Милосердие (СИ) - "kakas" - Страница 165

Ниган хрипло смеется, и от этого смеха Блейк едва заметно вскидывается. С самого низа улиц, словно из ада, доносится визг автомобилей, тихий рокот толпы, вышедшей на вечерний променад, где-то вдалеке гудит поезд.

— Знаешь, что интересно? А ты ведь действительно ревнуешь. Господи ебучий бог, сколько же лет понадобилось, чтобы золотой мальчик по имени Филип почувствовал хоть что-то. И самое смешное, что твое первое чувство оказалось именно таким. Черт, это ведь и правда смешно.

— Не думаю, что твоя крыса для экспериментов способна заставить меня…

— А почему нет? По-моему, тебе стоит чертовски хорошо отблагодарить Рика Граймса. В конце концов, если бы не он, меня бы здесь не было. Он так хотел на тебя посмотреть… Этот сукин сын ревнив по-настоящему.

— И мне до него весьма далеко? — его губы недовольно кривятся.

— И снова ревнуешь?

— Я не…

— Просто признай.

— Даже если и так, то что?

— Я знаю тебя, малыш, знаю, какую мысль выдаст твоя ясная голова. И мой тебе совет: даже не вздумай тронуть его или его семью и пальцем. Это понятно?

— Почему нет?

— Потому что я так сказал.

Блейк делает глубокий вдох. Его пальцы сжимаются до онемения. Ниган скрывается в квартире на несколько минут. Свет гаснет и они оказываются в темноте, что рассеивается многочисленными уличными огнями. Какой-то тихий хлопок прорезает повисшую между ними тишину, слышно шипение и бульканье.

— И что дальше? — голос Филипа звучит как-то глухо, словно он насильно заставляет себя говорить.

— Выпей шампанского. Ты же всегда так любил эти чертовы пузырьки.

Ниган с неприятной улыбкой протягивает ему бокал. Блейк резко отбивает руку — бокал разбивается, а шампанское застывает на полу темным пятном.

____________________

* Делавэр — самая крупная река Филадельфии, на которой и расположен город. Служит формальной границей с городами штата Нью-Джерси.

========== Глава LII ==========

Комментарий к Глава LII

Не самая простая глава для меня. И не самая маленькая. Надеюсь, вам понравится!

Уверен, мне понадобится помощь ПБ (◑‿◐)

В кабинете Кросса полумрак: настольная лампа бросает рассеянный свет на замершего в усталой позе отца, у ног которого лежит несколько заполненных книгами коробок. Рик не замечает тихих шагов, продолжая смотреть в никуда, зарывшись пальцами в волосы и упершись локтями в колени. Гора пустых контейнеров для переезда стоит в самом углу, невероятной пирамидой возвышаясь над отодвинутым к стене кофейным столиком.

— Папа?

Рик вздрагивает и, бросив на сына неопределенный взгляд, откидывается на спинку кушетки. Карл замечает стакан на стопке тяжеловесных справочников. Там же стоит открытая бутылка.

— Вы сегодня долго. Хорошо погуляли?

— Да, — парень подходит ближе и осторожно опускается на подушку рядом с отцом. От родителя совсем легко тянет алкоголем: скорее всего, он ограничился одним или двумя бокалами чего-то крепкого. — Показал Сиддику наш луна-парк.

Вместо ответа Рик коротко кивает и опускает ладонь на макушку сына. Рука нащупывает чужую шапку. Ее хочется снять, чтобы привычно прикоснуться к мягким локонам, однако Граймс ничего не предпринимает: он чувствует, что теперь его сын принадлежит кому-то еще, кроме него. Шапка остается на месте, ладонь тоже.

— Что ты тут делаешь? Зачем коробки? Ты же сказал, что Ниган просто уехал уладить дела с работой.

— Я… — Граймс сжимает зубы и шумно сглатывает. — Не уверен, что он захочет вернуться.

— Почему нет?

— Потому что он уехал не по работе. У нас… Большие проблемы друг с другом.

Карл раздраженно хмурится, однако в позе его родителя, в тоне его голоса, и даже во взгляде есть что-то такое, что делает его чужим. Он едва ли может вспомнить, чтобы видел отца таким: потерянным и вместе с тем по-странному напряженным. Парню думается, что Рик Граймс впервые выглядит как человек, который о чем-то сожалеет. Со злой горечью, но все-таки сожалеет.

— А ты сам хочешь, чтобы он, ну, был здесь?

