Византия сражается - Муркок Майкл Джон - Страница 86
- Предыдущая
- 86/117
- Следующая
Я обрадовался, что мы еще не достигли территории, управляемой печально известным батькой Махно, который, предположительно, сражался на стороне большевиков, но приобрел дурную славу из-за бесконечных предательств. Он в одиночку едва не разбил националистов под Екатеринославом в ноябре.
Людей Григорьева оказалось немного; они выстроились так, чтобы останавливать любой проходящий поезд. Пассажиры начали утверждать, что над локомотивом висел красный флаг. Гайдамаки уверяли, что просто ошиблись. Националисты тоже не умели действовать честно.
Появился смуглый предводитель нападавших – жирный грубый человек с тяжелыми черными бровями, одетый в темный кафтан с патронташами, подпоясанный красным кушаком, папаху, французские армейские брюки и сапоги. При себе он имел два маузера, разнообразные ножи и, конечно, казачью саблю. Мужчина зловеще помахивал нагайкой. Подобно всем казакам, он знал ценность этого орудия, вызывающего ужас. Им можно было убить. Злодей наслаждался своей властью. Я начал думать, что лучше бы было остаться у чекистов.
Главарь остановился, приблизившись ко мне, – я именно этого и ждал. Он с некоторым интересом осмотрел мою приличную одежду. Брюки промокли до коленей, и на мне все еще оставались капли крови Маруси Кирилловны.
– Что в чемодане? – надменно спросил он. – Золото?
– Конечно, нет. Я здесь по делам партии.
– Из Москвы?
– Из Киева.
– В Москве теперь все жиды. – Он задумчиво поглаживал свою нагайку.
Я кивнул.
– И в Киеве. Вот что мне не нравится. Выходит, мы помогаем жидам. – Он отвернулся от меня с отвращением и, как будто рассчитывая на поддержку, посмотрел на испуганных крестьян. – Куда едете?
– В Одессу… – начал я.
Он снова обернулся ко мне:
– Я с ними говорю. Куда едете?
Крестьяне хором произнесли названия различных городов и поселков. Он сдвинул тяжелые брови.
– Хватит! – Он указал нагайкой на явных евреев, включая двоих в ермолках, и приказал им выйти вперед. Они протолкались сквозь толпу и остановились. Казалось, надежды у них не осталось.
– Все остальные – обратно в вагон, – произнес он.
Я начал снова подниматься по лестнице, но дальше прозвучало: «Не ты!» и «Назад!». Я почувствовал нарастающее раздражение.
– Не стоит этого делать, товарищ.
– Ты чертов большевистский жид.
Двойное оскорбление меня возмутило.
– Моя фамилия – Пятницкий. Я инженер.
– Как тебя зовут на самом деле?
– У меня есть паспорт, – ответил я, положил перед ним чемодан, распахнул его, достал свои запасные документы и протянул их собеседнику.
Он бросил на меня злобный взгляд, и я догадался: он не умел читать. Но поднес бумаги к самому носу, медленно изучая их. Он засунул их в рукав, тщательнее всего рассмотрев фотографию.
– Пятницкий. Это русская фамилия.
– Ничего не могу с этим поделать, товарищ. Я работаю в интересах Украины.
– Помогаешь националистам?
– Мне не важно, как их называют. Я пытаюсь освободить Украину от всех иностранцев.
– Включая жидов?
– Естественно.
– Тогда ты тоже предатель.
– Я не еврей.
– Наверное, среди большевиков ты такой один.
– Могу я вернуться в вагон?
– Почему они тоже не вышли из вагона? – Он оглядел окна.
– Мы – люди партии.
– Жиды, едущие домой в Одессу. – Он ударил по стеклу нагайкой. Стекло раскололось. Он рассмеялся. – Вперед, товарищи. Все вон. В снег вместе с пролетариатом.
Большевики не вышли. В конце концов бандиты забрались в вагон и вытолкали всех наружу. Люди сбились в группы, как нахохлившиеся цыплята. Они спрятали револьверы в карманы и сумки. Многие спорили. Некоторые показывали пропуска и удостоверения. Они шумели гораздо громче, чем все остальные пассажиры поезда.
– Заткнитесь! – крикнул наш враг. – Сколько у вас денег?
– Денег? – Это, кажется, произнес Потаки. – Нет никаких денег.
– Чертовы красные жиды. Золото!
