Истые Галлюцинации - Маккенна Теренс - Страница 41

Вот какие застольные беседы вела наша приунывшая компания искателей приключений. Тогда нам казалось, что мы торчим в Ла Чоррере уже давным-давно.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ТАРЕЛКА, ПОЛНАЯ ТАЙН В которой мы готовимся к отъезду, я встречаю летающую тарелку, а по пути обратно в Беркли теории растут как грибы.

Одиннадцатого марта было полнолуние. После переполоха, который Деннис учинил с церковными колоколами, этот день прошел без особых событий - я хочу сказать, что вспомнить о нем особо нечего. Сам я по-прежнему пребывал в экстатическом состоянии полной уверенности, что все, что ни делается, только к лучшему, уверенности в том, что неведомое, с которым мы общаемся, вот-вот подтолкнет события к решающему концу.

На следующий день к вечеру из "речного дома" пришла Ив повидаться со мной. Она стала звать меня на реку, чтобы поужинать всем вместе. В ней чувствовалась напряженность, которая не миновала никого из нас. Сомнений не оставалось: происходящее подталкивало нас к самому пределу того, что мы были способны принять, не восстав против этой незримой силы. Когда мы вместе шли через выгон, атмосфера казалась еще более живой и активной, чем обычно, - облака стремительно множились, из леса наползал туман. Ив показала на юго-восток: там высоко в небе клубилась и вспухала зловещая черная масса. Мы остановились и стали наблюдать. Через несколько мгновений она стала похожа на огромное грибовидное облако - последствие ядерного взрыва. Зрелище было поразительное,, и Ив напомнила мне о том, что Деннис как-то сказал про Stropharia cubensis: это гриб в конце истории. Для него форма радиоактивного облака была физическим и биофизическим каламбуром, намеком на преобразующую способность строфарии и ее взрывное вторжение в историю человечества.

Мы продолжали наблюдать, и вдруг Ив тихо вскрикнула. Из клубящегося брюха облака вырвался сноп света. Да так и остался. Это не была вспышка молнии. Вряд ли это мог быть и солнечный луч, поскольку день клонился к вечеру и солнце находилось на западе, а туча на юго-востоке. Мы смотрели на него, наверное, около минуты. Потом он внезапно исчез. Ив была потрясена. Этот случай, даже больше, чем застывшая поверхность реки, принадлежал к разряду явлений, резко отличавшихся от всего того, что ей довелось пережить в Ла Чоррере.

Дойдя до костра, который уже горел в лагере у реки, мы узнали, что Ванесса побывала в миссии у отца Хозе Мария и там разговаривала по рации с местным пилотом, который унес от нас Дейва. Под влиянием уговоров Ванессы летчик согласился отнестись к нам как к терпящим бедствие и обещал вернуться через несколько дней, чтобы забрать нас отсюда. Такая перспектива мне ничуть не улыбалась. Я знал, что мы, чужаки, гринго, потеряем лицо в глазах местных жителей, стоит им только узнать, что мы срочно сматываемся, да еще самолетом. К тому же я не разделял уверенность Ванессы, что для возвращения к норме Деннису необходимо стать пациентом современных психиатров. Но делать было нечего. Ужинали мы в молчании, каждый был погружен в собственные думы.

На следующий день предстояло упаковать все снаряжение и перетащить его на берег: нужно было готовиться к отъезду, поскольку прилететь за нами могли в любое время, без дополнительного предупреждения. Итак, мы готовились вырваться из вихря Ла Чорреры.

Единственным забавным моментом в тот вечер был рассказ Ив. Она в лицах изображала, как Деннис, ускользнув от бдительной опеки Ванессы, посреди ночи улизнул из "речного дома" и, пробравшись в жилище колумбийских колонистов, тихонько устроился в уголке, где они, проснувшись, и обнаружили его, столь же незаметного, как какой-нибудь предмет обстановки. Когда Ив замолчала, невысказанные измерения ее истории вернулись и зашевелились в мыслях каждого из нас;

Следующий день был тринадцатое марта. От нашего лесного лагеря, благословенного места, где состоялось экспериментальное преображение, осталась одна оболочка. Все, что отличало его от десятков других витотских хижин, было сорвано и унесено, и он вернулся к своему прежнему безликому состоянию. Снаружи образовалась целая куча имущества: наша поспешная эвакуация по воздуху оставляла слишком мало места для снаряжения, и с собой мы смогли забрать только некоторые образцы растений и насекомых, камеры да записи эксперимента - вот и все. А то, что осталось, быстро станет добычей терпеливых витото, владельцев места, где состоялась наша экспериментальная встреча с гиперпространством.

