Экзамен первокурсницы (СИ) - Сокол Аня - Страница 48

А те, что сорвались с пальцев князя, походили не на монеты, а на звезды или на снежинки с острыми краями. На заточенные обрезки жести, которых можно найти в изобилии в каждой мастерской. И эти края были предназначены лишь для одного. Они готовились проткнуть в кожу, впиться в плоть, познать ее. Это была запрещенная, отвергнутая богинями магия, что могла изменять человека, что могла понять его изнутри.

Но испугало меня даже не это. Больше всего испугало понимание, что я могу повторить их, надо всего лишь сместить центр зерен, вытащить его извне, вывернуть. Запрещенная магия оказалась слишком проста. Настолько простой, что даже недоучки вроде меня могли повторить это заклинание.

Крис скользнул за пролет винтовой лестницы. И нечирийский металл тут же огрызнулся голубыми искрами неприятия чужой магии.

– Умный мальчик, а тот, которого я знал раньше, не мог отличить гончую от горничной.

– Вы преувеличиваете, князь, мне было десять лет и горничные меня еще не интересовали.

Мужчины стояли друг напротив друга, словно изготовившиеся к драке дуэлянты, вот только нож одного разлетелся в труху, а оружием второго была магия.

– А вот мы сейчас и узнаем, – новые зерна сорвались с его пальцев, и обогнули лестницу, – преувеличиваю я или нет.

Резкий порыв ветра отбросил изломанную магию на стеллаж с книгами. И за миг до того, как князь повернулся, я осознала, что стою с поднятой рукой, а пальцы покалывает сила.

«Рабский ошейник, конфискация, бессрочная каторга за применение магии против правящего рода» – похоронным голосом закончил Рин Филберт в моих воспоминаниях. А отец назидательно заметил: «Никогда не применяй магию против князя, Иви, поняла?» Тогда я кивнула, а сейчас… Девы, это всего лишь ветер!

И Девы сжалились над нами. Или разозлились. Стоило мне поднять испуганный взгляд на князя, как раздался нарастающий гул, и остров вздрогнул. Совсем не так, как раньше. Не так, как над Запретным городом. Попробуйте в полете сбить прикладом серую найку, ударить по ней словно по мячу для игры. Вам, возможно, понравится, а вот птице вряд ли. Сейчас, мы были такой птицей, которую ударили в полете чем-то тяжелым, сбивая с курса.

Меня отбросило к окну, в бок врезался стол, рапира упала и покатилась по плиткам пола. Крис ухватился за перекладины лестницы, Князь упал в кресло, и его вместе с ним стукнуло о полки, посыпались книги. Остров мотнуло в другую сторону. Гул перешел в оглушающий рев, в котором утонул мой испуганный крик. Все в библиотеке пришло в движение: лестницы, стеллажи, пол, потолок, стены, рельсы подъемника. Нечирийское железо сминалось, как картон в кукольном домике, что подарил мне отец лет десять назад.

Лестница лязгнула, изогнулась и упала прямо на Криса. Князь пытался выбраться из-под сломанного стеллажа, когда на него сверху, рухнула часть потолка.

Я упала, во все стороны брызнули осколки разбитого стекла. А потом пол под ногами разошелся в стороны…

Трещина, так похожая на изогнутую линию, поползла по залу. Она проглатывала все, до чего могла дотянуться. Книги, столы, магические светильники, сломанные стеллажи – все исчезало в голодном брюхе Академикума.

Я попыталась подняться на ноги, все еще ощущая, как дрожит остров, как эта дрожь передается мне. Чувствуя, как где-то там, в глубине, разгорается пламя. Злое, скованное со всех сторон металлом, не нашедшее выхода…

Зацепилась ногой за ножку перевернутого стола, упала и поползла. Совсем неэлегантно и недостойно леди. Вот только металлический скрежет за спиной совсем не располагал к соблюдению правил этикета. Он подгонял, почище хлыста с зашитой в рукоять звездой. У тех, кто его слышал в голове оставалась лишь одна мысль: «бежать прочь».

