Судьба цивилизатора. Теория и практика гибели империй - Никонов Александр Петрович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/18
• Следующая

Возьмем ту же мораль. Мораль есть практически у всех животных. Причем, чем лучше вооружено животное, тем сильнее инстинктивные запреты на применение этого оружия против особей своего вида – во время брачных турниров или войны за территорию. Скажем, ядовитые змеи во время поединка никогда не кусают противника. Тигры, орлы, лоси, олени никогда не применяют свое мощное оружие против своих.

В книге этолога Виктора Дольника описан забавный эпизод. В охотхозяйстве два лося, встав по разные стороны изгороди, начали бодаться друг с другом – через забор. Трах! Трах! Аж треск стоит, щепки летят. Бескомпромиссно бьются! Но вот жерди лопнули, и лоси остались друг перед другом, теперь уже ничем не разделенные. И растерялись, потому что игры кончились, дальше пойдет сплошное смертоубийство. И что вы думаете? Лоси перешли к следующему пролету изгороди и снова начали «бескомпромиссно» биться «не на жизнь, а на смерть», с двух сторон лупя рогами по забору.

«Ворон ворону глазу не выклюет», – вот классический, попавший в поговорку пример животной морали, то есть инстинктивного запрета на применение оружия против особей своего вида. Птицы не молотят друг друга мощными клювами, львы не рвут друг друга зубами и когтями. А вот у плохо вооруженных видов инстинктивные моральные запреты слабее. Человек, скажем, или голубь – это слабо вооруженные создания, нет у них ни мощных челюстей с клыками, нет когтей, нет яда, нет убойного клюва. Поэтому природе незачем было ставить этим видам «вшитые» моральные программы. Однако человек обхитрил природу. Он вооружился искусственно и стал способен легко убивать себе подобных – природных тормозов-то не было.

Именно аморальность и агрессивность нашего вида мощно подстегнули внутривидовую конкурентную борьбу, социальная эволюция пошла невероятными для биологии темпами. Выживали самые умные племена-стада, которые придумывали самое смертельное оружие, самые эффективные системы внутренней организации, самую эффективную тактику уничтожения конкурентов. А также самые эффективные программы поведения, паттерны, мифы, моральные парадигмы.

Иногда говорят, что вся история человечества – это постоянная борьба разума с животностью. Я бы сформулировал иначе: вся история человечества есть канализация животных инстинктов в приемлемое для разума русло. Огромная мелиоративная работа, происходящая внутри наших голов…

Интересное влияние оказало на человечество изобретение денег. Оно обострило у приматов все те черты, которые подспудно в нас дремали. Внедрение денег в стаю обезьян дает потрясающий результат: оно резко очерчивает и разделяет психотипы.

Американские этологи провели такой эксперимент. Они ввели в стае обезьян экономику. Теперь для получения пищи обезьяны должны были работать. Работа состояла в том, чтобы дергать рычаг с немалым усилием. За работу обезьяна получала не пищу, а «универсальный эквивалент» – деньги. Это были разноцветные пластмассовые жетоны. За белый жетон можно было купить у экспериментаторов одну ветку винограда, за синий – две, за красный – стакан газировки и так далее.

И что вы думаете? Вскоре обезьянье общество расслоилось. В нем возникли те же самые психотипы, что и в человеческой стае. Появились трудоголики и лодыри, бандиты и накопители. Одна обезьяна умудрилась за 10 минут поднять рычаг 185 раз! Так ей хотелось разбогатеть! А кто-то из шимпанзе предпочитал не работать, а отнимать у других, пользуясь силой. Иные ленились работать и стояли возле рычага с протянутой рукой в ожидании, когда кто-нибудь добрый им подаст денежку на халяву. Но главное, что отметили экспериментаторы, у обезьян проявились те черты характера, которые ранее не были заметны – жадность, жестокость, подозрительность и ярость в отстаивании своих капиталов.