Мы все собрались в "речном доме", готовые лететь, как только появится самолет. Казалось, все движется к развязке само, помимо нас. Мы плавали в реке, сидели на камнях, глядя в небо и слушая заливистые трели мелких земноводных. Так прошел день; даже Деннис утихомирился после того утреннего эпизода, когда он принялся методично выбрасывать из окна все, что было у него в комнате, и дошел до того, что чуть не отодрал оконную раму, чтобы вышвырнуть вслед за всем остальным.

Около четырех я лежал на берегу футах в двадцати от воды, размышляя о прогулке к реке, которую совершил два дня назад;

тогда каждый шаг, приближавший меня к воде, казалось, привносил в мысли все больше ритма и рифмы. Невесть откуда на память пришла старая кельтская поговорка, которую приводит Роберт Грейвс : "Поэзия творится на краю бегущей воды". Я был почти уверен: недавний случай у края воды имел к ней какое-то отношение, и задумался на эту тему. На берегу передо мной Ванесса с Ив занимались стиркой. Напротив, за рекой, вставал юго-восточный небосклон, на котором мы с Ив двадцать четыре часа назад видели облако, испускающее сноп света.

Поглядев в том же направлении, я заметил, как мне показалось сначала, блеклое основание радуги - место на небе, почти над самым горизонтом, слегка отсвечивающее всеми цветами спектра. Выждав несколько секунд, я позвал обеих женщин и спросил, видят ли они за рекой радугу. Обе бросили мимолетный взгляд через реку и сразу же заявили, что ничего не видят. Я не стал спорить и продолжал наблюдать за небом в том же месте. Я уже давно перестал навязывать свое мнение другим. Меня и так считали чокнутым - не то чтобы совсем рехнувшимся, но все же человеком, которому не стоит доверять и на которого нельзя положиться, и неудивительно: ведь я верил в такие странности. Это поневоле внушало подозрение.

Я все смотрел за реку и скоро обнаружил, что эффект усиливается. Это меня страшно заинтересовало. Казалось, в столь пасторальном обрамлении назревает какое-то великое откровение. Я продолжал наблюдать и увидел, что цвета становятся ярче и ярче; сам лук радуги так и не проявился, но в одном месте цвета виднелись совершенно отчетливо. Тут я снова задал женщинам вопрос, видят ли они за рекой радугу. Снова мимолетный взгляд... И что же? Моя взяла!

- Видим, видим. Только она не особо удалась, согласен?

Мгновение - и та гиперактивная часть моего воображения, которая вечно была занята поиском отгадок, ухватилась за эту деталь. Итак, сначала была туча, из которой выходил сноп света, а теперь в том же самом месте появилось пятно из спектральных цветов. Я остро ощущал: небесное око все ближе подбирается к моим мыслям и с удовлетворением наблюдает, как до меня постепенно доходит особое значение юго-восточного направления и необходимость сосредоточенно наблюдать именно за этой точкой. Учитель у меня в голове произнес: "Вот это место. А вот и знак. Поглядывай сюда".

Я не сказал никому ни слова, но твердо решил: хватит проводить бессонные ночи, как я это делал до сих пор, бродя по полям словно лиса-оборотень или занимаясь созерцанием у чорро. Лучше сидеть здесь, где кончается озеро и Игара-Парана продолжает свой неспешный бег. Здесь, на пристани, расположенной у подножия крутого глинистого откоса, семьюдесятью футами ниже "речного дома", сидеть всю ночь напролет и наблюдать.

Так я и просидел всю ночь, заново передумывая то, что с нами случилось. Казалось, сознание мое раздвоилось: оно уходило в прошлое, спускаясь по семейному генеалогическому древу, и одновременно устремлялось вперед, в будущее. Мне виделись все те годы, что ждали меня впереди. Виделся некий метод - следствие нынешнего контакта, виделись наши жизненные пути, их развитие во времени и в пространстве и, наконец, окончательное подтверждение, когда миру откроется истина о способности возникающих под действием строфарии. видений переносить нас в иные измерения и о том, как близки те миры, которые они распахивают перед нами. Ибо я уверовал в то, что человечество вступает в пору контакта с разумными и совершенно отличными от нас существами. Это выглядело так, будто из долгой ночи космического времени рождалось нечто абсолютно новое, неизведанное - миг контакта двух разумов, находящихся на совершенно разных уровнях.