Любовное море (СИ) - Мухин Владимир - Страница 30

И что самое обидное, «жить» придется когда-нибудь и Максиму. Несмотря на все, что случилось и случается. Просто придется, как это делали и делают многие.

— Ну, радует одно, что хотя бы нас в семье не семеро. А то бы на всех компа и комнаты явно не хватило, — попытался разрядить атмосферу парень.

— Да какие там, семь. Я от нее и не одного не хотел. Ты случайно поучился.

— Да… Пора позвонить на «Пусть говорят».

— Да звони теперь хоть в Копенгаген.

Несмотря на то, что на лице отца Макса была нарисована боль и беспокойство, ему стало значительно лучше. Максим ощущал это на клеточном уровне. И ему было от этого хорошо.

Ведь всегда хорошо встретить брата по несчастью, особенно если этот брат — твой отец. И гораздо лучше, когда ты помогаешь такому «брату», пусть даже тупым молчанием и вопросами невпопад.

На следующий день парень спал довольно долго. Но днем, он даже взялся за свою учебу и собрал немного материала для будущей курсовой.

Отец вел себя как обычно. Казалось, что если спросить у него про вчерашнюю ночь, то он скажет, что такого попросту не было. Тетя Люда немного успокоилась. Возможно, у нее тоже была какая-то степень самосознания, хотя Макс этого и не видел.

И теперь, она разговаривала на отрешённые темы и не пыталась задевать сына даже краешком своих нравоучений.

Максима это вполне устраивало. Он отбыл до конца выходные и благополучно отправился в город.

Странно, но ему даже как-то не хотелось уезжать назад. Еще недавно, он не хотел ехать домой, боясь воспоминаний. А теперь он боится города. Вот вам еще один парадокс человеческой психики.

Максим сидел в холодной и неуютной электричке, задумчиво смотря в окно. Облака клубились, так, будто кто-то нарочно их раздувал гигантским компрессором. Пейзаж был вокруг настолько мрачным, что голливудские триллеры можно было снимать без спецэффектов.

Казалось, что сейчас на землю польется дождь и все вокруг напрочь затопит. И только эта мало заполненная, потрепанная электричка будет все также мчаться, несмотря на стихию, унося Максима в урбанизированное чрево его нового дома.

Вдруг парню среди мрачных (еще недавно летних) полей предстала картина, которую он наблюдал по дороге на вокзал.

Он увидел больного парня, который явно не мог ходить. У него было перекошено лицо. Возможно, это был ДЦП, возможно что-то еще. Но явно это было нечто врожденное и скорее всего, мало излечимое.

Коляску катила довольно молодая женщина, взгляд которой был, как у самой смерти. Она выкрикивала (как ей казалось неслышно) ругательства и изредка пинала ногами транспорт своего больного чада.

Все ее нутро было готово прикончить несчастного парня прямо здесь, оторваться от него и жить своей, молодой и яркой жизнью. Но сделать это не позволяли многие вещи, которые мы называем моралью и нравственностью. Но которые существуют по факту, только до тех пор, пока у нас присутствует до ужаса жёсткая карательная система.

Ведь в нашем человеческом мире надо периодически делать уйму зла, чтобы сподвигнуть людей хоть на каплю добродетели.

Тогда Максим еще сразу подметил, как не похожа эта пара на те пары из вечерних ток-шоу. Никаких тебе милых улыбок и воодушевлённых криков о борьбе и силе воли.

Никаких нравоучений, и никакой помощи от окружающих соответственно. Они обречены. Оба обречены. Он на смерть в этом чертовом кресле. А она на горе, которое, по сути (неизвестно по чьей злой воле) сама же и породила.

Максим вдруг представил себя таким же несчастным инвалидом, которого полноценным в этом обществе считает только разве что, бродячая кошка.

Он понял, что возможно, именно таким его видела Лена. Покалеченным, ущербным, после чертовой аварии. И возможно, что это стало одним из толчков к такому ее поведению.

— Да черта с два! Какой я на хрен инвалид? У меня нога только иногда побаливает и спину тянет! Что за труха у меня в башке…. — Выругал себя мысленно парень, доставая телефон, который должен был скрасить ему путь до самого города.

