Экзамен первокурсницы (СИ) - Сокол Аня - Страница 50

– Ты не умеешь обращаться с хлыстом. Там на ристалище, когда железная кошка почти выбралась, ты даже не смог правильно замахнуться.

Его бок задрожал, кровь тут же потекла снова. Я в панике подняла голову, готовая увидеть конвульсии, но… Кристофер смеялся. Ему было больно, а он все равно продолжал хохотать.

– Ивидель, – простонал он, спустя несколько секунд, хватая ртом горячий воздух, – Не зря говорят, дьявол в деталях.

– Кто в деталях?

– Не важно, – он взмахнул рукой. – Барон решил, что сын одержим вовсе не потому, что он кого-то там убил. А потому что спас. Сумел оттащить собак от брата в последний момент, да еще и послал за целителем. Правда, послал я за ним потому, что один из кобелей порвал мне руку. – Рыцарь поднял ладонь, и я увидела тонкие нити шрамов, что расчерчивали тыльную сторону ладони у самого запястья и уходили под манжету. Старые, едва заметные, не будешь знать, что они есть, не разглядишь. – А кобелей оттащил потому, что у меня голова от криков мелкого трещала, мне ее в каком-то кабаке накануне бутылкой разбили.

– И что дальше? – спросила я, когда он замолчал.

– То есть ты все еще хочешь услышать историю? Уверяю, остальное намного хуже.

– Вряд ли у меня будет другой случай ее услышать. – Я прижала руку к его ране, остро сожалея, что не могу унять боль.

– Это точно, – кивнул он и на миг замер, сцепив зубы, словно был не в силах сделать вдох. – Время у нас на исходе.

Я думала о том, что Крис никогда не был разговорчив и вряд ли будет впредь. Просто здесь и сейчас все изменилось. Торчащее из живота железо часто все меняет. Оно, а еще пламя за спиной, а еще летевший демон знает куда Академикум.

– Всеблагой барон пришел в ярость. Он и раньше-то не особенно жаловал Аарона, а теперь, когда тот даже не мог подняться… – Рыцарь махнул рукой и с усмешкой добавил: – Он разозлился, что я не закончил дело и велел пристрелить пацана.

– И ты? – я испытывающе посмотрела на Оуэна. Честно говоря, не знала, что почувствую, если он скажет, что поднял метатель и нажал на спуск. Иногда мерзостей оказывается слишком много. Но когда это «много» наступит для меня?

– И я поднял метатель. – Крис говорил сухо, как казначей, зачитывающий опись имущества. – Знаешь, что запомнилось сильнее всего? Не приказ барона и не хохот дворни. Запомнилось, как шевелись губы пацана, как он лежал на земле залитый кровью и пытался сказать «Крис». Самое поганое, что он хотел не остановить меня, он просил нажать на спусковой крючок. Я тогда впервые… словно впервые услышал свое имя.

Я поежилась, внезапно ощутив в этой удушающей жаре холод. Холод, что шел от его слов. Попыталась представить себя и Илберта на месте Кристофера и его брата, но у меня не получалось. Девы, он же сейчас рассказывал не о беглом каторжнике, не о Гаронском душителе, что отправил к богиням два десятка жителей Гаронны, у которого, кстати тоже была семья, он говорил о бароне Оуэне, о поставщике вин Первого советника князя.

– И тогда я сдвинул метатель и взял на прицел всеблагого барона. Вот тут дворня перестала смеяться, – Крис улыбнулся. – Вот об этом я жалею. На самом деле жалею. Мне даже снится, что я нажала на спуск. Но… – он устало закрыл глаза и тихо продолжил: – Не нажал. Меня скрутили и кинули в холодное. Сперва, барон объявил, что я тяжело болен, потом, что одержим демоном. Если бы я не был единственным законным наследником, меня бы, как выразился наш государь, удавили по-тихому. Но поскольку Аарон был бастардом, да еще и остался калекой, мне сохранили жизнь. Держали в дальнем поместье, изредка разрешая покидать комнату.

Его прервало синее пламя, и после того как оно схлынуло, воцарилась тишина.

– Сколько? – едва слышно спросила я.

– Один год три месяца четырнадцать дней и шесть часов. – Я охнула, а рыцарь, все также глядя куда-то мимо меня, продолжил, – Барон приезжал раз в неделю. И поначалу даже обещал, что стоит мне только попросить у него прощения. На коленях попросить, и он меня выпустит.

