Шерхан (СИ) - Кострова Валентина - Страница 48

В итоге я сорвался: сначала в тире. Стрелял по мишеням, представляя, как пуля попадает прямо в сердце того, кто пошел против меня, кто чуть не угробил Леру и убил моего ребенка. Тир вскоре перестал удовлетворят мою жажду, пришлось просить Тима устроить для меня развлекуху: стрелять из оружия по бутылкам. Потом пошли металлические банки. Но все это было не то, все это было имитацией, даже не суррогат. Всего лишь один шаг меня отделял от решения вновь стать киллером, вновь убивать, не ради денег, а просто мне так хотелось. Это «хотение» приходилось глушить алкоголем и вымещать на боксерской груше. Домой я приходил поздно ночью, на секунду замирал в дверях спальни, чтобы жадно рассматривать лежащую Леру на кровати и не сметь к ней подойти. Спал я в гостиной на диване.

Как обычно в квартире темно и тихо. Иду на кухню, включаю подсветку под нижними ящиками, занимаюсь раскладыванием продуктов, а потом решаю вообще приготовить еды. Лишь бы не идти в спальню, вновь не смотреть на потухшую Леру, не в состоянии вдохнуть в нее жизнь.

— Ты дома? — в дверях кухни замирает Лера, когда я уже обжарил овощи и сейчас резал мясо на мелкие кусочки.

— Да, — смотрю на нее, ищу хоть какие-то изменения в настроение, но все в ней по-прежнему: апатия, отсутствие какого-либо интереса, депрессия. Лера кутается в вязанный кардиган, зябко передергивает плечами, идет к столу, садится на стул, подогнув одну ногу под себя. Раз ищет общества, не уходит, значит какой-то маленький сдвиг есть. И эта мысль немного приподнимает мое и без того дерьмовое настроение.

— Вина? — приподнимаю вопросительно бровь, достаю из шкафчика бутылку вина, потом штопор. Она молчит, наливаю два бокала, протягиваю ей один. Осторожно берет, я улыбаюсь, собираюсь чокнуться с нею, сказав банальное «за нас», но бокал отводят в сторону.

— Не чокаемся.

— Почему?

— Сегодня месяц, — без эмоционально пригвождает меня к месту, заставляя вновь окунуться в воспоминания первых минут кошмара, когда Лена вышла из операционной и сказала: «Сочувствую». Я думал, что сдохнут на месте от боли в груди, сердце сто пудов остановилось, потом оно забилось, но я уже не был прежним.

— Лера, — ставлю бокал на столешницу, помешиваю мясо с овощами. — Надо отпустить ситуацию, не держаться за нее. Жизнь идет дальше.

— В жизни нет смысла. Ради чего люди сходятся? Чтобы создать семью. А семья, это двое взрослых и дети… — всхлипывает, я швыряю лопатку в раковину, подхожу к Лере, присаживаюсь перед нею на корточки и утыкаюсь ей в живот. Жду, когда она меня погладит по голове, жду внимания и ласки, но этого нет. Поднимаю на нее глаза, она смотрит на меня равнодушно.

— Лера, пожалуйста, — что у нее прошу, сам не понимаю, но внутри все сжимается от ее пустого взгляда на меня. Такого раньше не было. — Ты обещала!

— Я помню, Яр, я все помню. Дай время, не дави на меня!

— Хорошо.

Взгляд замирает на ее губах. Я жутко по ней скучал, мне хотелось обнять ее с продолжением, не просто держать в своих объятиях, а касаться ее тела, кожа к коже, одно дыхание на двоих. Я скучал не по сексу, хотя его тоже хотелось, я скучал по нашему единству.

— Я там привез рекламки из турфирмы, может слетаем вдвоем куда-нибудь на новогодние каникулы?

— Тебе моря под носом не хватает?

— Я хочу, чтобы мы побыли вдвоем.

— Мы итак вдвоем.

Смотрю на плитку, дышу носом, медленно помешивая лопаткой почти готовый ужин в сковородке. Считаю квадратики, на двадцатом сбился и начал вновь сначала. Молчание между нами стало слишком явственным и тяжелым. Только сейчас понял, что если так и дальше будет продолжаться, мы не справимся, мы разбежимся в разные стороны, а этого я не хотел. Поэтому промолчал, сжал зубы и заглушил свое раздражение.

Поздний ужин провел в гордом одиночестве, Лера отказалась есть, она вообще последнее время через силу пихала в себя еду под пристальным моим взглядом, когда меня не было рядом вряд ли что-то ела. Еще месяц и от девушки даже тени не останется. Еще такой месяц и потребуется помощь специалистов, я не психолог, я не могу вытащить ее из кокона ее боли, ее молчаливого крика.

