Карфаген смеется - Муркок Майкл Джон - Страница 90

— О да, — сказал Сережа, — я с ним довольно часто встречался с полгода назад. Он всегда обедает в «Липпе» на бульваре Сен–Жермен. Ты знаешь, где это? Не в моем вкусе. В основном деревенская кухня. Но, как тебе известно, он испытывает сентиментальную склонность к крестьянам.

Сережа остановился, вынул ключ, отворил огромные ворота во внутренний двор и пропустил меня вперед. В другом конце двора располагалась лестница, ведущая к двери его квартиры. Там было просторно и светло, но у Цыплякова сохранились кулацкие вкусы. Повсюду стояли мелкие безделушки: фарфоровые свиньи, фарфоровые розы, подсвечники, золотые вазы с яркими цветами. Все пропахло несвежими духами.

— Возьми те японские подушки, — сказал Сережа. — Так будет удобнее всего.

Я надеялся, что надолго не задержусь. Я снял пальто и уселся на подушки, протянув руку к бокалу желтого перно, который держал Сережа.

— Как я понял, ты по–прежнему не прочь нюхнуть? — спросил он.

Интересно, догадался ли он, что я украл его кокаин тогда, в поезде.

Я кивнул.

— Главнейшая потребность в моей жизни, — ответил я.

Я наблюдал за ним, когда он уселся за черный с золотом лакированный столик и начал готовить «снежок».

— Надо заметить, — сказал Сережа ровным голосом, — что мы с Колей больше не поддерживаем отношения. Я считаю дурным его образ жизни, а его выбор спутников… Ну, Димка, дорогой, это же просто ужасно! И ему еще достало наглости оскорблять меня при нашей последней встрече. Он стал уж очень респектабельным. Не хочет знать старых приятелей. — Толстые губы, огромные глаза, раздутые ноздри — Сережа обернулся и бросил на меня загадочный, многозначительный взгляд. Он принес мне кокаин на небольшом мраморном блюде, и я вдохнул порошок через длинную золотую трубочку. Кокаин был гораздо лучше, чем у моих поставщиков. По крайней мере, мне следовало до отъезда узнать, где Сережа достает порошок.

И тут он внезапно прыгнул — сделал настоящий балетный пируэт — и приземлился рядом со мной на подушках. Остатки вина пролились, и я попытался куда–то поставить бокал, но Сережа с громким смехом вырвал его у меня из рук и отбросил назад.

— Ах, Димка, дорогой! Это было так грустно! Ты тоже тосковал? Я вспоминал те дни, вспоминал наш поезд. Ты был так молод и очарователен. Иногда, засыпая, я все еще чувствую твой запах. Ничто не сравнится с этим ароматом. Ни один химик не смог бы воссоздать его. И он у тебя еще сохранился. Сколько тебе лет?

— Мне двадцать один год. — Я разбрасывал подушки, неловко пытаясь выбраться.

— Наконец–то повзрослел. Хо–хо! — Он коснулся губами моего плеча и посмотрел на меня карими коровьими глазами. — А что ты делаешь в Париже?

— Ищу работу, мне нужны деньги. Меня преследует ЧК из–за моих дел в Одессе.

— У тебя нет денег?

Меня поразило, как легко он вскочил на ноги. Сережа почти мгновенно выдвинул ящик стола и извлек оттуда несколько крупных купюр. Он снова уселся рядом, прижав деньги к моей рубашке.

— Этого тебе хватит на некоторое время. Купи костюм. Тебе нужен хороший костюм.

Я не хотел ссориться с ним и поэтому сказал:

— Я расплачусь с тобой, Сережа. Слава богу, этого хватит на оплату счета от доктора!

— Ты болен? Чахотка?

— К сожалению, нет. Лобковые вши. Я подцепил их на Монмартре, полагаю.

Он снова вскочил и начал инстинктивно почесывать бедра:

— Ты еще от них не избавился?

— Надо сказать тебе правду. Я как раз собирался узнать, вылечился я или нет.

— О, я не стану тебя задерживать!

Меня удивило, насколько эффективной оказалась эта уловка.

— Я хотел бы увидеться с тобой снова, — сказал я, поднимаясь на ноги и спускаясь с кушетки на пол. Мне трудно было стоять прямо, хотя кокаин частично разогнал туман в голове. Вероятно, именно его мне следовало благодарить за ту находчивость, с которой я изобрел свое ужасное заболевание.

— Непременно, Димка, любимый. Завтра. Давай помолимся всем святым, чтобы это ужасное испытание для тебя закончилось.

Кажется, я заметил, как он осмотрел подушки, указав мне дорогу к выходу. Сережа послал мне воздушный поцелуй:

— До завтра, Димка, мой дорогой.

