Волчья Луна (СИ) - Мах Макс - Страница 16

Тем не менее, Августу этот стиль жизни нравился. По крайней мере, для начала он был даже хорош, хотя в будущем этот надолго затянувшийся праздник следовало прекращать. Ученый — что бы там ни было — прежде всего, должен размышлять и исследовать. Праздность ему не в удовольствие, и жизнь — это все-таки не только и не столько праздник. Жизнь — это труд, и сейчас Августу остро не хватало работы в лаборатории или библиотеке. К тому же он ясно осознавал свой долг перед Теа, он обязан был продолжить ее обучение. Силы Татьяны росли день ото дня, но ни о какой грамотной технике их использования речи пока не шло.

Конечно, Теа и без обучения способна на такое, о чем большинству колдунов не приходится и мечтать. Один цветок терновника чего стоит! И все-таки алмаз — каким бы огромным и прозрачным он ни был — требует огранки. Кто знает, возможно, Теа суждено превзойти всех ныне живущих колдунов. Может быть, даже и Августа собственной персоной. Возможно, и, к слову сказать, вполне реально. Однако Август не ревновал, что было более чем странно. Он все-таки был лишь тем, кто он есть. Но ревновать к любимой женщине казалась ему и того хуже. Напротив, как это ни странно, он мечтал увидеть Теа в полной силе, такой, какой она могла стать, если, разумеется, будет систематически и со всем тщанием учиться у правильных учителей. Август же, в этом смысле, конкурентов не знал. Он мог и хотел ее обучать. Но для этого им с Татьяной нужно свободное от иных занятий время. То самое время, которое крадут у них все эти бесчисленные балы-маскарады и официальные приемы.

Однако и отказываться от визитов нельзя. Во всяком случае, с этого не следует начинать свое обустройство на новом месте. Им обоим — ему и Татьяне — необходимо было "войти в общество", а сделать это без посещения раутов и балетных спектаклей, оперы и растягивающихся на всю ночь пиршеств было попросту невозможно. Так что книги оставались не распакованными в сундуках вместе с переложенными опилками приборами из малой алхимической лаборатории, которую Август взял с собой в Петербург. А сам Август ежевечерне сопровождал свою красавицу-невесту в один из множества великолепных дворцов, которыми славилась столица гиперборейской империи. Они были непременными "дорогими" гостями любого Петербуржского дома, любого празднества, кто бы его не затевал, так что, иной раз, им приходилось выбирать, к кому пойти этим вечером, а к кому — нет. Но, разумеется, императорский дворец был в этом смысле вне конкуренции. Лишь бы позвали.

***

Приглашение ко двору последовало всего через неделю после их приезда в Петербург. По мнению графа Василия, такое быстрое "развитие событий" являлось скорее исключением, чем правилом. Императрица София — или Императрикс, как называли ее придворные, — умела быть щедрой, в чем бы эта щедрость ни выражалась. Но одновременно она всерьез была озабочена своим величием и никогда не давала повода заподозрить ее в слабости. Слабостью же в данном случае кое-кто мог счесть излишнюю заинтересованность Софии в праздно путешествующих подданных далекого от России Бургундского королевства. О своих планах на двух этих персон она не распространялась. Никаких официальных заявлений нигде пока не прозвучало. Так что императрица ловко скрывала свой особый интерес под флером обычного женского любопытства к двум выдающимся темным колдунам.

— Графиня Консуэнтская… Граф де Сан-Северо…

Распахнулись белые, украшенные золотыми арабесками двери, и Август с Теа, — она держала его под руку, — вошли в тронный зал. Что тут скажешь! Новосильцев не обманул. Пожалуй, даже приуменьшил. Такой роскоши Август не встречал ни при одном другом двое, а ведь он объехал практически всю Европу. Расписанные на античные манер потолочные плафоны, зеркала в золотых рамах, множество зеркал, перемежающихся высокими французскими окнами, и невероятной красоты наборный паркет, изготовленный из различных пород светлого и темного дерева. Наверное, здесь имелись и другие чудеса, но Август не смел крутить головой. Они с Теа шли по проходу, оставленному разошедшимися на две стороны придворными. Впереди на возвышении под красным с золотом балдахином, украшенным императорской короной, на золотом троне восседала императрица София в платье из темно-синей парчи и светло-синих и голубых шелков. Платье было украшено множеством со вкусом подобранных драгоценных камней, но их блеск не мог затмить бриллиантового сияния малой императорской короны.

