Зауряд-врач (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 24

— И где ж такие батальоны? -- заинтересовался надворный советник.

– Нигде, и это прискорбно. Появление таких частей помогло бы упорядочить помощь раненым.

– Хм! – сказал Карлович. – Вы можете изложить это на бумаге?

– Сделаю, – пообещал я.

Мы вернулись к приятному времяпровождению. Но назавтра Карлович напомнил, пришлось написать. Мудрить я не стал: списал структуру оказания медицинской помощи раненым в СССР. Она оказалась настолько хороша, что пережила Советский Союз. Карлович похвалил и предложил переслать предложения в Главное санитарное управление армии.

– Бесполезно, – сказал я. – Там светил медицины не слушают, а тут зауряд-врач. Сами говорили.

– Нельзя оставить такие дельные предложения втуне! – не согласился Карлович.

– Давайте отправим их Брусилову, – предложил я. – Генерал к нам благоволит, может, прислушается и решит попробовать в масштабах фронта. Полномочий у него хватает. Но вы тоже подпишитесь. Все-таки надворный советник и начальник госпиталя.

– Нет! – покрутил головой Карлович. – Я понимаю, что вы скромный человек, Валериан Витольдович, но на авторство не претендую. Подпишите вы, а я прибавлю рекомендацию.

Вот люди! В моем мире о таком бы не задумались. Там присвоить чужой труд в порядке вещей. Предложения мы отправили. Иллюзий я не питал, но совесть успокоил. Меня задрала местная система помощи раненым. Обидно, когда все видишь, а изменить – руки коротки.

Но что делать с письмами Поляковых? Оставить их без ответа? Сочтут высокомерным. Зачем ссориться с людьми, которые к тебе с душой? Кто вообще, эти Поляковы? Я подумал и решил обсудить это с дантистом. С Мишей мы сдружились. Ему нравилось уважительное отношение аристократа, мне – горячее желание дантиста учиться. Он буквально ходил по пятам, все выпытывая и пытаясь перенять. Многое у него получалось, парень способный. Будет из него хирург! Да и возрастом мы практически одинаковы: Миша на пару лет старше. Оба не женаты – интересы совпадают. Я подумал и зазвал его в гости. Накрыл в своей комнатушке холостяцкий стол: соленые огурцы, хлеб и колбаса. Водка – само собой. Все взял у Кульчицкого. Он дал без звука – отказать орденоносцу?

Миша принял приглашение с удовольствием. Помимо лестного факта посидеть со столом с аристократом и кавалером орденов, его, наверняка, привлекла возможность поговорить о медицине. В этом отношении его хлебом не корми. Но тут он просчитался.

– Ты знаешь такого Полякова? – начал я, после того как мы выпили и закусили.

– Которого? – спросил он, жуя огурец. – Их много.

– Давида Соломоновича.

– Кто ж его не знает? – усмехнулся Миша, цепляя вилкой кусок колбасы. – Самый богатый человек края. Банки, фабрики, железные дороги. Четверо сыновей, которые давно при делах, и дочь на выданье. Такая красавица! – Миша закатил глаза, не забывая жевать. – Я интересуюсь, с чего это вы, Валериан Витольдович, любопытствуете?

Он ухмыльнулся. По русски Миша говорит правильно – университет за плечами, но порой сбивается на местечковый говор.

– Давид Соломонович приглашает меня в гости.

Вилка выпала из рук Миши. Следом на застеленный газетой стол шлепнулся непрожеванный кусок колбасы.

– Вы шутите?

– Какие шутки?

Я достал из кармана письмо Полякова и протянул Мише. Чего таить, раз начал? Перед тем, как взять письмо, Миша вытер руки о штаны. Местечковость у него не только в словах. Лист он развернул благоговейно, словно святыню. Пробежав строки глазами, перечел во второй раз.

– Это не письмо, Валериан Витольдович, – сказал, возвращая бумагу. – Это пропуск в рай. Если Давид Соломонович хочет отблагодарить, я не нахожу слов, чтобы это описать. За свое будущее можете не волноваться.

– Да ну? – не поверил я.

– Валериан Витольдович! – он прижал к груди. – Я понимаю, что вы аристократ, и смотрите на таких, как Поляков, как раввин на выкреста. Но Давид Соломонович человек слова – всегда делает, что обещает. Он заботится о работающих на него людях: им хорошо платят и не выжимают соки, как другие. Работать на Полякова – мечта многих. Его уважают даже в Москве. Императрица наградила его орденом и даровала чин, а ведь он даже не выкрест – остался иудеем.

