Последний рейс «Доротеи» - Божаткин Михаил - Страница 9

— Икону ты правильно пропустил. А спирт тебе придется отдать — такие вещи, во всяком случае в таком количестве, мы не можем запретить проносить с собой. А вот расскажи-ка поподробнее, как эти оба случая произошли. Тут уж и Антон что- то начал подозревать: в первый и второй раз он, занятый с матросами, не проследил как следует за повозками. По инструкции он обязан был пересчитать, соответствует ли количество мест указанному в документе, не нарушена ли упаковка, но не сделал этого.

— Виноват я, товарищ начальник, ой как виноват! — Антон даже по стойке смирно встал.

— Это в чем же?

— Да ведь матросы могли со мной бузу затеять с отвлекающими целями, а я клюнул на это и повозки не проверил.

— Ну что ж, в дальнейшем умнее будешь. Да, надо подсказать, чтобы двоих дежурных назначали во время прибытия иностранных судов… Ну иди, Антон, спасибо, что зашел.

— А дружки-то мои… Ну, Серафим Майданович и Тимофей Худояш, где они?

— А они на задании. Тоже важное дело.

После ухода Чупахина Ковнер несколько минут сидел молча.

Древние греки назвали эту бухту Прекрасной гаванью. С точки зрения моряков она действительно прекрасная — в глубину ее, наверное, и в самые сильные штормы волнение не доходит. А сейчас пустынные берега выглядели мрачно, эту мрачность еще более подчеркивал празднично-яркий Владимирский собор, возвышающийся на холме, в центре древнего Херсонеса.

Тимофей, Сима и дед Хапич пришли в бухту ловить креветок, но цель у них была другая — проследить, не подходят ли к берегу суда с контрабандным товаром.

Они сидели на берегу и домучивали чайник кипятка, заваренного вместо чая пережаренными сухарями. Темнело. Сима подгреб в костер концы не сгоревших поленьев, и пропитанное морскими солями дерево вспыхнуло разноцветным пламенем.

— Гасить это уже надо, — сказал Чебренко.

— Через несколько минут оно само все прогорит, — заметил Сима, но послушно разбросал головешки по песку.

— Сначала я думал пойти в шлюпке всем троим, — негромко начал Хапич. — А теперь решаю — так не годится. Все привыкли, что на лов я хожу один, а если вдруг пойдем втроем — может подозрительным показаться. Будет лучше, если вы спрячетесь на берегу, вон хотя бы около карантинных казарм, а я, как всегда, буду ловить креветок. Бухта тут невелика, сами все увидите, а что я узнаю — потом расскажу. Все равно мы шхуну не сумеем задержать…

«Да мы и не имеем на это права», — подумал Тимофей.

Дед Хапич проковылял к лодке, отчалил, а ребята пошли вдоль берега. У самого уреза воды притаились за обломком скалы. Стояла первозданная тишина. Сюда, за мыс, звуки из города не доносились. И уже потом, когда они привыкли к оглушающему безмолвию, стали различать легкое бормотание воды среди гальки.

Ребята долго лежали за скалой, руки и ноги затекли, от воды потянуло холодком.

— Нет, здесь мы ничего не дождемся… — прошептал Сима.

— Тише ты!..

— Смотри…

Далеко-далеко в море мигнул несколько раз огонек, пропал, снова замигал.

Через несколько минут послышался легкий всплеск весел и из глубины бухты появился силуэт лодки. Похоже, что на ней сидело двое, но точно определить это на фоне черного берега было невозможно. Лодка двигалась к выходу в море, и гребец так тихо опускал весла в воду, что если бы друзья не ожидали этого, если бы напряженно не прислушивались, то, наверное, ничего и не заметили бы.

А потом донесся приглушенный голос:

— Ты, Хапич?

— Я…

— Как улов?

— Вроде ничего, попадается.

— Что-то давно тебя здесь не видно было. Барабулька у Константиновского равелина ловилась. А теперь не идет, вот и пришел сюда за креветкой. Это дело верное.

— Ну, ну…

И уже другой голос:

— Шел бы ты, дед, домой.

— Чего вдруг?

— Да так… Гости должны к нам прийти, а они не любят посторонних…

— Что ж, могу и домой, наловил уж порядочно…

— Как хочешь, Хапич, — снова начал первый голос, — можешь ловить, только… Никому ничего, а то сам понимаешь — у меня разговор короткий…

— Да я что… Я ничего… — и сразу же послышался всплеск воды.

