Канцлер (СИ) - Курленёва Анастасия - Страница 8

- Уговор у нас с ней такой был, - отвечает.

Да, ну и на похороны кесаря мы ходили. Не хотел я поначалу идти, да хозяин подмигнул:

- Нужно ему последний долг чести отдать. Ты, главное, как к гробу подойдём, встань от меня слева и чуть впереди.

Приехали мы. Народу тьма, в очередь выстроились, как в базарный день за квасом. Подошёл и наш черёд. Встал я как уговорено. Хозяин лицо такое возвышенно-печальное сделал, к руке покойника наклонился, поцеловать будто, да только заметил я, как он тому под манжету платочек сунул. Приберёг, вишь, владельцу возвратить.

Камилла довольно долго молчала, переваривая рассказ, а потом спросила:

- Так ты, Рогнар, всю жизнь с Канцлером рядом, с самого его рождения?

- С самого, да не всю, - вздохнул Рогнар. - Лет шесть мальчонке было, когда меня из их дома попёрли. Много я где потом скитался, много чем заняться пытался, и в городе, и в деревне... а места своего не находил. Надумал вовсе в лес уйти, охотой жить. Да скоро на Лесное братство наткнулся. Мужик я крепкий, кулаками махать умею, к себе они меня звали, да я отказался. Я, может, и не святой, но не по мне это - душегубствами по лесам заниматься. Осерчали они, испугались, что я убежище их выдам. Навалились скопом, думал я, последний час мой пришёл. Да только схрон их и так стражникам известен оказался. То ли выследили, то ли правда сдал кто, того уж не ведаю. Пока они на меня наседали, тёпленькими и повязали. И меня за одно. «Попал я, - думаю, - из огня да в полымя. Отправят на виселицу со всеми до кучи». Привели нас в тюрьму. Офицер, что у них за главного был, посмотрел на меня пристально, пальцем ткнул.

- Этого, - говорит, - отдельно посадите, в пятую.

Ишь,  мыслю, глянулся я тебе. А ничего не попишешь, рожа у меня самая разбойничья, сам знаю. Ну да ладно. Камера, правда, ничего себе оказалась: сухая, да тёплая. Еды доброй дали. Поел я, выспался, да повеселел. Может, и не пора ещё помирать. И точно: назавтра заходят ко мне в камеру офицер тот самый и молодой барон. Не признал я его тогда - в детстве-то он заморышем был, а тут эдакий франт.

Повернулся он к офицеру.

- Спасибо, должок за мной.

- Да какие долги, - тот только рукой махнул. - Забирай, нет на нём ничего. Я его в камеру посадил, только чтоб тебя дождался. Разве вот что... решили мы с Эльзой пожениться осенью. Приходи шафером, так квиты будем.

- Хорошо, - говорит. - Буду.

А сам меня за собой манит, идём, мол. Вышли мы из тюрьмы, по городу шагаем.

- Что, - спрашивает, - Рогнар, не узнал меня?

- Звиняй, барин, богатым будешь.

Он усмехнулся только, перчатку белую с руки стянул, да как свистнет в два пальца, у меня аж в ушах зазвенело. Остановился я как вкопанный, гляжу на него во все глаза, а на них слёзы наворачиваются: сам я его свистеть учил, влетало нам обоим от баронессы за это.

- Где ж тебя признать, - говорю. - Ишь, какой вымахал. Я ж тебя дитём ещё горьким помнил, уж и не чаял, что судьба приведёт свидеться.

- От судьбы дождёшься. Сам я тебя искал, давно уже.

- Пошто ж искал? Али садовники нынче перевелись?

Посмотрел он на меня серьёзно так.

- Обижаешь, Рогнар. Я хоть и малой совсем был, а заботу твою век помнить буду. Сам я на ноги встал уже, так и хотел узнать, как у тебя сложилось. Вижу, что не идеально пока. Хочешь, иди ко мне жить.

- Что ж, - говорю, - оно бы можно, да только с матерью твоей у нас размолвка нешуточная вышла, вряд ли она мне обрадуется.

- На счёт этого не беспокойся. Я нынче сам себе хозяин. И жить в другом месте будем.

- Ну, коли так, то отчего бы и нет, - отвечаю.

Привёз он меня в «Дом на холме», Фердинанд с Мартой тут уже были, так с тех пор и живём. Ездил я с ним, раньше, бывало, и в страны заморские, много где побывали, а только теперь всё больше здесь.

- А из-за чего ты с баронессой поссорился? - поинтересовалась Камилла.