Обезьяны быстро научились использовать деньги не только в отношениях с экспериментаторами, но и друг с другом. Шимпанзе, которым хотелось поиграть, покупали у своих товарок за шестиугольный жетончик игрушку. Они покупали друг у друга услуги – например, одна обезьяна могла поискать у другой в шерсти насекомых за деньги. Вскоре обезьяны уже вовсю торговали друг с другом – меняли жетоны на орехи, конфеты на жетоны, услуги на деньги…

Когда приматы нашего вида homo sapiens «выросли» до денег и оседлого образа жизни, их природные черты проявили себя в социальной специализации – кто-то работал, а кто-то грабил. Земледельцы сажали и убирали, кочевники налетали и отнимали. Земледельцы, как могли, защищались. Чуть позже именно из этих отношений сформировалась первая государственная организация – грабители взяли земледельцев под свою «крышу». Это было взаимоудобно. Земледельцам выгоднее платить определенную долю одному бандиту, а не всем, и при этом больше не париться с войной: все «разборки» с другими грабителями брала на себя «крыша». Выгода же грабителей заключалась в том, что строго ограниченная постоянная дань не резала курицу, несущую золотые яйца. Взяв немного сегодня, они знали, что возьмут немного и завтра. И не надо каждый раз завоевывать – сами заплатят.

В миниатюре этот процесс взаимоотношений между «травоядными» и «хищниками» россияне могли наблюдать в начале-середине девяностых годов, когда государство куда-то испарилось, и на его место тут же вылезли бесчисленные банды, обложившие данью палатки, кооперативы и даже крупные производства…

Все естественно: как только появляется новая экологическая (или экономическая) ниша, то есть потенциальная возможность где-то чем-то поживиться, ее тут же занимают охотники за свободной энергией, за незанятым ресурсом. Теория систем, ничего не поделаешь… В нашем случае экологическая ниша появилась тогда, когда сельскохозяйственные технологии выросли настолько, что сообщество земледельцев стало производить избыточный продукт. Который можно было отнять.

Так на огромных равнинах постепенно сформировались классические аграрные империи, в которых функции военной знати и невоюющих крестьян были принципиально разделены. Специализированы. В плодородных долинах рек (Египет, Месопотамия и пр.) на высший класс помимо военной обороны легли еще несколько функций – координирующая функция и функция информационного накопления. В качестве координатора власть организовывала общественные работы по строительству аграрной инфраструктуры – оросительных каналов. Один крестьянин многокилометровый канал не выроет. Но оросительные каналы нужны всем крестьянам. Значит, необходимо организовать общественные работы для общего блага. Для этого и нужна централизация, власть, принуждение. Некоторые исследователи даже связывают деспотизм восточных обществ, возникших в долинах больших рек, не столько с потребностями обороны, сколько с необходимостью проведения мелиоративных работ.

Функция же информационного накопления заключалась в следующем. Земледельцу очень важно знать, когда сеять, когда убирать. Отсюда необходимость в накоплении астрономических знаний, которые аккумулируются у жрецов. Наука – жреческая специализация. Война – дело светской власти. А крестьянин специализируется на производстве продуктов питания.

Письменность в аграрной стране используется как инструмент для переписи населения с целью взимания и учета податей, а грамотность является прерогативой только высшего класса. В самом деле, зачем крестьянину грамота?..

Вместе с письменностью возникает институт «прописки», проводятся переписи населения. В одном из германских музеев хранится древнеегипетский папирус, который определяет порядок переписи крестьян. В нем сказано, что каждый египетский крестьянин во время переписи обязан указать чиновнику место жительства и общину, к которой приписан. Чтобы никуда не делся и вовремя платил. Община, кстати, отвечает за каждого крестьянина: один сбежит – его налоговая доля ляжет на других. Круговая порука – характерная вещь для аграрной империи. Для аграрной страны характерны и еще несколько особенностей. Во-первых, страшная ригидность. Во-вторых, колебательные процессы. Разберемся по порядку.

• Предыдущая
• 8/18
• Следующая