Детектив Марк Вентура (СИ) - Фиреон Михаил - Страница 11

— Учись курить, сержантом будешь! — крикнул кто-то.

Вертура махнул рукавом на прощанье и вышел на улицу.

Поев у жаровни рядом с мостом, детектив явился в контору в седьмом часу вечера. Зашел через второй этаж, вошел в отдел. Дюк, мрачный человек с угрюмым квадратным лицом и огромными ручищами сидел за столом дежурного у входа, встретил его тяжелым взглядом и, грубо и цепко схватив за ремень, как это делают все полицейские, требовательно спросил — вам во сколько сказали быть?

Детектива охватило омерзение: ему показалось, что у служащего глаза отдают желтизной, но подавив в себе первое желание взять и заколоть его мечом, он брезгливо отцепил от себя его руку и вошел в зал, полностью проигнорировав коллегу, чем, похоже, привел его в бешенство.

— Ау! Что глухой что ли? — гулко и громко закричал ему вслед Дюк, еще больше разозленный таким пренебрежением. Но на этом крике все закончилось, еще некоторое время, приняв агрессивную позу, он недовольно глядел в спину детектива, но через несколько секунд уже снова сидел обратившись к журналу, что лежал перед ним на столе, в котором полагалось помечать происшествия, письма и время прихода и ухода служащих полиции.

— А, леди Анна очень хотела вас! — распахивая объятия и энергично кланяясь, бросил ему с порога доктор Сакс и прибавил лукаво — видеть, разумеется, не более чем!

Крепкий и невысокий, с брюшком, в длинной рыже-бурой, похожей на академическую мантии, квадратных очках и кожаной жилетке со шнуровкой, он сидел за своим столом, навалившись на край грудью и, казалось, что только и ждал того, как Вертура войдет в отдел, чтобы высказать ему эту заранее заготовленную, как будто похожую на шутку, реплику. У доктора было плоское расширяющееся книзу лицо и толстый хвост длинных кучерявых волос неопределенного серо-русого цвета. На голове он носил платок поверх которого, надевал шпаку или капюшон. Кто-то из полицейских в коридоре уже шепнул детективу, что под платком доктор скрывает плешь, что проела ему жена, которую он бросил в Столице, оставив ее с шестью детьми.

— Анна Мария, как ее там… Гарро? — мрачно и презрительно бросил ему Вертура. Он еще не успел познакомиться со всеми служащими отдела Нераскрытых Дел, но, встряв в пару каких-то разговоров в коридоре, уже чувствовал себя тут так, как будто уже не один год прослужил в полиции Гирты.

— Ага! — с придыханием выпалил доктор и, еще больше перегнувшись через стол, словно делая вид, будто хочет сказать, что-то по секрету заорал не только на весь зал, но, наверное, и на весь коридор — она в вас влюблена! Заочно! Но вы же справитесь! У вас точно получится разочаровать ее!

— Разочаровывать — мое второе имя — глядя на свежий конверт с гербовой печатью, на своем столе, рассеянно ответил ему детектив.

— А какое же первое, сударь?

— Разумеется, адское занудство — взламывая лиловую печать с тремя извивающимися драконами, с готовностью ответил он — хотите испортить настроение, это ко мне.

— Хуууу! Ну этим тут никого не удивишь! — засмеялся доктор и отстал от детектива.

Конверт был из канцелярии герцога Вильмонта Булле.

— Марк — наверное, услышав внизу голоса, в зал спустился инспектор — где вы были? Приезжал курьер от его сиятельства, напомнил, что сегодня вы записаны к сэру Булле на аудиенцию. Вот, это папка с актуальными делами в производстве, я сделал вам выписки, внимательно ознакомьтесь это то, с чем вам предстоит иметь дело. Мэтр Сакс вы оформили бухгалтерию? Отлично. Вертура, вот ваши подвеска лейтенанта и значок.

Он поставил на стол детектива деревянную коробку. Поверх толстой ядовито-лиловой папки лежал бронзовый цилиндр с двумя насечками и бронзовый же выпуклый ромб со сквозными отверстиями и заколкой так, чтобы можно было крепить на одежду. Вертура прикрепил подвеску рядом с капитанской и приколол значок на плащ на груди.

— Ну конечно, выиграли войну, гордые ходите с серебром — с насмешкой глядя на серебряную регалию полиции Мильды, высказал то, что, скорее всего, подумали все остальные, присутствующий в комнате, но не принимающий до этого никакого участия в дискуссии лейтенант Турко — а в Мильде вы капитаном значит были?

— Это подарок — коротко ответил ему детектив и, продемонстрировав конверт с лиловой печатью, спросил — мэтр Тралле?

— Да, езжайте — без лишних разговоров разрешил инспектор.

Вечерело. От костра за летней кухней тянуло жареным мясом, не в пример самой полицейской столовой, где подавали вареную подкисшую капусту. За столом, уткнувшись лицом в доски, спал хвостист Прулле. Рядом устало разевал рот бездельник Коц, ждали своей очереди чтоб поесть.

