Дело второе: Браватта (СИ) - Останин Виталий Сергеевич - Страница 20

Спорщики замолчали, глядя друг на друга: ал Аору зло, а барон да Альва — равнодушно. Но послушались маркиза и сели. В опустившейся на зал тишине очень отчетливо прозвучал тихий, но твердый голос барона да Урсу.

— А я, напротив, предлагаю сначала обсудить частности, маркиз, а уж потом перейти к вопросу этой вашей Конфедерации. Вы говорите, что нам это союз нужен прежде всего для выгоды торговли и спокойной внешней политики. По первому я с вами спорить не буду, откуда мне знать…

Старик сделал небольшую паузу и тут же его окружение закашляло смешками. Да, мол, истинное дворянство не опустится до торговли! В отличии от сентариев и их покровителя! Классические такие двойные стандарты: только что они возмущались реплике да Манца о малых торговых домах, а сейчас уже всячески дистанцируются от торгового сословия. И это притом, что каждый из них имеет, хоть малую, но долю в какой-нибудь негоции! Лицемеры!

— Однако по второму, — продолжил барон да Урсу, — говорить несколько преждевременно. Как можно решать вопросы внешней политики, если у нас внутри множество нерешенных проблем.

Почти в полной тишине зала Совета губы тана зло вытолкнули:

— Я говорю о браватте графа да Вэнни!

Тишина зала взорвалась бортом дромона[21], получившего под скулу таранный удар. Гневные выкрики, вопросы, обвинения друг друга, сплелись воедино и взлетели. Крещендо урагана!

“Проклятый старик отлично разыграл свою карту!” — подумал Бенедикт да Гора. — “И очень своевременно!”

Бурление в животе усилилось. Это уже не предчувствие беда. Это — она самая! Вся подготовка к Совету, которую он провел, оказалась недостаточной. Его переиграли на поле, где он уже стал привыкать побеждать. Несколькими днями раньше, когда он лично проводил беседы с отдельными членами Совета, они смотрели ему в лицо и лгали! Но даже не ложь и явный сговор части дворянских семейств был болезненным ударом по самолюбию барона. Нет! Больше всего выводило из себя, заставляя зубы сжиматься до риска сломать их друг об друга осознание того факта, что он банальнейшим образом расслабился! Привык к топорной игре своих противников и был переигран ими!

Новость о браватте была, что называется, свежайшей, как только что выловленная из моря рыба. Буквально вчера вечером в Сольфик Хун пришел торговый а с гонцом из города Торуг. Именно гонец, а не голубь, что было бы в разы быстрее и надежнее. Он и принес новость от магистрата Торуга о том, что граф да Вэнни вывесил флаги браватты. А так как его замок защищал путь с суши к крупному морскому городу, третьему после Сольфик Хуна, — остановил тем самым всю сухопутную торговлю. Одновременно с этим, мятежный граф отрядил под стены города своих егерей с соколами, которые били почтовых голубей, которых отправлял перепуганный до икоты магистрат.

Браватта! Как ни обязывала должность кансильера коронного сыска предполагать наибольшую из возможных гадостей, до такого он бы не додумался ни за что! В наше просвещенное время? В 783 году от Пришествия пророков? Вы серьезно, синьор? Да этой плесенью покрытой дворянской традиции лет больше чем иным городам! И последние пятьсот лет ей никто не пользовался!

— Если вдруг кто-то из здесь присутствующих забыл или вообще не знал, что такое браватта, я напомню! — говорил барона да Урсу по-прежнему негромко, но каким-то образом его голос перекрыл гвалт дворянского собрания. — Это древняя традиция, идущая еще от первых рэйских императоров. Это право каждого дворянина и его обязанность. Браватта — это мятеж дворянина, который считает, что его сюзерен совершает ошибку. И, если у верного вассала нет других способов донести свое видение до господина, если разговоры не приносят результата, он вывешивает на стенах своего замка флаги с двумя сломанными копьями и входит в браватту. С этого момента у него лишь два пути: сюзерен возьмет его замок штурмом и докажет его неправоту, либо он же выслушает вассала и возьмет курс на устранение ошибок, из-за которых верный ему дворянин встал на путь браватты.