По правую руку от императрицы в кресле меньшего размера сидел великий князь Борис Владимиро-Суздальский — принц-консорт российской империи, а слева и несколько ниже группировались три грации: принцессы Анна, Елизавета и Екатерина, кресла которым по статусу не полагались. Дочери императрицы были все, как на подбор, красавицы, да и сама София была недурна лицом, не говоря уже о густых золотистых волосах, слава о которых шла по всей Европе.

Пока шло представление, она внимательно рассматривала "дорогих гостей", медленно переводя взгляд с Августа на Теа и обратно. Затем сказала каждому несколько "ласковых" слов, улыбнулась, да и отпустила восвояси, пообещав при этом непременно встретиться с ними в будущем, чтобы подробнее узнать о них самих и об их приключениях. На этом аудиенция закончилась, и "дорогими гостями" занялись придворные, часть из которых Август уже знал, — узнавал в лицо и по имени, — других же встретил впервые. И, как это уже стало привычным, их с Теа искусно разделили, разведя по разным компаниям, медленно "дрейфовавшим" в разные стороны. Так что вскоре Август мог наблюдать за Татьяной лишь издалека, да и то урывками.

Между тем, ненамеренное на первый взгляд движение имело цель и смысл. Оно медленно, но верно увлекало Августа в зал, примыкающий к буфетной, пока он не оказался там тет-а-тет с невысоким, полноватым и лысоватым господином. Встреча была не случайна, и, узнав, что имеет честь беседовать с бароном ван дер Ховеном, весьма известным в Европе целителем, Август догадался, что, скорее всего, речь пойдет об алхимии. И не ошибся.

— Господин граф, — перешел к делу собеседник, как только закончился обмен формальными любезностями, — мой пациент… Мне бы не хотелось называть его имя…

— Ну так, не называйте, — пожал плечами Август. — Я в курсе ваших проблем, господин барон. Нарушить клятву Гиппократа — великий грех.

Разумеется, Август иронизировал, но ирония его была не злой и не должна была задеть собеседника.

— Благодарю вас, — возможно, лекарь был излишне серьезен, но у немцев всегда так. Они не признают полумер, а зря. Этот мир построен на компромиссах и полутонах.

— Мой пациент страдает половым бессилием…

— Я соболезную вашему пациенту, но я не лекарь, — напомнил Август, — и не целитель.

— Все, что могут целители, уже сделано, — тяжело вздохнул барон.

— Но от меня-то чего вы хотите? — На самом деле, Август отлично понимал, зачем он понадобился Матэю ван дер Ховену, но предлагать свои услуги считал излишним. Пусть лекарь попросит, и, если "достоин помощи", пусть предложит достойную цену, и, разумеется, речь шла не о денежной компенсации "за труды".

— Осталось последнее средство, — продолжал между тем целитель, — но в моем окружении, к сожалению, нет ни одного достойного алхимика, чтобы сварить необходимый эликсир.

— Меч Давида? — даже не вопрос, а вопросительная форма утверждения. Что еще мог попросить у Августа барон ван дер Ховен?

— Да, — кивнул лекарь. — Мне нужен "Меч Давида". Ничем другим моему пациенту уже не помочь.

— В Петербурге не найти приличного алхимика? — удивленно поднял бровь Август.

— Ну, отчего же! — поморщился лекарь, — но сохранять конфиденциальность умеют не все.

— Обоснованные опасения, — согласился Август. — Но, если эликсир буду варить я… Вы ведь понимаете, что я не аптекарь?