Чудовище (ЛП) - Коллектив авторов - Страница 25

— Ты не пойдешь со мной? — кричу я.

Уголки его губ приподнимаются, и через секунду он уже стоит передо мной.

— До тех пор, пока ты этого хочешь.

Рис останавливается напротив кофейни на углу в нескольких кварталах от моего дома. Развернувшись на пятках, я останавливаюсь рядом с ним. Он смотрит внутрь. Кафе закрыто. Свет выключен, стулья задвинуты, пол идеально чистый. Этой ночью в городе царит безмолвие. Тишину мира нарушают только звуки нашего дыхания.

Я перевожу взгляд на отражение Риса в стекле витрины. Он кривит рот в отвращении, его глаза кажутся пылающими в свете висящего над нами фонаря. Вздрогнув, я поворачиваюсь к нему.

— Ты в порядке?

Не глядя мне в глаза, он кивает. Его губы крепко сжаты, брови сведены в линию, ноздри раздуваются.

— Здесь все началось, — говорит он тихо, но меня поражает, какой яростью наполнен его голос.

Он был застрелен — я помню то ощущение жгучего проникновения в мою грудь — но в кафе? Я что-то упустила. Он смотрит на меня и коротко улыбается, но эта улыбка с примесью злобы.

— Нет, я умер не здесь, хотя мог бы. — Он последний раз окидывает взглядом кафе и выходит на дорогу. В маленьком городке ночью на дорогах спокойно, поэтому я не удерживаю его.

Его гнев виден в том, как он сжимает и разжимает кулаки, после чего вцепляется пальцами себе в волосы. Он останавливается у желтой разделительной линии, поднимает голову к небу и издает крик, исполненный такой яростью, что каждый волосок на моем теле встает дыбом.

Инстинктивно я прижимаю одну руку к груди, а другую ко рту, чтобы заглушить любые стоны боли. Его мучения впиваются в меня жаркими осколками боли, а перед глазами мелькают вспышки света. Белый. Черный. Белый. Я не хочу мешать этому его моменту, хотя, чем сильнее его отчаяние, тем сильнее становятся ощущения в моей груди. Всю свою муку Рис вкладывает в эти напряженные крики. Слезы струятся по его щекам, но он не смахивает их.

Мне хочется подбежать к нему, обнять и сказать, что все будет хорошо. Но я не могу этого знать. Я не знаю, что произошло с Рисом. Все, что мне известно — это то, что он притягивает меня, словно яркая вспышка света в самой темной ночи, и я сделаю все, чтобы добраться до нее. За исключением того, что боль его смерти заставляет меня сгибаться пополам, пока он криками пронзает тишину ночи. Словно дает понять каждому, кто может услышать его, что ему все еще больно.

В здании через дорогу включается свет. Я не думаю. Я просто двигаюсь. Заставив свое тело разогнуться, я выбегаю на дорогу и врезаюсь в Риса с такой силой, что он, пошатнувшись, падает на дорогу, а я сверху на него. Его глаза широко открыты — то ли от беспокойства, то ли от любопытства, то ли от всего этого вместе. Мой взгляд прикован к светящемуся окну в здании напротив в ожидании, что кто-то выйдет оттуда посмотреть, что происходит.

— Что…

— Ш-ш-ш. — Я прижимаю ладонь ко рту Риса. Его губы растягиваются в ухмылку под моей рукой, а тело подо мной расслабляется. Его руки находятся на моей талии, и мое тело напрягается от такой опасной близости. Я постепенно опускаю взгляд на него и убираю руку, открывая его потрясающую улыбку.

— Что ты сделала? — спрашивает он, и в глазах его пляшут искорки удивления.

Смущенная, я слезаю с него, освобождаясь от его головокружительных объятий.

— Я спасла нас от того, что кто-нибудь вызвал бы полицию, Мистер Кричащий На Улице, как оперная прима, — шепчу я и шлепаю его по руке.

Он усмехается, потирая место удара, словно самый счастливый парень на земле.

— Они не могут меня слышать.

Я качаю головой, указывая на здание.

— Но там зажегся свет…

— Возможно, кто-то решил выпить воды или проснулся от плохого сна.

Звучит правдоподобно, но его крики отчетливо звучали в тишине ночи. Рис замечает мое растерянное выражение лица, поэтому тут же добавляет совершенно серьезно:

— Они не могут слышать мертвых, Джайдин.

От этой его фразы меня пробирает озноб — я представляю, как одиноко чувствуют себя мертвые. А еще думаю, что, возможно, он кричал не от боли. Возможно, он кричал, желая быть услышанным. Я задаю ему этот вопрос, но он переводит взгляд на пустую кофейню, и я понимаю, что это правда.

Рис поднимается с земли и поправляет рубашку.

— Мы здесь не из-за меня.

