать одноклассников, но те просачивались наружу, словно песок сквозь пальцы и не желали давать интервью, пусть даже шуточное.

— А потом будут ныть: Юра, запиши мне выпускной, — проканючил он писклявым голосом. — И жаловаться, почему так мало… Каринка, Каринка, погоди! Скажи прямо в камеру: кем ты станешь, когда вырастешь?

Карина улыбнулась и с высоты своих каблуков посмотрела на Юркину макушку.