Чудовище (ЛП) - Коллектив авторов - Страница 27

— Когда-то мы были счастливой семьей, и я смотрел на мир сквозь розовые очки, потому что не знал одного-единственного секрета. Секрета, скрывающего мамин грех. Но даже после этого я был в их семье, в той жизни, которую они строили. Но я не ценил этого. Хотелось бы мне осознать это раньше. Несмотря на то, что во мне текла кровь чужого человека, я был всецело их сыном и братом, потому что они любили меня, а я любил их.

Рис прижимает меня к себе — его руки, обнимающие мою талию, дрожат. Я хочу, чтобы он понял: он совершил ошибку, но это нормально. Все мы люди, и всем нам свойственно ошибаться. Мы что-то портим. Совершаем глупости. Боремся. И иногда эта борьба происходит оттого, что мы хотим, чтобы кто-то другой ненавидел нас так же, как сами мы себя ненавидим. Но слова застревают в моем горле. Его тело дрожит, а дыхание, касающееся моей шеи, горячее и влажное.

Я больше не могу этого вынести. Переворачиваюсь в его объятиях, обхватываю лицо ладонями и пальцами касаюсь слез, струящихся по его щекам. Его шоколадного цвета глаза прикованы ко мне, руки крепче сжимают талию, удерживая нас вместе.

Только сейчас я понимаю, что лежу на нем. Эта поза еще более интимная, но мы не совершаем ни одного движения, чтобы изменить ее.

Я облизываю губы.

Он переводит взгляд на мой рот.

— Ты не можешь поцеловать меня, — шепчет он.

— Я и не собираюсь, — отвечаю я так же тихо.

Рис кивает, но взгляд сосредоточен на моих приоткрытых губах, пока он приподнимается и садится ровнее, вынуждая меня выгнуть спину. Наши тела прижаты друг к другу, и у меня под кожей вибрируют электрические разряды, когда пальцами он скользит по моей спине.

— Не бывает людей полностью хороших или полностью плохих. В каждом живут красавица и чудовище — в нас поровну от того и другого. Мне бы хотелось, чтобы я понял это раньше. И тогда, возможно, я все еще был бы здесь. — Рис заправляет волосы мне за ухо. — Возможно, я был бы здесь с тобой.

— Ты уже здесь.

Он опускает взгляд, и тени от его длинных ресниц трепещут на щеках.

— Нет, меня нет. — Наши взгляды встречаются, и в его глазах я вижу тоску. — Не так, как хотел бы. Я холодный. Бестелесный. Я не настоящий.

Мое дыхание сбивается, и я отвечаю:

— Для меня ты реален.

— Разве это может стать реальностью только потому, что один-единственный человек в это верит?

— Может. Если верит тот самый человек.

Его кадык дергается, когда он сглатывает комок эмоций, борясь с тоской по своей семье, своей жизни и тому, что у него могло быть.

— Джайдин, не отказывайся от своей семьи, как это сделал я.

Пробивающееся сквозь жалюзи солнце слепит мне глаза. После нескольких неудачных попыток, мне наконец-то удается нащупать шнурок и повернуть их, погружая комнату в тень. Несмотря на то, что свет стал тусклым, мой мозг все-таки проснулся. Я приподнимаюсь, пока не упираюсь в спинку кровати, и протираю глаза, пытаясь собраться с мыслями. Воспоминания о прошлой ночи размыты. Глаза болят от недостатка сна. И тут меня осеняет.

Рис.

Его нигде не видно. Снова нащупываю шнурок жалюзи, и солнце опять заливает комнату, ослепляя меня на мгновение. Фокусирую зрение. Риса нет. Отодвигаю стопки книг, стоящие рядом с кроватью, и заглядываю под нее. Там тоже нет. Подбегаю к шкафу и открываю дверцу, но меня приветствует лишь собственная одежда, плавно раскачивающаяся на вешалках от моих резких движений.

Дверь в спальню открывается, и я вздрагиваю от скрипа петель, заставшего меня врасплох. В дверном проеме стоит Рис, его брови сведены, в глазах беспокойство, но я качаю головой, и на моем лице появляется улыбка.

Он здесь.

Он все еще здесь.

И он помнит меня.

Мы не знали, что произойдет утром. Это его первый опыт в качестве призрака. И мое первое общение и дружба с призраком. Мы не знали, есть ли тут какие-то правила или принципы. А вдруг ему можно выходить только по ночам? Или нельзя долгое время быть вне своей могилы.