- Да из-за мальчонки и поссорился. Мать его окромя того, что благородной дамой, ещё и магичкой была знатной. Мальчика сразу после рождения мамкам-нянькам отдали, да те больше бароном интересовались, чем его сыном. А у ребёнка известно, то животик заболит, то зубки режутся, то ещё что. Бывало, орать начнёт, у баронессы от его крика голова разболится, она в окошко выглянет, рукой махнёт, и всё, прекратился плач. Малой лежит, надрывается, красный весь от натуги, а ни звука не слышно. Жалко мне его было. Своих-то детей не прижил, вот и ходил за ним. Когда молоком козьим покормлю, когда покачаю, когда вверх покидаю. Как подрос, в лес его таскать стал, ну и парень ко мне привязался, хвостом ходил. Мальчик он  толковый да любознательный был, на лету всё схватывал. Вот только к магии не шибко способный оказался. Вот он баронессе всё не ко двору и приходился: дурак, растяпа, бездарь, то повернулся не так, то одет небрежно, то ещё что. И за всё ему тычки да шлепки. И ладно бы сама била, а то магией всё, будто невидимый кто. Раз сказал он не к месту что-то, на три дня она на него молчание наложила. Прошло три дня, а он как молчал, так и молчит. С лошадями только разговаривал, да не словами, а так... постоит, морду ей погладит, повздыхает, ну и лошадь в него головой ткнётся, не печалься, мол, перемелется, мука будет. Птицы тоже к нему без боязни подходили, хищные особенно, ровно за своего считали. Барон охоту соколиную любил, так нарадоваться не мог на сына - сто очков вперёд любому сокольничему даст. Ну да не о том речь. Стал мальчишка на конюшню ночевать бегать. Мать как прознала, чуть дух из него не вышибла. Так он на другой день в лес удрал. Едва нашёл я его. А он упёрся, домой ни в какую возвращаться не хочет. И глаза заместо серых синими сделались. Пошёл я тогда к барону, говорю, так и так, сын он вам, али кто. Не дело, когда наследника фамилии до зверёнка дикого низведут. Барон так-то человек не злой был, только окромя баб да развлечений дела ему ни до чего особенно не было. Но тут проникся вроде, жене разнос устроил. Та к нему, конечно, подход имела, быстро поутихло у них там. Ну а меня, известно, в три шеи погнали. Мальчика, правда, в военный корпус учиться отправили. Мал он ещё был, да барон кого-то подмазал. Ходил я по-первости посмотреть на него через ограду. Несладко ему приходилось. Самые младшие года на три-четыре старше него были. Да и сам он диковатый да нелюдимый. Поколачивали его тоже. Он отбивался, конечно, да куда такой сопле-то. Потом смотрю, вроде проходить синяки стали-то. Это у них Фердинанд появился. Напел пацанам в уши про честь, благородство и защиту слабых. Малого под крыло взял. А там и я уже прочь из города подался.

Некоторое время они ехали молча, думая каждый о своём. Наконец Рогнар сказал:

- Я тут что подумал... хозяин рад тебе будет, не сомневайся. Только ежели у тебя новости какие огорчительные, при себе попридержи пока. И про болезнь не расспрашивай, Вартек не велел.

- Хорошо,- кротко отозвалась Камилла.

Рогнар посмотрел на неё и усмехнулся в бороду.

- А самой-то любопытно? Я б рассказал, да и мы толком не знаем, что с ним приключилось. Поехал в лес кататься, как обычно. Он, бывает, сутками пропадает. Но тут к ужину быть обещался. Кайл пришёл, дела у них в башне были какие-то. А хозяина всё нет. Буря снежная налетела ниоткуда: вот только небо чистое было, а уже метёт. Забеспокоились мы маленько. Кайл по камню его вызывал, да и я тоже - глухо. Кайл и просто сигнал отследить пытался, определить, далеко ли, да в какой стороне искать. Тоже не получилось. Буря, говорит, странная какая-то, будто эхо создаёт, сигнал со всех сторон сразу. Мы к Наине. Она с погодой управляться мастерица. Поколдовала немного, да и говорит, что буря и впрямь магическая и очень сильная, ей не одолеть, да она и пробовать не будет, потому как её вроде сам Ламберт и вызвал. Тут уж и вовсе тревожно нам стало. Искать надо идти. А как тут сунешься? Ветер такой, что даже меня с ног сносит, собственной вытянутой руки не видно. На то только надежда была, что хозяин в одной из избушек схоронился. Решили окончания бури ждать. Не вечно же ей бушевать. Больше суток прождали. На вызовы хозяин так и не ответил, но от камня его Кайл сигнал поймал. А в лесу бурелома... продирались всё-таки. Только чем дальше идём, тем больше мальчик бледнеет - вовсе не от сторожки моей сигнал шёл. Остановился он, наконец, на сугроб показывает - здесь, мол. Раскидали снег, а там, точно, медальон хозяйский лежит, одежды обрывки, кровь тоже. Наина в слёзы и к Кайлу на грудь, он её по голове гладит, а у самого в лице ни кровинки. Я ему говорю: «Вези девку домой, успокой как-нибудь. Хозяина так просто не возьмёшь. Не с костями его сожрали-то. И крови не сказать, чтобы много. Найдём». Он кивнул, Наину на своего коня посадил, да поехал. А мы с Фердинандом дальше пошли искать. Только что тут сыщешь. Следы, если какие и были, бурей начисто замело, буреломом завалило. Смеркаться уже начало, когда подлетел ко мне ворон. Здоровенный такой, часто я его с хозяином видел. Он и по-человечьи болтать маленько выучился, да тут встрёпанный, недовольный, от возмущения слова людские позабыл все, каркает только. Но направление указал. А там мы уж и отблеск костра увидели вон на том холме. Мы туда как лоси ломанулись - напролом, Фердинанд головнёй горящей по лбу получил, да и я едва отмахнулся. Выскочил на поляну, там лошадь лежит, нога в лубке, костры по кругу горят, хозяин уже новой головнёй замахивается, сам, правда, едва на ногах стоит. Узнал он меня, расхохотался дико как-то, полено хоть бросил.