И все-таки я не успела. Темная пропасть догнала меня. Один удар сердца и нога провалилась в пустоту, руки соскальзывали со ставшего вдруг теплым пола. Соскальзывали и соскальзывали, ногти ломались, с губ срывались всхлипы. Срывались и падали. И я упала вместе с ними. Полетела вниз под недовольное металлическое ворчание острова. Полетела навстречу огненной буре, что зародилась у него внутри. И все что я успела – это собрать в ладони зерна изменений, призвать свой огонь. Не осмысленно, а инстинктивно. Когда я пугаюсь, пламя само прыгает в руки. И чем больше страх, тем сильнее пламя.

Но моя последняя мысль была не об огне. И не о Крисе. Не о родителях и не о том, как обидно умереть вот так, в библиотеке. Последняя мысль была о Тьерри Коэне, о старшекурснике, который, чтобы спасти серого рыцаря от струи голубого огня, рискнул перекрыть сопло Академикума. Нажал на спусковой крючок метателя, предварительно забив дуло ветошью. И эта мысль принесла облегчение оттого, что это сделала не я. Неправильная мысль, трусливая. Но она была. А потом мой огонь встретился с огнем острова, и все вокруг стало алым.

Что-то шипело. Монотонно, на одной ноте, словно котел парового мобиля на холостом ходу. Этот тихий шуршащий звук не давал мне окончательно соскользнуть в уютную темноту. И еще запах. Пахло сажей, горячим металлом, горелой тканью, приторным соком дерева Ро, опилками и еще Девы знают чем. Отвратительно пахло.

Я шевельнулась и едва не вскрикнула от боли в спине и почему-то в ладонях. Память вернулась рывком, только что меня окружал запах гари, а через миг я распахнула глаза, всматриваясь в нагромождение железных балок, каменных плит, бывших когда-то первой библиотечной башней.

Что-то продолжало шипеть, словно чайник в очаге. Я села, посыпались мелкие камешки, стена не просто рухнула, она разлетелась.

Схватившись за спину, я застонала от боли. Поясница ныла, как после сильного ушиба, а ладони горели огнем, словно я окунула их в пламя. Собственно, так и случилось.

Свет был неровным, пляшущим, словно язычок пламени на кончике свечи. Два магических светильника еще горели. Один лежал на остове стеллажа, сдерживающий пламя плафон раскололся. Огонь аккуратно лизал стекло, словно никак не решаясь выбраться наружу и потанцевать на изодранных корешках книг. Второй, то вспыхивал, то затухал где-то над головой. Навязчивое шипение стало громче.

Я подняла исцарапанные ладони. Кожа была красной, словно обгоревшей на солнце, пройдет пара дней, и она облезет белыми хлопьями. Я едва не рассмеялась, сижу среди обломков и представляю, что будет завтра, хотя само по себе это «завтра» явно под вопросом.

Это не ожог. Вернее, ненастоящий ожог. Я помню то лето, когда во мне проснулась сила. Не зная ее пределов, я быстро поняла, что собственный огонь не может причинить вреда. Ключевое слово «собственный», но это стало очевидным только после того, как я сунула ладони в очаг. Как кричала Туйма. Странно, ее причитания, я помню лучше, чем пламя на пальцах. Когда оно лизнуло ладони, я испугалась. А когда я пугаюсь, что-нибудь обязательно загорается. Огонь в очаге столкнулся с огнем магическим. Именно поэтому мои руки еще при мне. Мой огонь смешался с настоящим, он стал способен обжигать, но не способен сжечь свою неосторожную хозяйку. Ничего не получается из ничего, ничего не исчезает в никуда.

Я сжала и разжала пальцы. Больно, но терпимо. Когда я падала…

Я задрала голову, каменная плита с выступающими прутьями арматуры одним концом опиралась часть стены, которая похоже спасла мне жизнь, не дав раздавить, как букашку. Второй край плиты терялся, где-то в темноте по ту сторону от трещины.

Пол разошелся и здесь, хотя я понятия не имела где это «здесь». Он казался вскрытым, как бочонок с вином у неумелого выпивохи, который вместо того, чтобы выбить пробку, сломал дно.

Я снова потерла поясницу и неловко сползла с кучи обломков, бывших раньше частью стены. Вскрикнула, когда одна из металлических пластин разломанной лестницы задела предплечье. Металл был горячим. Как и воздух вокруг. Я заглянула в дыру. Казалось, остров треснул пополам. Там далеко внизу все еще плыл лед Зимнего моря. Академикум не рухнул. Спасибо Девам за маленькие радости.