Чудовище (ЛП) - Коллектив авторов - Страница 55

Иногда, сидя в саду, я воображал, что слышу пение Беллами, как бывало в наши юные годы. Сначала она напевала, лежа на одеяле в центре лабиринта, а потом эти напевы превратились в чудесные мелодии, которые улетали в небо и заставляли воздух расцветать. Иногда ее песни даже помогали моим родителям решиться присоединиться к нам. Сегодня, когда я ощущал себя особенно одиноко и потерянно, я смог бы поклясться, что слышу ее в центре лабиринта. Ее голос так реалистично проникал в мой разум и уши, что я пошел искать.

Я проходил через этот лабиринт сотни раз на протяжении всего детства и юности. Знал, как входить и выходить сонным, в темноте и даже с закрытыми глазами. Но в тот день, следуя голосу, который был в моей голове, я заблудился. Как будто лабиринт изменился, или, может быть, изменился я. Я был другим человеком, не таким, как раньше. Вернулся домой, с трудностями и проблемами, с которыми мне пришлось столкнуться. Теперь я был человеком, которому отец доверил свою компанию, и тем, кто дважды разбил ей сердце. И все же голос Беллами дразнил меня. Я шел в одном направлении, а потом вдруг услышал его с другой стороны. Так я и бродил, пока звук не затих и я не упал на землю у стены.

Кожа моя была покрыта потом, рубашка намокла и прилипла к телу, обрисовывая мышцы. Я устал от бега по кругу. Но сильнее всего ощущалась усталость, которая накопилась за прошедшие две недели. Выяснить, что умер отец, взять на себя все его обязанности... это было слишком. Добавим тот факт, что Беллами почти стала женой того злобного идиота — что само по себе ужасно. И она все еще потеряна для меня, ведь то, что Престон уехал, не значит, что она вернется ко мне, не так ли?

Во всяком случае, полагаю, она возненавидела меня еще больше.

В углу раздался слабый гул, и я поднял голову, чтобы определить его источник.

Повернувшись к одной из стен, я увидел любовь всей своей жизни. Самую прекрасную девушку, которую когда-либо знал. Она выглядела слишком ошеломляющей, ее тело и лицо являлись чистым совершенством. Но самым замечательным было ее золотое сердце — то, которое я разбил когда-то, оно буквально заставляло Беллами сиять. Это сияние было во всем: в улыбке, которая гипнотизировала меня; в поцелуях, вкус которых я все еще ощущал; в том, как она подошла и молча опустилась рядом со мной на колени.

Она подобрала свое голубое платье и свернулась возле меня калачиком, а я мог только смотреть на нее. Принять ее. Выжечь ее образ в собственном разуме, уничтожая мысли о том, что Беллами не более чем часть воображения.

— Ты действительно здесь? — прошептал я.

Кивнув, она сжала губы. Я хорошо знал Беллами, чтобы понять, что она хочет что-то сказать. В уголках ее глаз появилась влага, а губы зашевелились так, что на щеках Беллами то появлялись, то исчезали ямочки. Но какие слова она хотела произнести? Освободят ли они меня от внутренней пустоты, которую я ощущал с тех пор, как отпустил ее? Или разорвут на части все то, что осталось от моей души?

Не осознавая этого, я держал в руках розу. Одну из тех, которые подрезал, работая в саду, когда услышал ее голос. Должно быть, я случайно сорвал ее со стены. Кончики пальцев были покрыты каплями засохшей крови, которые темнели в углублениях тонких линий папиллярного узора. Мне всегда нравилось ухаживать за розами, потому что они были великолепны, и Беллами их любила. Но они также были адски колючими и изменчивыми, напоминая нам о том, что все хорошее имеет свою цену. Их жизнь была красивой, но сложной. И очень напоминала человеческую.

— Неделю назад все выглядело по-другому. Твоя мама была занята, — сказала она, нежно касаясь розы в моих руках.

На мгновение задержавшись, она коснулась моей руки. Продолжив скользить ладонью по предплечью, Беллами наконец коснулась моего лица.

Она всегда так меня касалась. Будто я был таким же маленьким, даже когда вырос. Как принцесса, которая любит Чудовище, считая, что оно этого достойно. Я был ее грубой стороной, а она — моей нежностью, и мы оба составляли части одного целого.

— Да, — кивнул я, совершенно неуверенный, как действовать дальше.

