Расколотый меч (СИ) - Кисель Елена - Страница 19

И дальше мы с ним не пошли, а побежали – потому что когда обнаружилось, что дверь открыта…

Вообразите себе сотню Золушек, которые разом заметили, что сейчас не просто полночь, а половина первого. Потом вообразите себе примерно такое же количество принцев, ломанувшихся в погоню за своей судьбой. Помножьте то, что вообразили, на панику и жажду жизни, разделите на одну дверь – и картина будет готова.

Перспектива того, что сейчас по нам пробегутся сотни каблуков, пришла нам в голову одновременно, и мы с Веславом показали такие чудеса скорости… Чтобы затоптать, толпе как минимум нас нужно было догнать, но, когда махающие руками, галдящие дамы и кавалеры соединенными усилиями вывалились во двор, я и алхимик уже были вне досягаемости.

В этой истории больше нас повезло только Эдмусу, который в бальном зале позади нас чуть ли не рыдал от счастья.

Гости постепенно приходили в себя. Мужчины пытались откачать женщин (как только опасность миновала, обмороков почему-то стало гораздо больше). Местами женщины откачивали слабонервных мужчин. Йехар исчез в самом начале, вместе с Далларой, и пока не появлялся. Ксахара или еще кого из местных вельмож тоже не было видно. Из-за закрытых дверей бального зала на улицу время от времени доносились леденящие кровь вопли «бешеных нянек» и не менее леденящие – Эдмуса. Та часть женщин, которая не попадала в обмороки, утащила Бо в кусты сирени с явным намерением сделать блондинке пару внушений об отношениях красивых глазок и чужих мужей.

Судя по доносившимся из кустов крикам – либо Бо приобрела какие-то странные навыки, либо все же перекинулась.

– Ставлю на пантеру, – лениво заметил Веслав. Он облюбовал себе место под деревом возле одного из камней, которые окружали замок, и прислушивался к крикам, полузакрыв глаза. При этом пребывал в непривычном для самого себя расслабленном состоянии.

Я растирала синяки от его пальцев на своем запястье. Скажи мне кто, что вот такие пальцы пианиста могут сжимать, как тиски – нипочем бы не поверила. Но Веслав же не только с пробирками возится.

– Я за Виолу.

– Что так?

– С пантерой они уже перестали бы кричать.

Алхимик пожал плечами, устроился поудобнее и протянул мне пузырек с заживляющим. Видимо, это был мой ценный приз.

– Походная аптечка марки «Чумной», – пробормотала я.

– В зависимости от настроения, может соответствовать своему названию и нет, – задумчиво откликнулся алхимик.

– Я хотела это сказать.

– Я в курсе.

Прозвенело выбитое серебряным блюдом окно. Случилось три новых обморока у женщин и четыре – у мужчин. Пастораль вечера не желала идти на убыль.

– Веслав, алхимики так не любят друг друга?

Молчание. Мой тяжелый вздох.

– Это был дурной вопрос, да?

И переспрашивать не следовало, потому что таким образом я удвоила количество дурных вопросов.

– Алхимики не любят.

– Ты знаешь, что я имею в виду. Если алхимики стремятся только к чистому знанию, им плевать на всех окружающих, так?

– Угу.

– И на таких же алхимиков, как они сами, так?

– Угу!

– А на тебя так и в Коалиции смотрели, а?

Мне все же удалось вывести его из равновесия.

– Хочешь задать вопрос – не растекайся мозгами по блюдечку с голубой каемочкой! – алхимик в раздражении оригинально слил два оборота и придал результату анатомическую окраску. – Не смотрели на меня так в Коалиции! Не успели… Хочешь знать, почему Зелхес на меня так косился? Вот из-за этого!

Он рылся в своих карманах так долго, что мне уже почти было неинтересно. Меня к времени окончания его поисков занимал концептуально другой вопрос: у него что, еще и в ветровке карманы?! И даже по-другому: а где у него их нет?

А он вытащил на свет божий что-то вроде карманной Псалтири, только вовсе без надписей на обложке и немного тоньше, а сама обложка была неприглядного темно-коричневого окраса. Я посмотрела на это издание довольно тупо. Дурных вопросов больше задавать не хотелось.