– Ты же не…

– Я встал на колени через три месяца, – так же безэмоционально продолжал рассказывать рыцарь, – Что не похож я на героев баллад? – Я не ответила, боялась, что если открою рот, то разревусь, или еще хуже, скажу какую-нибудь глупость, а парень продолжал, – Только к тому времени барон, кажется, поверил в мою одержимость. И теперь ко мне приходили заклинатели, гадалки, экзорцисты, какие-то монахи какого-то ордена, название которого настолько тайное, что нельзя произносить вслух. Надо мной читали молитвы, жгли травы, топили в святой воде и даже прижигали чирийским железом. Но демон отказывался являть барону свой страшный лик.

– А жрицы?

– А вот жриц не было, ни одной. Странно, да?

Пламя гудело и замолкало. Гудело и снова исчезало. Кристофер продолжал говорить, а я слушать.

– И вот однажды кто-то подал ему новую идею. Раз демоны попадают в наш мир из Разлома, нужно свозить туда болезного сыночка. Авось почуяв родную помойку демон обрадуется и сгинет. Вот так я и оказался в Чирийских горах. Меня посадили в клетку, куда обычно кладут клинки, прежде чем закалить металл во тьме и опустили в пропасть.

– И что там?

– Похоже на то, как если бы тебя запихали в колокол и долго по нему били. Кишки меняются местами с мозгами и наоборот. Эй, я рассказал тебе это, не для того чтобы ты ревела, – без перехода сказал Крис приподнимаясь, теперь на его лице была злость. – Так и знал, что лучше молчать.

– А для че-че-чего то-о-о-гда? – всхлипнула я.

– Демоны Разлома, прекрати реветь, Иви. – Он вдруг привлек меня к себе. – Между прочим, это стандартная процедура изгнания. Там таких одержимых бедолаг было штук десять. Нашла из-за чего расстраиваться, подумаешь, посидел в клетке.

– И-и-и ка-а-ак ты выбрался?

– Когда я вдоволь побесновался, разбивая голову о прутья, меня вытащили. Барон решил, что это демон изгнан.

– Я-я-я не… не об этом. О том, как ты выбрался вообще? Как ты оказался здесь? – я не делала попытки отстраниться, прижиматься к его плечу было приятно, если бы еще только не кусок металла и не противно липнущая к коже одежда, если бы не кровь…

– Сбежал следующей ночью. Они ослабили контроль, решив, что я снова стал человеком. Убил троих охранников. Первого задушил шнурком от плаща, второму разбил голову камнем, третьего зарезал ножом, снятым с трупа второго. Ничего героического, напал со спины и убил. Если хочешь кого-то пожалеть, пожалей их. С одной стороны, простые вояки, что исполняют приказы, а с другой, избалованный хозяйский сынок, больной на всю голову и не понимающий, что все это для его же блага. – Я не стала возражать. – Позволь не рассказывать, как я добирался до Эльмеры. На отбор в Академикум пришел скорее от безнадеги, но неожиданно прошел. Потом написал барону, надежды было мало, но… Рассказал где я и потребовал оплатить обучение. А если всеблагой барон захочет объявить о моей одержимости, я, как послушный сын, отправлюсь прямиком в Посвящение к жрицам и пусть они сколько угодно ищут в моей башке демонов.

– И что барон?

– Деньги перевели через две седмицы. Ты ведь знаешь, как читают людей жрицы? Они видят все, а на бароне грехов не меньше чем на мне, и вряд ли он заинтересован в огласке. Поэтому никогда не даст разрешение на чтение меня жрицами.

– Ты все время говоришь о нем, как о «бароне». Только как о бароне. И ни разу не назвал отцом, – проговорила я, прислушиваясь к гулу пламени.

Парень не ответил. Я подняла голову, и сердце пропустило удар, на лице Криса застыла мучительная гримаса, а рука сама потянулась к боку.

– Как же больно умирать, – прохрипел Оуэн. – Знал бы, раньше озаботился вместо того, чтобы языком молоть.

Снова загудело пламя, гудело, уже не переставая. Я ощутила, как дрожит пол.

– Академикум, – выдохнул Крис. – Они что-то делают с островом.

Гул перешел в скрежет, и пол под нами вдруг стал выгибаться, как выгибается пастила, если ее слишком сильно сжать пальцами. Раздался резкий хлопок, и трещина закрылась, словно пасть чудовища, о котором мне рассказывала в детстве нянька Туйма. А миг спустя в пол ударило загудевшее пламя, мгновенно раскаляя камень и железо. Вверху что-то хрупнуло, брызнула каменная крошка.