Мертвая академия. Печать крови - Лайм Сильвия - Страница 31

Все должно быть хорошо. Все будет хорошо.

Но огромное обсидиановое озеро мрака засасывало все сильнее. Страх против воли скрутил живот, грудь, не давая вздохнуть.

А затем за судорожно сжатыми веками я увидела переливающуюся спираль. Огромную воронку, сверкающую всеми возможными красками. И только по ее краям искристые волны имели чисто черный цвет. Густой и благородный, влажно блестящий.

Я знала, что это — настоящая Тьма. Та, что внутри меня. Но она не пугала, потому что не могла навредить. Ее мягкие волны двигались по кругу, постепенно исчезая. Хотелось зачерпнуть ее, как жидкий обсидиан, и расплескать повсюду, рождая сумеречную магию.

Любуясь этим чудом, я даже забыла на время, что воздух давно не поступает в легкие.

— Дышите, Лариана, — низким обволакивающим голосом проговорил Люциан.

Я вздрогнула. Горячая волна тут же прокатилась по спине, скручиваясь где-то внизу. Черные ленты Тьмы закрутились быстрее, и внезапно искристая спираль исчезла, явив воспоминание, от которого в груди вспыхнуло пламя.

«Так близко, всего в нескольких сантиметрах от меня — глаза. Серые глаза, в которых разгорается темная жажда. От этой жажды у меня слабеют ноги и подкашиваются колени. Но есть кое-что, сводящее с ума гораздо сильнее: пьянящие и ранящие сердце губы, прижавшиеся к моим в самом обжигающем поцелуе. Запретном, неправильном, нужном…

Ректор императорской академии. Та ночь в сумеречном мире, о которой мне не забыть. Обволакивающий, свежий запах холода и мяты. Ветра и зимней ночи, в которой, кажется, может случиться любое волшебство.

Стук крови в висках. Его замершее дыхание на моей щеке. И глаза цвета дымчатого хрусталя, в которых я неудержимо тону…»

И вдруг все исчезло. Я открыла глаза, нервно моргая, пытаясь разглядеть очертания кабинета, хватая ртом воздух. Снова чистый, без капли черной смолы.

— Вот и все, — с легкой хрипотцой проговорил ректор, медленно убирая руки с моего лица.

А мне до боли не хотелось этого. Не хотелось терять тонкое ощущение близости, которое, кажется, удерживало меня в сознании.

Сердце стучало ошеломляюще быстро. Совершенно не понимая, что происходит, я испуганно положила руку поверх правой ладони ректора, заставляя его снова коснуться моей щеки.

Прийти в себя оказалось не так-то просто. Перед глазами все еще было мутно, хотелось выплюнуть собственные легкие. А липкое чувство, напоминающее страх, заставляло волоски на коже вставать дыбом.

Что именно меня так напугало, я сама не понимала. Возможно, то, что на какое-то время моя способность управлять собственным телом исчезла. А может быть, резкий контраст между воспоминанием и явью заставил меня потеряться в ощущениях.

— Лариана, — тихо позвал Люциан, не сопротивляясь моим странным действиям, — все в порядке. Все закончилось.

Руки. Мужские руки на моем лице. Прохладные, остужающие болезненный жар. Рождающие совсем другой огонь.

— Что это было? — хрипло произнесла я, до конца не понимая, где нахожусь.

— Это… побочный эффект, — мягко ответил он с непривычной нежностью.

Длинные аристократические пальцы все еще лежали на моем лице. Пару раз они едва заметно вздрогнули там, где подушечки касались шеи. Где слишком быстро билась маленькая горячая жилка…

Секунды утекали, словно капли меда с ложки. Медленно, неторопливо. Рождая какое-то странное волшебство, звенящее напряжение в воздухе, от которого покалывало кожу.

— Все уже закончилось. Вы говорили правду, Лариана, — произнес Люциан. И от его голоса в груди разливалось что-то горячее и тягучее.

А в следующий миг он снова попытался медленно отодвинуться, разорвать это тонкое прикосновение, защищающее меня, обволакивающее и обнимающее.

Страх снова взвился внутри, как коршун, распахнувший черные крылья.

— Нет! — вырвался из горла крик, и в следующую секунду я с силой сжала мужскую ладонь рядом со своей щекой.

Под ребрами грохотало, сбивая дыхание.