Мои действия казались неловкими, когда она была рядом со мной. Испытывать боль, проявляя к ней дружелюбие? Или быть жестоким и отдалиться? Я не мог определить меру, не мог понять, как именно относиться к ней, учитывая, что выгнал жениха Беллами из города. Но она сама никогда не колебалась. Для нее было все естественно. Она убрала ладонь от моего лица и схватила за руку. Обернув свои нежные пальцы вокруг моих, она сжала меня еще плотнее.

Перевернув мою руку в своей руке, она посмотрела на линии и улыбнулась. Что-то в изгибе ее губ заставило меня ощутить смущение и желание. Я хотел поцеловать ее, сказать, что был дураком, потому что причинил ей боль и позволил себе уйти. Но в уголке ее губ было нечто еще, какое-то тайное знание.

— Можно я кое-что спрошу? — Она посмотрела на меня своими сапфировыми глазами.

— Что угодно, — сглотнул я, хотя во рту все пересохло.

Я все еще не мог поверить в то, что она рядом.

— Почему ты уехал? И на этот раз скажи мне правду.

Покачав головой, я начал:

— Я же говорил...

— Вранье... Ты рассказал мне сплошную ложь, Олли. Я хочу знать настоящую причину. Хочу знать правду, думаю, я заслужила. Ты так не думаешь?

Голос ее звучал так мягко, практически безмятежно, но в нем была такая сила. Как и всегда. Она была командующим моего сердца.

— Беллами. — Я попытался отстраниться, но она сжала мою руку сильнее, прижав к себе, что навевало массу воспоминаний.

В такой же ситуации мы были много лет назад, в этом же саду.

— Скажи мне, — прошептала она.

— Это сложно. Я уехал потому, что не хотел, чтобы ты пострадала.

— Я пострадала, потому что ты уехал. Это практически уничтожило меня. Но тот факт, что ты даже сейчас заботишься обо мне, настолько, что сказал Престону проваливать из города, говорит мне, что в твоей истории есть кое-что еще, любимый.

Любимый. Мы не назвали так друг друга с тех пор, как были подростками. Думает ли она обо мне как о своем, как и я, когда называл ее моей?

Наши взгляды столкнулись в немом вопросе.

— Да, Олли. Ты все еще единственный, кого я люблю. Так что, пожалуйста, не мог бы ты сказать мне правду? И мы сможем отпустить эту боль из сердца.

Уговаривая меня открыть все тайны, Беллами сжала мою руку. Но что она сказала бы, если бы узнала?

— А что, если это только увеличит боль, Беллами?

Она улыбнулась со слезами на глазах и покачала головой.

— Вряд ли. Ведь я знаю, что я в твоем сердце, и знаю, что ты сделал все, что мог. Вот почему я здесь с тобой сейчас... после всех этих лет.

Я вздохнул, выпустив все эмоции одним звуком, и, отвернувшись, словно трус, начал:

— Помнишь тот фестиваль, куда мы ходили в старшей школе, на котором мы встретили гадалку?

— Предсказательницу, — цинично рассмеялась она, — я знала. Всегда подозревала, что в тот день что-то случилось, потому что именно тогда ты начал отдаляться. Ты перестал обнимать меня, как раньше, будто я совершенно хрупкая. Будто ты уже меня покинул.

Я кивнул, а мои щеки окрасились краской стыда.

— Так что она тебе сказала? Это должно было быть нечто серьезное, чтобы вести себя так решительно. Что-то, заставившее тебя украсть массу времени у нас обоих.

— Сначала ее слова казались глупыми. Типичные слова гадалки по руке. Даже без оплаты услуг. — Я покачал головой. — Но потом она начала говорить о вещах слишком личных. О том, что я попаду во все учебные заведения, в которые подавал запрос. Что буду успешен во всем, чего хочу достичь. Сказала, что ты — любовь всей моей жизни и всегда ей будешь. Что станешь королевой бала и будешь произносить речь для выпускников, и что после этого сильно заболеет твоя мать, и умрет перед самым вручением дипломов. И что если я останусь с тобой, ты тоже увянешь, как роза, прямо на моих глазах. Когда слова о популярности и речи сбылись, а потом заболела и так быстро ушла из жизни твоя мама — это меня ужасно напугало. Я решил, что если даже стану злодеем, но ты выживешь, тогда это того стоит. Не важно, насколько смешно это выглядит. Вот так я стал говнюком. Я был жесток с тобой, не находился рядом, когда должен был, но делал это только для того, чтобы ты жила.