– Погромщики! – выкрикнула изможденная женщина, кутавшаяся в косынку. – Вы перебили здесь половину людей. Трупы повсюду. Вы убили девочку!
– Мы привыкли убивать, дамочка. Это для нас обычное дело.
– Троцкий обо всем узнает, – сказал кто-то из пассажиров.
– Тогда Троцкий узнает, как мы на Украине относимся к жидам. Мы не работаем на жидов, красных, белых, зеленых или желтых. Мы уже их достаточно навидались.
– Антисемит, невежда, капиталист…
– Совершенно согласен, товарищ. Григорьев борется с вашими господами, потому что это ему выгодно. Он избавляется от землевладельцев. Вы думаете, что используете нас. Нет: мы используем вас. – Он взмахнул нагайкой. Плеть просвистела над головой женщины.
Она зарыдала, у нее свело дыхание:
– Ты ублюдок!
– Нам нужно золото и припасы. Нам их обещал Антонов. Где все это?
– Все в следующем составе, – сказал я. – В специальном поезде.
– Откуда ты знаешь?
– Мы говорили о вашем грузе накануне моего отъезда. Все знали, что это срочно.
– Поезд пойдет по этой линии?
– Следом за нами.
– Верно. – Кто-то догадался о моих намерениях. – Он будет здесь через полчаса.
– Хорошо, – сказал казак. – Мы подождем.
– Может случиться авария, – заметил я.
– Прекрасно. Тогда мы будем уверены, что поезд остановится, не так ли?
– Вы нарушаете договор, – сказал Потаки. – Вы лишитесь нашей поддержки.
– Мы и без нее прекрасно справлялись. Нам немедленно нужны поставки продовольствия и боеприпасов. К весне мы могли бы уже оказаться в Москве. – Казака переполняла какая-то провинциальная гордость – еще бы, он одержал несколько мелких побед.
Он походил на тех викингов, которые напали на город на Сене и вернулись домой, утверждая, что уничтожили Рим. Он засопел и осмотрел меня с головы до ног. – Ты инженер. Какой именно?
– Широкого профиля.
– Разбираешься в моторных двигателях?
– Конечно.
– Можешь починить один?
Я решил, что должен снискать расположение этого идиота, – иначе меня могут расстрелять.
– Все механизмы, в общем, одинаковы.
– Что?
– Если не понадобятся новые детали. Я могу выяснить, что неисправно. Если чего-то не хватает, я могу придумать выход. Но если вы лишились какой-то важной детали…
– У нас есть грузовик, он встал. Осмотришь?
– Ради общего дела?
Казак пожал плечами:
– Ты осмотришь его?
– Если пообещаете, что я вернусь в поезд, когда закончу.
– Хорошо.
Я не знал, собирается ли он дожидаться выдуманного поезда, или, наоборот, боится с ним встретиться. Я отнес свой чемодан обратно в купе. На первой странице записной книжки указал адрес дяди Сени, уложил ее в чемодан. В другом чемодане лежала только одежда. А этот был очень важен – в нем хранились мои планы, проекты, записи.
Я присоединился к хмурому казаку. Его люди уже грабили поезд, красные матросы беспомощно наблюдали за ними. Пострадали не только евреи, хотя к ним относились хуже всего. Хасид с кровавым пятном на спине лежал мертвый между поездом и насыпью.
Я последовал за казаком, который начал взбираться наверх. Я несколько раз поскользнулся и теперь был весь засыпан снегом. Я дрожал от холода. Наконец мы добрались до вершины. Мы сверху смотрели на узкую дорогу. На ней стояли жеребята, их охранял совсем молодой человек, почти мальчик, в изодранном овчинном тулупе. Пар от дыхания лошадей казался белее снега; создавалось впечатление, что здесь царило спокойствие. Дальше по дороге стояли три телеги, в которые можно было впрячь лошадей; чуть поодаль замер автофургон. От него поднимался еще более густой пар. Немецкие знаки отличия не до конца стерли с бортов машины, над которой развевался красный флаг. Капот был открыт. Два казака спорили о том, что увидели внутри, на каком-то диалекте. Когда мы приблизились, они умолкли. Один из них снял шапку, затем неловко надел ее. Их предводитель сказал: «Это механик из Москвы. Он осмотрит машину».
Я тотчас же заметил, что шланг радиатора отсоединен. Требовалось всего лишь прикрепить его обратно кожаным ремешком. Я решил произвести на казаков впечатление. От этого зависела моя жизнь.
- Предыдущая
- 86/117
- Следующая