Я не был уверен, смогу ли выдержать еще одну встречу с огромным танцовщиком, но он был для меня единственной связью с Колей и источником денег, которые, в свою очередь, означали, что я смогу возвратиться домой с конфетами и цветами для Эсме. Это ее подбодрило. Она едва не заплакала, увидев мои подарки:

— Неужели мы снова богаты, Максим?

— Мы на пути к богатству, моя голубка. Думаю, что мне известно, где найти Колю.

На Эсме это не произвело большого впечатления. Мой Коля казался ей мифом, символом надежды, а не реальности. Она, как правило, расстраивалась, стоило мне упомянуть его имя. Ей требовалось что–то более конкретное.

— Обещаю тебе, Эсме, что мы скоро избавимся от всего этого. — Я сидел на кровати и стискивал ее руки, а она жевала конфеты. — Коля поможет мне реализовать проект «Аэронавигационной компании».

Вот и все, что я мог ей сказать. Теперь требовалось срочно подыскать какое–то укрытие, где нас не найдут Бродманн и его чекисты. Даже Эсме заметила, с какими предосторожностями я в тот день запирал дверь. Я снова вышел на улицу в шесть часов вечера, наказав ей сидеть дома и открывать только мне по условному сигналу.

К тому времени как я пришел к «Липпу», начался дождь. На улице было пасмурно, но декоративные медные панели и зеркала в ресторане ярко блестели. Это было старомодное двухэтажное семейное заведение, его посещали самые разные люди, в том числе и евреи. С некоторой нервозностью я толкнул вращающуюся дверь, вошел внутрь и обратился к метрдотелю. Зал уже был переполнен. Метрдотель спросил, заказывал ли я столик. Когда я ответил отрицательно, он покачал головой. Мне показалось, что он мог бы впустить кого–то другого, но моя внешность ему не понравилась. Подавленный, я вышел на Сен–Жермен. Я заходил во все магазины подряд и подолгу стоял у дверей, следя за входом в ресторан и надеясь увидеть Колю. В конце концов я отправился домой. Моя одежда уже поистрепалась, но если бы я облачился в один из своих мундиров, то стал бы ходячей мишенью для убийц из ЧК. Я решил, что должен купить себе новый костюм.

Назавтра, ближе к полудню, я вновь отправился к Сереже. К тому времени я уже обдумал, как сопротивляться его домогательствам. Он отворил дверь, сонно моргая, но сразу оживился, завидев меня. Сережа накинул цветастое шелковое кимоно, затянуть пояс он не потрудился. Несомненно, Сережа надеялся, что вид его обнаженных бедер и гениталий подстегнет мой интерес. Мне уже было знакомо и то и другое. У меня сохранились самые подробные воспоминания о происшествии в поезде, когда он занимал верхнюю полку, а я — нижнюю. Однако я не смог ему помешать, когда он поцеловал меня в губы (от него разило перегаром) и обнял за талию. Потом Сережа потянулся к бюро и достал оттуда кокаин, предложив мне нюхнуть с той же легкостью, с какой обычно предлагают выпить кофе. Разумеется, я согласился. Он постепенно припомнил наш последний разговор:

— Что тебе сказал доктор, Димка? Ты уже окончательно вылечился?

— Почти. Лучшее лечение — какая–то примочка, но доктор говорит, что эта штука дорого стоит. Все прочие способы гораздо медленнее.

— Ты спал с кем попало, Димка. Я всегда подозревал, что у тебя задатки маленькой шлюхи. — Вернувшись к столу, он открыл ящик и вытащил еще несколько купюр. — Этого хватит на примочку?

Я с трудом овладел собой: подобное унизительное предположение пробудило во мне ярость, но эта же ярость помогла мне без зазрения совести принять его деньги. Пусть извращенец думает что угодно! Я никогда не стал бы спать с ним. Да, существует такая вещь, как любовь между мужчинами. Я не отрицаю, что испытал подобное. С любой красивой женщиной можно заняться любовью, пусть это будет всего лишь увлечение на час, но мужчина, который вызывает подобное желание, должен быть выдающимся во всех отношениях, и мне за всю жизнь встретился только один такой человек, а женщин, которых я по–настоящему любил, было две. Я провел у Сережи немного времени, поговорил с ним о труппе и его гастрольных планах, о его ссоре с администратором («Говорят, что я слишком много пью. А я отвечаю: кто сможет не пить, имея дело с такими тупыми деревянными балеринами, с трудом ползающими по сцене!»). Он спросил, где я живу. Не было никакого смысла ему лгать, и я сообщил, что живу на рю де ла Юшетт.