Его волосы торчат в разные стороны, но, кажется, ему все равно. Он просто еще раз приглаживает их рукой и поворачивается ко мне лицом.

— Просто скажи мне. Что ты сделала?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты не можешь коснуться меня, не говоря уже о том, чтобы вот так толкнуть.

— Я ничего не делала. Подумала, что тебя могут услышать, поэтому побежала.

С минуту он просто смотрит на меня, словно решает, верить или нет, но потом указывает на улицу.

— Нам туда?

Я киваю и веду его к своему дому. Это всего лишь несколько кварталов, и мы добираемся быстрее, чем я ожидала. Свет выключен. Мать, скорее всего, валяется на диване с очередной бутылкой какого-нибудь ликера. Я молюсь, чтобы не с водкой. После водки она совсем невыносима.

Как можно тише мы входим в темный дом. Как только Рис входит, я закрываю дверь на замок. Три замка. Ключ, засов и цепочка. Мать лежит на животе на диване. Единственный источник света — мерцающий экран телевизора. Я подхожу, чтобы укрыть ее одеялом, висящим на спинке дивана, тянусь к пульту, и в свете телевизионного экрана вижу валяющуюся на полу пустую бутылку из-под водки.

Отлично.

Я выключаю телевизор и жестом показываю Рису следовать за мной по коридору в комнату. Мы тихонько доходим до угла, поворачиваем в коридор, и тут скрипит половица. Замерев с широко открытыми глазами, мы в ожидании слушаем, проснется ли моя мать. Через мгновение с дивана доносится стон, после чего мать снова затихает. Я подталкиваю Риса вперед по коридору, и мой страх растет от возможности того, что мать проснется и увидит меня — вернувшуюся в ее дом, в ее жизнь. Поворачивая вслед за Рисом в комнату, я случайно врезаюсь ногой в дверь, отчего она ударяется о стену. Мы снова замираем. На этот раз мать просыпается.

— Кто там? — спрашивает она хриплым ото сна голосом, с грохотом скатываясь с дивана.

Мы слушаем ее возню, после чего она начинает ползти в холл. Часть меня хочет помочь ей, но другая часть — более сильная и более напуганная — заставляет застыть на месте. Добравшись до входа в холл, мать включает свет. Мы с Рисом сжимаемся, пока она, сощурив глаза, пытается сфокусировать зрение. Из-за яркого света и воздействия алкоголя это занимает у нее минуту, но она, наконец, узнает меня, и я слышу ее слабый голос:

— Джайдин?

Несколько раз сглотнув, я отвечаю:

— Да, мама. Это я.

Она озирается, и ее тело начинает сотрясать дрожь.

— Где он? — шепчет она.

Я напрягаюсь и смотрю на Риса. В недоумении сдвинув брови, он выходит в холл из-за моей спины, показывая себя, но мать его не видит.

— Где он? Он пришел с тобой? — Она бросается к двери, проверяя первый замок, второй, третий. Удовлетворившись, она отодвигает занавеску и осматривает улицу, а затем задает тот же вопрос: — Где он?

Вздохнув, я спрашиваю:

— Кто ОН, мам?

— Ты знаешь, кто! Где он? — Она начинает кричать и почти задыхается от охватившей ее паники. — Где он? Ты, маленькая сучка! Ты привела его сюда, не так ли? Да? — Прежде чем я успеваю среагировать, она поднимает руку в воздух. Пощечина звонкая и резкая, аж в ухе звенит от удара ее ладони. Встретившись с матерью взглядом, я не нахожу в ее глазах сожаления. Только страх и ненависть.

— Что я тебе сделала? — кричу я ей.

Вцепившись пальцами в волосы, она отворачивается и рычит:

— Ты просто похожа на него.

Осознание этого накрывает меня. Мой отец. Конечно, она хочет убедиться, что именно его я не привела сюда. У него тоже есть способности, как и у меня. Захлопнув дверь спальни, я смотрю на Риса. Он развалился на моей кровати. Смотрится хорошо, но картинка становится размытой из-за навернувшихся слез. Глотать становится больно. Больно оттого, что она моя мать. Больно, что Рис стал свидетелем этой сцены. Мои глаза наполняются слезами, в груди все сжимается, лицо пылает. Рис похлопывает по месту на кровати рядом с собой, и я забираюсь туда. Он поднимает руку, и я прижимаюсь к его холодному телу, укрывая нас двоих одеялом. Со странным спокойствием мы слушаем, как моя мать шныряет по дому, бросаясь вещами. Я вздрагиваю всем телом, когда очередной предмет, пролетев по коридору, ударяется в мою дверь. Но она никогда не входит. Рис кладет ладонь мне на щеку, но его прикосновение легкое, словно перышко, едва ощутимое. Он гладит мою скулу, нос, подбородок. Это успокаивает и облегчает жжение на щеке, оставленное ладонью матери.