Некоторое время он блуждал по виртуальным просторам, по своему обыкновению рассматривая все, что только можно. Ничего интересного не было. Но этого его мало волновало.

Вдруг пальцы Максима сошли с ума и понесли его туда, где быть ему не следовало. При помощи поиска они нашли страничку Лены.

Максим был в шоке. Казалось, что какой-то кукловод управляет им изнутри. Ведь сам бы он точно не стал делать такого.

Страница девушки была закрыта от его глаз. Но вот главная фотография была вполне доступна. И то, что было на этой фотографии, чуть не убило Макса.

Его любимая Лена была там с каким-то (по мнению Максима) тридцатилетним стариком. Первые морщины, залысины на лбу, жирное лицо, но дорогой костюм. Даже на фото это заметно… Дорогой. Дорогой костюм.

Они обнимались весьма нежно и страстно. И по фото явно было видно, что это не просто ее дядя или преподаватель, с которым она поддерживает исключительно дружеские отношения.

Это был ее парень, если так можно было вообще назвать этого старпера, который, скорее всего, был мажором. И возможно, как это бывает в кино, хорошим другом ее родителей.

— Когда же ты успела? Я только неделю назад к тебе… Черт возьми! Нет! Я не верю! Я не верю в это говно! Твою мать… — Взвыл кто-то внутри Максима.

Он поспешил убрать телефон в карман, как будто это был не мобильный аппарат, а боевой пистолет.

Максим уставился в окно тупым, стеклянным взглядом. И вся картина событий нарисовалась у него в голове более чем четко.

Этот чертов уродец не просто был парнем Лены. Он «выращивал ее», как это делают многие предприимчивые старики, которые жаждут свежей девичьей плоти. Они караулят своих жертв с самой начальной школы, чтобы потом совершить решающий рывок.

Возможно даже, что к одиннадцатому классу он начал ее в открытую трахать…. Да. Она ведь не была девственницей при сексе с Максом. Значит, определённо да.

И когда ей надо было отправиться в поселок, то он, скорее всего, остался в городе. И скорее всего, строго предупредил, чтобы она ни с кем не якшалась.

— Так, Лена, смотри, чтобы там к тебе никто не прицепился. Мы поженимся этой осенью. Ты поняла? — Максим уже слышал в голове холодный и хитрый тон этого «старикана».

— Конечно! Ты что такое говоришь! Я люблю тебя, блииин! — Лена пела перед ним как первоклассница перед учителем.

И если он был удовлетворен ее пением, то возможно, что трахал ее с особым усердием, кончая в рот. Унизительно кончая в рот.

В глазах Максима потемнело от злости. Его собственные фантазии его убивали. Но остановиться он уже не мог.

Вот она приехала в чертов поселок. И тут за ней начал бегать он. И она сразу же поняла, что допустила ошибку. И что жить с этим тридцатилетним клоуном — это не вариант.

Она полностью отдалась Максиму. И возможно было бы все нормально. Возможно, что сейчас они оба были бы по-настоящему счастливы.

Но тут все покатилось к черту. Она раньше времени уехала в город. Он попал под недоделанную машину.

Она, конечно же, поначалу хотела, во что бы то ни стало продолжить эти отношения. Но подруги, мать с отцом и вообще весь мир, стали ее убеждать в обратном.

С одной стороны школьник-калека, с которым неизвестно что произошло. А с другой стороны перспективный, состоявшийся мужчина. Неужели здесь есть какой-то смысл думать? Выбор же и так очевиден!

И не надо «ля-ля», что женщины готовы бороться за свою любовь. Женщины готовы бороться за любовь тогда, когда к этой любви прилагается немного хрустящих банкнот, выгоды, перспектив или еще какого-то дерьма, за которое мы ежеминутно продаем души дьяволу.

Максим испытал непреодолимое желание разбить стекло окна электрички и порезать себя так, как это делал Август в больнице.

Кстати, этот дух реабилитационного центра не был таким уж и сумасшедшим. Сейчас Максим осознавал это как никогда раньше.