“Наш барон — просто добрый дедушка!” — Бенедикт да Гора сидел на своем месте и на лице его была привычная маска — рассеянная улыбка молодого повесы, которому все это ужасно наскучило: — “Сказочка на ночь для маленьких аристократов! Растите большими и сильными, слушайтесь папу и маму, а если овсяная каша по утрам кажется вам нарушением ваших прав, вешайте флаги браватты на спинках своих кроватей. И тогда: либо мама поймет, что вы не любите овсянку, либо папа выпорет так, что ближайшую триду будете спать только на животе!”

— Это путь самопожертвования! — меж тем продолжал в полной тишине барон да Урсу. — Вставший на него дворянин готов отдать свою жизнь, чтобы донести до сюзерена ошибочность его позиции и политики. Но даже в смерти своей…

Словно зачарованные дворяне смотрели на говорившего и кивали. Барон раскраснелся, голос его, до этого негромкий, набрал силу, глубину, убедительность. Так и должно говорить старое дворянство, такими ценностями оно и должно жить: честь, благородство, самопожертвование, отвага! За этими словами прекрасно прячутся истинные мотивы: жадность, жажда власти, обида и недооцененность.

“Это надо прекращать, а то дворяне помоложе того глядишь и поверят во весь этот бред”.

Но никто не торопился. Даже маркиз Фрейланг невозмутимо молчал, внимательно глядя на старого барона. Видимо, раздумывая — свернуть ему шею голыми руками или приказать арбалетчикам стрелять?

— Синьор да Урсу! — да Гора прервал старика взмахом руки. Откинулся на спинку стула. Это его работа. Проспал или нет, а надо спасать положение. — Это все очень интересно и познавательно, клянусь мощами святого Донаты! Где еще узнаешь такие интересные факты, как не на заседании герцогского Совета?

Смешки в зале. В основном молодые сентарии. Верный путь.

— Но у меня сегодня к четвертому колоколу назначена встреча с дамой, и я боюсь, что если вы продолжите эту лекцию, я безнадежно опоздаю! И опозорю, таким образом, все дворянство Фрейвелинга!

Реакцией на слова да Гора стал смех. Как и было запланировано. Это хорошо! Когда люди смеются, они меньше всего расположены делать разные глупости из арсенала благородных. Смеялись молодые дворяне, гулко похохатывали мужчины в возрасте, улыбались в седые усы и бороды старики. К несчастью, все смеющиеся принадлежали к лагерю сторонников маркиза. А вот барон да Урсу, его люди, а главное — нейтрально настроенные дворяне, ради которых весь этот спектакль и ставился, даже не улыбались. Выжидательно смотрели на пикировку фракций и ждали момента, когда продажа их голосов станет максимально выгодной.

“Плохо!” — страх приближающегося поражения (пока да Урсу бил его по всем фронтам) и бешенство от бессилия что-либо изменить, захлестывали Бенедикта, каким-то чудом еще удерживающего на лице маску легкомысленного аристократа.

— Вы находите это смешным? — прокаркал да Урсу, когда смешки в зале улеглись.

— Помилуйте, барон! Не только я! Но, Единого ради, зачем эта речь о браватте? Я думаю каждому из нас няньки и кормилицы рассказывали такие истории. И мы прекрасно знаем, — да Гора обвел взглядом зал, приглашая всех согласится со своим утверждением. — Мы прекрасно знаем, что такое браватта. Однако, похоже, только вы здесь осведомлены о причинах, которые толкнули графа да Вэнни на этот путь?

Взгляды собрания скрестились на старом бароне.

“Ну давай, старикан! Выкручивайся! Тебе мог донести кто-то из дворцовых слуг, что вчера прибыл гонец из Торуга. Но откуда ты можешь знать о мотивах мятежника? На этом еще можно сыграть!”

Несколько ударов сердца да Урсу держал паузу, меряясь взглядами с да Гора. Словно в зале были только они одни. Затем проговорил:

— Мне доподлинно неизвестны мотивы графа да Вэнни…

“Ну конечно!”

— …но я могу о них догадываться! Как и каждый истинный дворянин в этом зале! Это крик! Крик о помощи настоящего тана, который видит, как рушатся устои нашего сословия! Как попираются обычаи!

— Проклятые сентарии! — выкрик из группы оппозиции. Запланированный и исполненный в свой срок.