И опять все стихло.

— Слушай, я поплыву, узнаю, что там, — сказал Тимофей и пополз к воде.

— Куда ты? — ухватил его за ногу Сима и горячо зашептал: — А если заметят? Вон море какое, — и он бросил небольшой камешек — вода вспыхнула, словно туда бросили уголек.

— Прослежу за ними, могут же в другое место уйти. Сима ничего возразить не смог.

Тимофей вошел в воду и тихонько поплыл, время от времени поглядывая вправо на Большую Медведицу. Когда почувствовал усталость, лег на спину и несколько минут лежал неподвижно. Потом поплыл вновь. На запад, туда, где они увидели с берега огоньки. Ему казалось, что он плывет целую вечность, стали неметь ноги… Тимофей поднял голову и прямо перед собой, на фоне усеянного звездами неба, различил темную глыбу судна. Заметил он и лодку под кормой. Тогда он вздохнул глубоко-глубоко и повис неподвижно над глубиной, чуть-чуть шевеля руками. Вокруг стояла тишина, и у Тимофея мелькнула мысль: «Уж не оглох ли?» Но вот по воде гулко донеслось:

— Не могли ближе подойти? — говорили из шлюпки.

Ответа с судна Тимофей не расслышал.

— Камни, камни!.. Вам бы только наживаться! Ну, давайте! — крикнули вновь из шлюпки, и через несколько секунд: — Да что вы свои жестянки суете! Успеете с ними! Давайте главное!..

Как видно, с судна стали спускать что-то тяжелое, потому что и наверху слышались слова команды на незнакомом Тимофею языке и снизу время от времени покрикивали:

— Осторожнее! Осторожнее! Так, так! Сейчас… Порядок! Давайте второй! — снова зазвучали слова команды, потом какой- то обиженный крик. — Вот свиньи! — ругнулся кто-то на шлюпке. И громче: — Не можете потом счеты свести, что ли! Так, так! Да осторожнее вы!.. — И тут же гулкий удар по борту судна и всплеск. — Сволочи! — взревели на шлюпке. — Лучше бы вы сами утонули… Моряки называются! — Ругань доносилась и с палубы судна, и долго еще голоса раздавались над морем, пока наконец со шлюпки не крикнули: — До рассвета здесь стоять собрались, что ли! Давайте банки!

Разгрузка пошла быстрее, и вскоре шлюпка двинулась к берегу. Поплыл к мысу и Тимофей.

Он все больше и больше мерз. Стучали зубы, мускулы рук и ног совсем окоченели, начала одолевать сонливость, равнодушие. Тимофей уже думал, что и не доплывет.

«Ну, ничего, они пошли в бухту… А там Цыганок…» — пронеслось у него в мозгу. Но тут ноги коснулись дна. Он выполз на берег и несколько минут лежал неподвижно. Поднялся, нашел то место, где раздевался. Одежда лежала там же, только Симы не было.

«Куда теперь? — думал Тимофей, одеваясь. — Сима, конечно, направился за шлюпкой… И мне туда? А если заметят? Нет, Сима сам справится…»

Тимофей решил идти к Чебренко, а куда же еще? Ноги плохо слушались, но он все же побежал, и когда над городом затеплился синеватый рассвет, Тимофей уже стучал в знакомую дверь. Дед Хапич молча открыл, молча проводил в комнатушку.

— Ложись сюда, — показал на рундук, с которого только что поднялся. — Ну, как?

— Вроде, порядок, — ответил Тимофей, почти засыпая. Но тут же встрепенулся: — А кто это был в шлюпке, не узнали по голосу?

— Одного узнал — Мишка Сом. Есть тут такой… А второй голос незнаком…

«Мишка Сом… Мишка Сом… Так вот он чем промышляет…» — думал Тимофей, засыпая.

Но отдохнуть ему не пришлось, прибежал Сима. И с порога, не переводя дух:

— Пошли!

В кабинет вошел дежурный:

— Сводка, — положил он на стол лист бумаги.

На первом месте, как и обычно, данные о голодающих. Триста двадцать одна семья находится в бедственном положении — на три меньше, чем вчера. По-видимому, удалось устроить на работу. Казалось бы, ну какое дело уголовному розыску до голодающих. Но ревком решил: заниматься этим должны все. Дальше сообщалось о происшествиях. Девять ограблений, семнадцать краж, три драки. Одно хорошо: не было за истекшие сутки бандитских налетов, но и без этого картина нерадостная.