— Предатель! — с нескрываемым презрением глядя на детектива, одними губами прошипел бездельник Коц — номенклатурщик! Формалист!

Вертура проигнорировал его слова, прошел мимо.

Неподалеку от фасада комендатуры стояли вкопанные в землю, обмотанные разлохмаченными толстыми веревками столбы для отработки военных упражнений. Между ними ходили дежурные, мели плац, едва переставляли ноги, как сонные мухи в сентябре. Теплый вечерний ветерок приносил свежесть, навевал мысли об отдыхе на закате с пряниками и вином дома на балконе или под деревом у реки.

Солнце закатилось за гору небо в вышине начинало рыжеть, приятно холодили тени и детектив снова решил что пройтись пешком было бы куда приятнее чем ехать. Он пересек мост и с проспекта Рыцарей свернул на проспект Булле, на этот раз пошел по нему вверх, в сторону центра Гирты.

Миновав несколько кварталов многоэтажных торжественных нарядных домов с изящными высокими и узкими окнами в массивных, как крепостные бойницы, украшенных резьбой по камню и лепкой портиках, с решетками на крышах и балконах, мансардами и башенками как на картинках старых готических гравюр, преодолев пологий, но долгий подъем на вершину холма, он оказался перед перекинутый через проспект аркой ратуши. Нащупывая в поясной сумке кисет и трубку, задрав голову чтобы получше рассмотреть фасад, остановился перед ней.

Огромное, покрытое рыжей глазурью, здание с аркой ворот посредине, через которую проспект Булле выходил на центральную площадь Гирты, поднималось на высоту шести этажей, слепило глаза светом отражающегося в высоких окнах закатного солнца, стоящего над морем солнца за спиной детектива. Вертуре еще подумалось, что, наверное, оттуда, из зала заседаний и аудиторий, из кабинетов депутатов, городских советников и мэра открывается впечатляющая просторная панорама города, на много километров просматривается море, и как должно быть хорошо работать когда за окном такой приятный вид.

Пройдя под аркой ратуши, где был устроен парадный вход с колоннами и высокими тяжелыми дверьми, через которые постоянно входили и выходили люди, детектив вышел на площадь.

Здесь он тоже начал оглядываться и невольно замедлил шаги, настолько он был впечатлен открывшимся ему видом.

Даже несмотря на то, что напротив ратуши возвышалось массивное шестиэтажное здание счетной палаты Гирты и почти все свободное пространство было заставлено телегами, повозками и штабелями бруса, а у высокого забора с сидящими на столбах, сжимающими в пастях фонарики чугунными кошками, шли плотницкие работы — собирали не то какую-то трибуну, не то помост, здесь, на площади, все равно создавалось какое-то головокружительное ощущение простора и высоты. И, только пройдя несколько десятков шагов, детектив догадался что этот эффект рождается не сколько то возвышающейся над головой сумрачной громады колокольни и шпиля огромного черного храма, сколько от того, что вся мостовая на площади идет под едва заметный, но все же ощутимый, уклон в сторону высокой решетки, окружающей Собор Последних Дней и рыжеющего за ним бездонного неба над обрывом со стороны реки.

Но самым впечатляющим на площади был сам Собор. Сразу же, как только Вертура прошел через просторный туннель арки и оказался на площади, но приковал к себе взгляд детектива. Черный, с темными, закрытыми непроглядными витражами окнами, он возвышался немой величественной и мрачной громадой над крышами города. Холодный и неприступный, как символ величия и всемогущества власти Божией, он вознесся в небо на несоизмеримую даже с окрестными многоэтажными зданиями, плотно обступившими площадь с двух сторон — с запада и востока, высоту. Его черты и архитектурная манера навевали мысли о иной, невыразимо более древней, чем даже античная, культуры, где отчаяние и страх перекликались с беззаветной верой и упованием только на волю Господа Бога. Где ожидание иной жизни и мысли о величии Его облика, на которого не смеют взирать даже ангелы огненные, вдохновляли людей на творение прекрасного, на подвиги веры и попытки изменить мир, несмотря на всю горечь и тлен, хоть немного приблизить его к этому находящемуся где-то там, за гранью физической смерти подобию Небесного Иерусалима. И не в силах отвести от него глаз, Вертура внезапно поймал себя на мысли, что он даже не может и представить себе, насколько гениален должен был быть тот архитектор, что так ярко сумел предать этим каменным очертаниями то отчаянное стремление туда, ввысь, в небеса, сквозь облака и населенную воздушными демонами вышину и слои небесного эфира, за предел мироздания, к Богу, наполнить эти высокие, стрельчатые окна, эти стены и многочисленные капители и контрфорсы тем самым застывшем ощущением полета, криком воздевшего руки в мольбе, надеждой всеиспепеляющей, неудержимой веры, чтобы даже спустя тысячелетия, люди, смотрящие на его творение так ярко и четко вновь и вновь ощущали их.