Эффект бабочки (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 67

Ресурсы человечества тратились на яхты и дворцы для немногих избранных. На дорогих блядей, профессиональных спортсменов.

Хочу хотя бы в глубокой старости услышать новости об освоении Луны и терраформировании Марса… А при капитализме это невозможно. Вот и думай… стать часть элиты или космос…

Здоровенный албанец доставал нас с Куртом не первый день.

— Далмат, — брезгливо сказал Курт, — вот же имечко говорящее [154]!

— Такой же упёртый, — соглашаюсь с другом, — слушай! Мне одному кажется, что ему ни хрена не пятнадцать?

— Не меньше восемнадцати! — Категорично отрезал тот, — скорее всего, родные документы подправили, чтоб можно было не бояться сесть за наркотики. Они же беееженцы… нехорошие сербы заставили их бежать, заставили страдать… нужно верить людям… Ну почему как албанец, так бандит!?

Отвечать на риторический вопрос не стал, тем более ушей рядом нет и играть в толерантность не нужно. А проблема с Далматом вставала всё острей.

Албанец достаточно умён, чтобы не лезть в открытее драки, но… Свободных от наблюдения местечек в лагере для трудных подростков оказалось более чем достаточно. Не зря же — у семи нянек дитя без глаза…

Власти то ли недоглядели, то ли по каким-то своим соображениям, но свели в один лагерь как бойцов за справедливость, вроде нас с Куртом, так и откровенных бандитов вроде Далмата и домашних мальчиков. Здесь полно таких — тех, кто оступился случайно, по дурости.

Далмат прессовал домашних психологически, мастерски чередуя приёмы психологического давления с нечастым физическим насилием. Простейший трюк — пакет на голову и держать, пока жертва не начнёт задыхаться, и так несколько раз. А следы… какие следы, если помощники держат аккуратно, за одежду?

Не буду врать, лично не видел, но… верю рассказам. Атмосфера в лагере самая поганая, домашние мальчики боятся… а девочек у нас нет. И всё идёт к тому, что Азиз-марокканец, правая рука Далмата, начнёт тут гарем собирать. Из мальчиков.

Беженцы они, понимаешь ли… С хрена ли только собирать в одном лагере случайно оступившихся домашних мальчиков с беженцами? Не исключено, что некоторые из понаехавших прошли подготовку в исламистких лагерях. А если и нет, то насмотрелись и навидались всякого. Теперь вот самоутверждаются при попущении чиновников и бессилии полиции.

— Карела повёл, — слышу задыхающийся голос Освальда, сунувшего голову в открытое окно, — Далмат.

Переглянувшись с Куртом, срываемся с места, давно уже хотим подловить албанца. Освальд и ещё несколько парней с нами, противостояние вышло в острую фазу.

Мы, немцы, держимся вместе, без разделения на борцов за справедливость, националистов и всяких там наркоторговцев. И как-то так вышло, что главными стали мы с Куртом.

Кто-то из парней знал нас по спортивному клубу, у других на слуху наше противостояние с турками в школе, третьи знают нас по лагерю правых, где мы тоже успели засветиться. В общем, скорее нейтральные кандидаты, чем реальные лидеры. Но ничего, держим власть… а куда деваться? За неимением лучших приходится нам.

Душевые штурмовали по всем правилам военного искусства. Складные металлические лестницы разбили окна под самым потолком и потому беженцы сгрудились под окнами, выставив ножи и заточки.

Пластиковая скамейка, используемая вместо тарана, выбила двери душевых и раскидала парочку чернокожих, стоявших рядом.

— Не останавливаться! — Орёт Курт, — вперёд!

Скамейка врезается в толпу, Азиз-марокканец падает и мы пробегаем по нему. Но ходу пинаю его в ключицу и слышу дикий вопль. Перелом…

Далмат выставил руки как борец-вольник, ох он и здоровый, зараза! Взмываю вверх, целя коленом в подбородок… и ожидаемо попадаю в борцовскую хватку. Вот только удар коленом в голову только для отвлечения внимания, а реальная цель — свалить эту албанскую сволочь с ног.