– Не знал, – повинился я.

– Понимаю, – кивнул он. – Вы лечили его дочь?

– Не довелось. Я ей немножко помог.

– Как?

Взгляд его умолял.

– Защитил от босяков. Они пристали к Лизе на улице. Я увидел и вмешался.

– Почему там не оказалось меня?! – простонал Миша. – Босяков было много?

– Трое.

– Я бы бросился как лев! Чего они хотели от Поляковой?

– Немножко пограбить.

– У них было оружие?

– Нож и револьверы.

– Гм! – сказал Миша. – Со львом я немножко поторопился, хотя все равно бы вмешался. Как вы справились?

– У меня был пистолет.

Чего скрывать? Про пистолет Миша знает, мы даже стреляли вместе. В Минске я прикупил патронов. Они здесь свободно продаются, можно и оружие приобрести. Никому нет до этого дела. Это не в моем мире, где государство боится вооруженного гражданина.

– При возможности обзаведусь, – пообещал Миша. – Ранее я считал, что пистолет доктору не нужен. Вы меня убедили. Ах, Валериан Витольдович, везучий вы человек!

У меня было другое мнение, но спорить бесполезно – Мишу понесло:

– Оказать такую услугу Полякову! Уж он-то отблагодарит!

– Как?

– Например, купит вам клинику. Не стесняйтесь просить! Вы замечательный хирург, у вас будет много больных, разумеется, после войны. Если выйдет, вспомните обо мне, – не вставая со стула, Миша отвесил поклон. – Почему б иметь в клинике зубоврачебный кабинет? Буду рад трудиться рядом.

– Тогда не дантистом, а анестезиологом.

– Это кто?

– Врач, усыпляющих больных для операции. Вы это отлично умеете.

– Благодарю! – кивнул Миша. – Приятно слышать это от вас.

– Выпьем! – предложил я.

Возражений не последовало. Будущий владелец клиники и его анестезиолог (или дантист) хлопнули по чарке и закусили. После третьей Миша порозовел и задумался. Он бросал на меня загадочные взгляды и о чем-то размышлял.

– Скажите, Валериан Витольдович, – начал, придя к какому-то выводу. – Стесняюсь спросить, но если мы с вами друзья… Что вам сказала мадмуазель Полякова?

– Ничего. Мы не успели поговорить. Я отвез ее к дому и распрощался.

– Зря, – покачал головой Миша. – Следовало зайти. Но, может, она прислала письмо?

– Было, – не стал я таиться. – Поблагодарила за помощь.

Глаза Миши приняли умоляющее выражение. Я подумал и достал пахучий листок. Ничего личного там нет, одни лишь вежливые слова. Миша выхватил письмо из моих рук и буквально вгрызся в строчки. Вернув письмо, встал и одернул гимнастерку.

– Валериан Витольдович, я ваш до скончания века!

– Это с чего? – удивился я, не переставая жевать.

– Поляков хочет вас зятем.

Вилку я удержал, а вот куском подавился. Подскочивший Миша хлопнул меня по спине. Кусок выскочил из горла, и я его благополучно прожевал.

– Благодарю! – сказал я, кладя вилку. – В другой раз так не шути.

– Какие шутки? – прижал он руки к груди. – Это чистая правда.

– Сядь! – сказал я. – И объясни толком.

– Все просто, Валериан Витольдович, – начал он, устроившись напротив. – Поляковы происходят из местечковых евреев. Дед у них был сапожником, отец выбился в купцы. Поляков и его братья приумножили состояние. Они богаты, но не приняты в высших кругах. Аристократы смотрят на них с презрением: дескать, выскочки из жидов. Давида Соломоновича это задевает. Он из кожи лезет, пытаясь доказать, что не хуже других. У него русская фамилия и прислуга, он открывает школы для русских детей и помогает бедным студентам. Большинство из них – русские. Только все зря. Потому он ищет аристократа для дочери.

– Он тебе это сам сказал?

– Я еврей, Валериан Витольдович, – хмыкнул Миша. – И мы хорошо знаем, чем дышат соплеменники. Тем более такие, как Поляков.