– Это мой Кодекс, – пояснил Веслав и помахал книжкой так небрежно, будто прикидывал: долетит она до того окна, которое только что раскололо блюдо? – Точнее, у каждого алхимика такой. Кодекс Коалиции. Не знаю, как насчет других миров, но, если судить по роже этого Зелхеса, – здесь у них тоже что-то подобное есть.

Я вопросительно протянула руку, и Веслав, не глядя, перекинул в нее Кодекс. Сам он вытянулся во весь рост и принялся жевать травинку с отсутствующим и чуть ли не мечтательным видом.

Болеет, наверное, решила я, открывая коричневую книжечку.

Первая же фраза, на которую я наткнулась, меня не порадовала.

Алхимики не сопричастны стихиям и всем , кто со стихиями .

Дальше стало еще хуже.

Алхимики не сопричастны чувствам и всем, кто с чувствами.

– А… кхм… обязательно вот это соблюдать? – осторожно поинтересовалась я. И тут же поняла, что опять что-то намудрила с вопросами.

У алхимиков всегда есть причины, будь то их слово или дело.

Наверное, имелось в виду, что просто так они ничего не делают, и я готова была согласиться. Но позвольте спросить, какие, например, цели преследовал Веслав, когда сказал мне, что рад меня видеть, тогда, под Смоленском? Можно, значит, ожидать многорядовки?

– Это похоже на Табу спиритов, – заметила я, листая Кодекс и время от времени натыкаясь на развертывание начальных постулатов.

– Спириты могут ненавидеть, радоваться полету, смеяться, – ответил Веслав, который уже окончательно изгрыз травинку.

– А вы...?

Он не ответил.

У меня в руках дрожала книжечка, едва ли не более страшная, чем Книга Миров.

Нет, я слышала, что у алхимиков нет цветов, что они отрекаются от стихий, что идол их – знания, особенно знания о бессмертии и молодости, но я же не понимала, до какой степени это доходит! Что из-за чего-то те, кто идет в эту касту просто лишают себя связи со всем теплым, дышащим миром – ради чего?

– Считается, что, если ты будешь пропастью – в тебя быстрее хлынет поток нужных знаний.

Значит, он все же следил за моим лицом.

К нам с торжествующим видом подсела слегка растрепанная Виола. Испустила глубокий, неприлично удовлетворенный вздох и потерла слегка сбитые костяшки пальцев.

Из кустов теперь слышались не крики, а стоны. Потрепанное воинство фрейлин пыталось оправиться от сокрушительного поражения.

Я не закрывала мысли, и Виола, только бросив на меня один вопросительный взгляд, тут же перевела глаза на книжку. Немного помолчала, потом поинтересовалась:

– Ты точно алхимик?

Я даже не знаю, сколько раз Веславу задавали этот вопрос. Но он ответил:

– Читали сказочку про Колобка? Вот и проведите аналогию. Я не блюду Кодекс с тех пор, как ушел из Коалиции. Баста. Характер победил законы! А я переалхимичил всех наших академиков, поскольку на что только они в жизни своей не плевали, но чтобы кому-то был и Кодекс побоку…

В общем, Веслав со всех сторон уникум. Можно хоть сейчас в Кунсткамеру, как особо любопытный образец. Кстати, он сейчас не сказал, как именно он ушел из Коалиции, а я вот припоминаю, что былотменный скандал после того, как почтенный председатель этой организации вдруг ни с того ни с сего вообразил себя бабуином в самом расцвете сил. Ну, то, что он слопал особо редкий фикус – подарок стихийников земли – еще полбеды, но дальнейшие его похождения… увы, помешать председателю долгое время не мог никто, поскольку весь зал превратился в огромный зоопарк. Данные об этом международном позоре были засекречены вдоль и поперек, меня в архив допустили только как дважды призывницу Дружины, и очень удивились, когда я выползла красная, со слезами смеха на глазах и охрипшая совершенно. Зато теперь понимаю, почему Веслава так не любят коллеги.

– За тобой что же, ходит тень бабуина-председателя и предупреждает всех алхимиков, чтобы они отмстили его поруганную честь?