С опозданием в пару секунд Курт подкатывается в ноги к Далмату и заплетает их. Албанец тяжело падает на спину, опрокинув двоих подельников. Ударом стопы толстый Готлиб отправляет его в нокаут.

Драка жестокая, беженцы и натурализовавшиеся мусульмане-албанцы размахивают ножами, мы всё больше подручными предметами.

— Сука! — Орёт Войтек, — подрезали меня, парни!

Выкатившись из драки, он зажимает располосованное плечо, из которого хлещет кровь.

— Что смотришь?! — Рявкает поляк на голого Карела, — перевязывай давай!

Чех, глядя на всё отрешённым взглядом аутиста (и как его психологи в лагерь пропустили!?), перевязывает Войтеку плечо своей майкой.

— Одолеваем! — Ору, отмахиваясь от ножа африканца дубинкой. Черномазый яростно раздувает ноздри и машет руками, как пропеллером, но уже поглядывает по сторонам. Ломаю наконец руку и коленом в рожу… ещё!

— Прекратить! — В душевые врываются сотрудники лагеря с пожарными шлангами, окатывая нас водой, — прекратить!

Напор воды сбивает с ног и драка прекращается.

Растащив по разным помещениям, нам наскоро оказали первую помощь. Ждём приезда полиции, дело обещает быть резонансным.

— Не боишься? — Негромко интересуется Войтек, отказавшийся уходить в лазарет без нас.

— Не очень, — подмигиваю слегка и показываю глазами вверх, на камеры, — среди нас немцы, русские немцы, чехи, поляк… Представь, какой шум поднимется? Администрация сама заинтересована быстро уладить дело, ведь это они облажались!

— Они тут социальные эксперименты проводят, собаки свинские, — сказал Готвальд, — ради социализации беженцев нас с ними свели.

— Так что, парни, — киваю толстяку благодарно, — не бойтесь! Пугать вас могут, бумажки совать всякие… на хер посылайте! Администрация обосралась жидко, сейчас свою вину на нас будут пытаться переложить.

Человек серьёзный и жёсткий, внешне президент Гувер до странности напоминал знаменитого в будущем комика Бенни Хилла. Знакомство с ним прошло буднично, на одном из приёмов меня подвели к группе немолодых людей и сказали:

— Мистер Гувер, позвольте представить вам Эрика Ларсена, гражданина Дании и Уругвая, а ныне студента университета Нью-Йорка и члена братства Фи Бета Каппа.

Президент внимательно поглядел на меня, улыбнулся слегка и пожал руку, сказав несколько нейтральных слов. Через пару дней мы пересеклись ещё раз, и он спросил о ситуации в Южной Америке. Видно было, что интересуется человек не столько ситуацией, сколько моей осведомлённость, умением анализировать и облекать мысль в слова.

Судьбоносной встреча не стала и вряд ли станет, президента просто познакомили с интересным молодым человеком, членом старейшего студенческого братства США. Таких встреч у него не один десяток в месяц, но формальности соблюдены.

Не впадая в грех гордыни могу уверенно сказать, что братство очень влиятельно, а в нынешнем поколении я стану не последним человеком в нём. Не самое бесполезное знакомство даже для президента.

С бесчисленными приёмами и вечеринками задержались в Вашингтоне дольше, чем рассчитывали, до самого конца июня.

— Я тебе должен, — благодарно говорю Заку, когда мы наконец сели в поезд, ведущий к Лос-Анджелосу.

— Брось, — отмахивается приятель вымученно, — после Венесуэлы и нажитых капиталов? Но что уезжаем отсюда, рад до одури! Ненавижу этот город!

С силой рванув галстук, Мартин стянул его через голову, раздражённо бросив на сиденье.

— Дела, дела, дела… ни одного движения просто так сделать нельзя, всё какие-то ходы. Пукнешь случайно, так через час все знать будут и думать — а случайно ли ты пукнул? Что ты этим имел в виду, хотел ли кого-то обидеть?

— Писать не пробовал? — Перебиваю Зака, заинтересованно подавшись вперёд, — нет, правда! Речь у тебя образная и яркая — сочная такая, литературная и при этом живая, народная. Когда стесняться перестаёшь и в раж входишь, слушать тебя одно удовольствие!