Я подхожу к нему, чувствуя волнение и облегчение одновременно, и обнимаю его. Он по-прежнему ощутим. По крайней мере, для меня.

Рис медленно поднимает руки, обнимает меня и шепчет:

— Я все еще здесь.

Я киваю, но от этого внутренняя дрожь не становится меньше. Меня поражает, насколько сильно я боюсь потерять его. Но разве он уже не потерян? Я не хочу думать об этом. Не могу. Он здесь, а остальное не имеет значения.

Все еще прижимаясь к нему, я спрашиваю:

— Куда ты ходил?

— Я хотел проверить твою маму. — Я поднимаю на него взгляд, шокированная его заявлением, но он пожимает плечами и продолжает: — Приятно находиться рядом с живыми. Я хочу впитать это все. Мир. Твой мир. Тебя.

Мои щеки вспыхивают, и я снова прячу взволнованное выражение своего лица на его груди, прижимаясь ближе. Рис смотрит на порушенные стопки книг на полу, а затем на меня, ожидая объяснений. Я смущенно пожимаю плечами. Не хочу сознаваться, что искала его под кроватью, но расползающаяся по его лицу широкая улыбка говорит мне, что он и так это понял.

— Ты думала, что я прячусь под кроватью?

— Откуда мне знать, куда утром деваются призраки. Там темно.

Он откидывает голову и смеется этим своим грудным смехом.

— Я призрак, а не вампир.

Я снова пожимаю плечами. Он не должен винить меня, и его теплая нежная улыбка, проникающая в меня, говорит мне, что он этого и не делает. Я прошу Риса остаться в моей комнате, пока бегу в душ, чтобы привести себя в порядок. Схватив свои домашние шорты и майку, я оставляю его. От одной мысли о том, что в моей спальне парень, мои мышцы сжимаются. Мне нужно быстро привести себя в божеский вид. Через холл я тихонько пробираюсь в ванную и включаю воду. Моя мать крепко спит, пока я моюсь, натягиваю одежду, собираю влажные волосы в небрежный пучок и крашу ресницы тушью. К моменту возвращения в свою комнату болезненное напряжение моих мышц уходит.

Рис бродит по спальне, и я сажусь на кровать. Смотрю на него и чувствую, как набухает грудь, а губы приоткрываются в предвкушении. Он прикасается к одежде в моем шкафу, но не столько смотрит, сколько ощупывает ее. Осматривает книжную полку, заставленную разными безделушками и книгами. Выбирает пару из них — только для того, чтобы полистать страницы и поставить на место. А затем он переводит взгляд на меня.

Через мгновение Рис уже в противоположной стороне комнаты. А еще через секунду он уже передо мной, опирается руками в кровать по бокам от меня. Его лицо в сантиметре от моего. Набравшись смелости, я встречаю его взгляд и читаю в нем вопрос. Тот, который он не решается задать.

— Что? — спрашиваю я хриплым от волнения голосом.

Он осматривает мое лицо и тело, которое тут же нагревается под его взглядом, но я не отстраняюсь. И даже придвигаюсь ближе.

— Ты прекрасна, — шепчет он. Его дыхание щекочет шею, и большим пальцем он круговыми движениями ласкает мое бедро. — У тебя нет фотографий?

— Хм-м. — Я поднимаю голову, не осознавая до сих пор, что закрыла глаза и растворилась в этом моменте.

Он понимающе ухмыляется и повторяет вопрос:

— У тебя нет фотографий? — и кивает в сторону книжной полки.

Я качаю головой. Что мне сказать? Мама не является моим самым горячим поклонником. Несмотря на то, что в школе говорят мне быть самой собой, никто не пожелал стать моим другом после слухов, распущенных моей матерью. Теперь это уже не слухи. Теперь это холодные, упрямые факты.

Даже собственная мать ненавидит ее. Говорит, что она ведьма, как и ее отец. Она злая.

Может, так и есть. Я буду первой, кто признает, что в моих венах течет тьма.

— О чем ты думаешь? — Голос Риса возвращает меня к реальности.

— Ни о чем.

Он прижимает ладонь к моей щеке, подталкивая ближе, пока его дыхание не касается моего лица.

— Скажи мне, — умоляет он.

Глядя на него, трудно понять, зачем он хочет узнать эту одну простую вещь. Единственное, чего бы мне не хотелось, чтобы он знал. Одно дело наблюдать, как ко мне относится мать, но другое дело знать, что весь мир считает так же.