Снова Тьма сковала грудь, острыми когтями впиваясь в сердце. Перед глазами закрутилась спираль воронки. Но на этот раз мглистые волны выплеснулись из нее наружу, и за плотно сжатыми веками, как взрыв, вспыхнуло совсем другое видение.

«Этот же самый кабинет, но за окном раннее утро. Ослепительный золотой свет льется сквозь широко распахнутые шторы.

Я сижу в кресле недалеко от камина. Бросаю короткий взгляд в зеркало. У меня длинные белые волосы и глаза цвета озерного мрака. А еще — красивое мужское лицо. И это лицо Дэйна Люциана, потому что я смотрю его глазами.

Он сжимает кулаки, и я чувствую, как меня поглощает пропасть безнадежности. Холодные тиски отчаяния сдавливают широкую грудь. И кажется, что во всем мире я осталась совершенно одна.

Рядом сидит черноволосый мужчина. Вокруг него клубится мрак. Мне внезапно становится страшно, и я понимаю, что теперь это мои собственные эмоции.

Ректор Мертвой академии совершенно спокоен. Темный мужчина что-то говорит, но Люциана это совершенно не пугает.

Мне хочется кричать.

А в следующий миг видение меняется, будто делая незримый скачок. И на этот раз я слышу голос моего ректора. Словно сами губы произносят вслед за ним фразу, смысла которой я до конца не понимаю, но которая пугает меня до мозга костей:

— Любую тьму можно приручить. Кроме той, что внутри…

Взгляд опускается вниз, и сердце останавливается. Кровь, ярко-алая кровь на такой ослепительно-белой ладони с аристократическими пальцами. И страшная рана от кривого лезвия старого кинжала…»

В следующий миг все исчезло. Я снова сидела на стуле вместо кресла и была самой собой. Только перед глазами все еще стояло блестящее багряное пятно на мужской ладони. Той самой, которую я до сих пор крепко сжимала в трясущихся пальцах.

— Лариана, — тихо позвал ректор за моей спиной. Но я не откликнулась.

Вместо ответа сжала мужскую кисть еще крепче и слегка потянула на себя, одновременно выпрямляя длинные пальцы, чтобы добраться до ладони.

На светлой, слишком бледной коже сверкал глубокий шрам.

— Так это было на самом деле? — ошеломленно проговорила я, разглядывая кривую припухшую линию.

— Да, — бесцветно проговорил Люциан, больше не пытаясь вырваться.

Сердце будто оборвалось, снежной лавиной падая в пропасть. Чужие эмоции: боль, безнадежность, пустота — вдруг снова отозвались в груди, заставив душу обливаться кровью.

Неужели он все это испытал? Неужели испытывает до сих пор? Но почему?

Ни один человек не заслужил того бесконечного стылого отчаяния, которое я ощутила в его воспоминаниях.

Я не знала ответов ни на один из своих вопросов. Но мне до стона сквозь плотно сжатый рот, до крика, спрятанного глубоко в горле, хотелось прижаться к широкой мужской груди. Услышать стук сердца, застывшего под ледяной коркой печали. Отогреть его, заставить почувствовать.

Не выпуская прохладную мужскую ладонь, я медленно провела по линии шрама. От самого запястья до ложбинки между большим и указательным пальцами. Едва касаясь, боясь причинить боль, несмотря на то, что на вид ране было не меньше месяца.

Люциан напряженно выдохнул.

Я вздрогнула, почувствовав, как в кабинете становится жарче. И повторила движение в обратную сторону. На миг остановилась на запястье, очертила выступающие вены и осторожно поднялась по ним вверх, как по дорожке.

— Лариана… — проговорил он, и голос его звучал неожиданно низко.

От горячих, немного рычащих ноток в ушах еще громче застучал пульс. В кровь плеснул огонь.

Дальше все получилось как-то само. Я приподняла его руку и вдруг коснулась губами самого центра ладони. Того места, где шрам был больше всего.

Люциан шумно выдохнул.

Под кожей словно взорвался фонтан искр. Время остановилось, растягивая мгновение в вечность, нарушаемую только бешеным биением в груди. В венах медленно закипала лава.

Я зажмурилась, надеясь, что не сгорю на месте от стыда за собственные действия и абсолютной невозможности остановиться. А затем приоткрыла рот и провела языком по алой линии.