— Не знаю.

— Вы расходитесь?

— Я не знаю, Карл.

Подросток растерянно озирается по сторонам, осматривая застывшие на своих местах предметы. Он не мог не заметить, что отец несколько дней подряд проводит вечера в кабинете Кросса, но если ему понадобилось столько времени, чтобы упаковать всего лишь две-три коробки, значит, Рик действительно не знает, что ему делать дальше: избавиться от вещей Нигана или все-таки оставить.

— Я не понимаю, что между вами происходит, но… Тебе плохо без него, пап. Уверен, ему тоже.

— С Ниганом никогда нельзя знать наверняка, верно? — Рик едва заметно дергает углом губ и тяжело поднимается с кушетки.

— Позвони и узнай. Почему нет? Это несложно.

— Карл.

Граймс внимательно смотрит на своего ребенка: его сын влюблен, чисто и искренне, и это заметно в каждом его движении, действии и даже мысли. Он беззаботен, легок, он верит в собственную удачу, и сейчас ему кажется, будто нет ничего невозможного, будто не существует ошибок, которые нельзя исправить. Рик не может сдержать теплой и слегка вымученной улыбки. Он ласково отирает большим пальцем прилипшие к губам Карла крошки и дергает подбородком в сторону двери.

Но я не совершил никаких ошибок.

— Пошли спать.

Еще слишком рано, чтобы ложиться в постель, однако оба Граймса все равно поднимаются на второй этаж, синхронно принимают душ и почти одновременно прикрывают двери своих спален. Джудит уже давно сладко спит. В доме тихо, только из гаража слышится скулеж Данцы: словно чувствуя неладное, собака не отходила от мотоцикла Нигана, прижимаясь боками к холодной раме и беспрестанно облизываясь, будто запах металла и бензина казался ей чем-то похожим на запах хозяина. Пес жалобно лаял и не вылезал много дней подряд, даже когда Граймс выманивал его едой. Он наловчился справлять нужду за соседскими заборами, выскальзывая из гаража по утрам и вечерам, когда его черную лохматую тушу скрывали сумерки. Самым странным для Рика оказалось то, что Данца не вышел, даже когда Ниган вернулся домой той проклятой ночью.

— Господь, помолчи хоть пять минут, — Граймс устало накидывает одеяло на голову, но скулеж, перемежающийся воем, становится только громче.

Отчего-то к горлу подкатывает испуг: внезапно ему кажется, что с собакой что-то случилось. Придавленная лапа, вцепившийся в ухо клещ, расстройство желудка — что угодно. Торопливо поднявшись, Рик сбегает по лестнице и толкает дверь в гараж. Лампочка перегорела еще три дня назад — он хлопает ладонью по тусклому фонарю, освещая застывшее у Бонневиля черное пятно со сверкающими глазами и розовым языком.

— Иди сюда. Все, хватит этого упрямства, Данца. Или ты хочешь отправиться к кинологу? — приблизившись, он уверенно перехватывает пса за ошейник. — Пошли, ну же.

Собака упирается всеми четырьмя лапами, однако Рик все равно упрямо тащит ее за собой. Коготки скрепят по бетонированному полу, изредка слышится звонкий лай. Вытянув пса из гаража, он надежно запирает дверь, а после подхватывает заметно потяжелевшее животное на руки: Данца извивается, подобно червю, но вырваться из хватки Граймса не удавалось даже самым буйным парням.

Когда Данца оказывается в ловушке хозяйской спальни, он еще несколько минут нервно бегает по комнате, бросаясь то в один угол, то в другой. Перед протянутой рукой Граймса предупредительно щелкают зубы, однако спустя мгновение пес виновато поджимает хвост и запрыгивает на постель. Совсем как человек, он пробирается под одеяло и сжимается там теплым мохнатым комком.

Когда Рик опускается рядом с собакой, та опасливо отползает к самому краю. Граймс неуверенно укладывает руку на вздымающийся бок животного, словно тому необходимо привыкнуть к Рику заново.

— Чего ты боишься? Данца? Иди ко мне. Это же я.

Вместо ответа пес начинает рычать, а стоит Граймсу подтянуть его ближе, как острые зубы смыкаются на предплечье. Рик сдерживается, однако продолжает настойчиво тянуть собаку к себе. Оказавшись у горячей груди, Данца покорно опускает голову и принимается лизать неглубокую ранку. Шершавый язык торопливо подбирается к шее, а после проезжается по кадыку и бороде.