— Яр, — раздается тихий голос Леры в темноте. Часы показывали два ночи, сна ни в одном глазу, я бездумно пялился в окно, лежа на диване. Девушка перелазит через меня, прижимается ко мне всем телом, закидывая ногу на бедра. Лежу, почти не дышу, с трудом верю, что рядом лежит Лера, что она сама пришла ко мне, сама меня сейчас обнимает одной рукой.

— Когда умерла мама, мне было плохо. Мне казалось, что это несправедливо. Что я так мало ей говорила о любви, так мало ее обнимала, там мало с ней разговаривала. Потом смирилась. Говорят, время лечит, но нет, не лечит, боль просто притупляется, позволяя тебе вновь жить, но теряешь ощущение вкуса, теряешь красочность видения мира, теряешь тонкость слуха… — ее пальцы чертят какие-то линии у меня на груди, хаотичные, без смысла.

— Когда я тебя первый раз увидела, у меня сложилось стойкое ощущение, что ты из блатных, которые веером махают своими пальцами, понтуются на пустом, делают вид, что богаты содержанием, а на самом деле пусты до самого дна. Ты оказался другим. Ты с виду блатной, а внутри самое настоящее сокровище.

— Лера…

— Шшш, — прикладывает палец к моим губам. — Ты сейчас начнешь мне говорить, что обманываюсь, но на самом деле так и есть, не каждый может похвастаться, что в его жизни есть человек, который горы свернет ради близкого. Вот ты свернешь. И Луну достанешь, и звезды с неба, если попрошу. Но мне этого не надо, счастье то, что ты рядом. Люблю тебя. Люблю тебя так сильно, что самой страшно… — приподнимается, осторожно целует в губы, поглаживая мои щеки. Не отвечаю, боюсь спугнуть, поэтому позволяю ей взять инициативу в свои руки. Лера моментально понимает правила игры, залезает на меня, впивается уже более требовательным поцелуем в губы, трется об меня, как кошка. Лежу неподвижно, отвечаю на заигрывания в такой же манере, как и она, ни больше, ни меньше. Руки держу при себе, точнее сжимаю простынь в кулаке, сдерживая себя от соблазна схватить девушку, перевернуть и подмять под себя.

Это была какая-та надрывная нежность, с щепоткой горькой полыни, горечи на кончике языка. Это были прикосновения дрожащих рук, когда едва подушечки пальцев касались кожи, не оставляя следов, но даря ту самую трепетную ласку, которую так страшно подарить без требования. А вдруг не надо? А вдруг совсем не ждут от тебя сентиментальных чувств!

Глажу ее по спине поверх футболки дрожащими пальцами, с волнением колотится в груди сердце, ударяется прямо в ее ладонь, а она впивается ногтями в кожу, вызывая дрожь во всем теле этой агрессивной нежности.

Осторожно просовываю ладони между нами и глажу ее груди, целую уголок рта, целую линию подбородка, она откидывает голову назад, открывая для ласк свою тонкую шею. Обхватываю ее за талию, одним рывком приподнимаюсь и усаживаю на себя, со сдерживаемой торопливостью целую все что попадалось под губы: шею, плечи, предварительно стянув на одну сторону ворот ее футболки, ключицы. Торможу. Начинаю вновь сначала, только теперь скользя языком по ее коже плеча, прикусываю кожу в месте, где плечо переходит в шею. Лера стонет, склоняет голову набок, прикрывает глаза, облизав губы.

Вновь скольжу языком по коже, черчу линию на шее, поднимаясь до самого ушка, целую за ушком, прикусывая мочку этого же ушка, посасывая, прижимая тело девушки к себе, ощущая весь ее жар на расстоянии. Целую мелкими поцелуями шею, лижу косточки ключицы, смещаю к плечу, теперь кусаюсь до отметины. Она вздрагивает в моих руках, но не отстраняется, а еще сильнее прижимается.

Мы встречаемся глазами. Ее в томлении, ожидании, предвкушении, это дает понимание, что она хочет меня так же, как и я, одежда между нами лишняя. Все что на нас надето летит в сторону, я с жадность голодного зверя прикасаюсь к телу Леры, скольжу ладонями по каждом изгибу, замирая над каждой родинкой, следом за прикосновениями целую проторенную дорожку, не давая ей возможность подарить мне ласку, потому что сейчас я любил ее за нас двоих, так сильно меня распирало изнутри, хотелось утопиться вместе с нею в этой долгожданной близости.