Дикий пес - Лисина Александра - Страница 18

Полуэльф, взглянув на раненого и убедившись, что Терг действительно сделал все, что мог, так же сухо кивнул. Одновременно с этим проследил, как Лакр торопливо перевязывает себе руку, а Ивер, болезненно морщась, осторожно вытирает окровавленный висок. При виде настороженно озирающегося и практически невредимого Тороса удовлетворенно хмыкнул. Убедился, что наниматель тоже жив и окружен заботой сородичей, на лицах которых отчаяние сменилось облегчением. Потом тяжело вздохнул и, скрепя сердце, подошел к неподвижно лежащему Белику.

Какое-то время он пристально всматривался в безусое лицо, с затаенной надеждой выискивая признаки жизни. Со странным чувством смотрел на плотно закрытые веки, за которыми не угадывалось никакого движения. Следил за упавшей на губы травинкой, стараясь уловить хоть малейшее шевеление, которое подсказало бы, что мальчишка еще дышит. Несколько ударов сердца напряженно ждал, но потом с новым вздохом опустился на корточки и протянул руку:

— Эх, Бел…

— Стой! — хриплым шепотом велели ему со спины, и Стрегон изумленно обернулся. Пришедший в себя Тирриниэль — бледный, измученный и едва живой — с немалым трудом поднялся с земли. — Не трогай его!

Наемник совсем оторопел, когда эльф, буквально умиравший минуту назад, упрямо выпрямился, а затем, пошатываясь, сделал несколько безумно тяжелых шагов и решительно оттолкнул чужую руку.

— Не трогай, — повторил устало, падая возле невестки на колени и с силой зажимая окровавленный бок. — Никогда его не трогай… если хочешь жить.

— Сэилле? — непонимающе переспросил Стрегон. — Вам надо отдохнуть и перевязать рану… Не следует рисковать.

— Я сказал: вон!

Стрегон, не смея больше перечить, послушно отошел.

— Сэилле! — вместо него горестно воскликнул Картис. — Пожалуйста, позвольте нам помочь… у вас не хватит резерва! Здесь нет источника! И вам нельзя пользоваться магией!

Но Тиль даже головы не повернул — он до рези в глазах всматривался в неподвижное лицо Гончей, как недавно Стрегон. С силой сжал гудящие виски, понимая, что снова рискует, а затем коротко велел:

— Освободите!

Лан и Картис без единого возражения взялись за паучью голову. Дружно приподняли, позволили повелителю вытянуть из-под нее бездыханное тело Белки и горестно вздохнули: на ней живого места не было — изящная курточка оказалась изодрана в клочья, от правого рукава остались одни лоскуты, рука была покрыта засохшей кровью, которая отчего-то растеклась по белоснежной коже странными, причудливыми узорами. На живот вообще было страшно смотреть — кольчуга, которую Белка все же надела, свалялась тугим комком и была порвана сразу в дюжине мест, будто ее ожесточенно жевали. А все остальное настолько вывозилось в грязи, что не представлялось возможности оценить, насколько же серьезно она пострадала.

— Ох, Бел… Сэилле, как он? — не выдержал наконец Лан.

— Сейчас узнаем, — устало отозвался Тирриниэль. — Отойдите. Я не уверен, что малыш будет в состоянии отличить друзей от врагов.

— Может, лучше мне? — робко предложил молодой маг.

— Сиди. Себя сумей на ногах удержать.

— Но вы ранены!

— Ничего. Как говорит наш малыш, авось не помру, — прошептал владыка. — Все-таки у меня шансов побольше, чем у вас двоих, так что не будем рисковать.

Он с тихим стоном наклонился, пережидая боль в сломанных ребрах, скривился, почувствовав, как по телу тоненькими струйками сбегают горячие ручейки, но все равно упорно протянул руку и бережно, самыми кончиками пальцев коснулся щеки Белки.

— Малыш…

Тирриниэль ждал этого, готовился, надеялся, что сумеет выстоять, но даже он не смог сдержать возгласа, когда от мимолетного касания его пальцы пронзила невидимая молния, заставив руку онеметь до самого плеча. На коже Гончей мгновенно вспыхнула сложная вязь узоров, и эльф отшатнулся. Больше он уже ничего не увидел, потому что мир внезапно вспыхнул изумрудным пламенем и исчез, оставив после себя лишь звенящую пустоту в душе, смутную боль от ощущения одиночества и странное чувство, что это когда-то уже было.

Никто и ахнуть не успел, как Белка распахнула глаза и вскочила с земли в неимоверно быстром, поразительно мощном прыжке. С лютым рычанием отшвырнула склонившегося эльфа, играючи опрокинув его навзничь. Придавила для верности тяжело вздымающуюся грудь и, стиснув одной рукой глотку, второй молниеносно выхватила нож. После чего хищно оскалилась и буквально вонзила лютый взгляд в его побледневшее от боли лицо.

Стрегон вздрогнул, не найдя в позеленевших радужках хотя бы проблеска разума. Краем глаза подметил, как попятились побратимы, инстинктивно пряча взгляды, а руками непроизвольно нашаривают рукояти мечей. Потому что в этот миг их юный проводник, умеющий парой слов развеселить даже самого серьезного человека, вдруг превратился в настоящего зверя.

При виде этих бешеных глаз полуэльф некстати подумал, что вполне мог бы сейчас лежать на месте Тиля. А еще через миг со всей ясностью осознал, почему в ту ночь у могилы далекого предка получил тот предательский удар. Кажется, теперь он понимал, почему задорный сорванец просил не трогать его руками… Боже, это было действительно страшно!

— Бел, это я, — хрипло прошептал Тирриниэль, чувствуя, как безвозвратно теряет себя, но не делая попыток вырваться из стальной хватки. — Это всего лишь я… Ты меня не узнаешь? Малыш, остановись, прошу тебя…

Белка тихо заурчала, подражая кровной сестре. Затем стремительным движением наклонилась ниже, обдав темного эльфа ароматом эльфийского меда, от которого его сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Странно наклонила голову, всмотрелась. Наконец в изумрудных глазах промелькнула слабая тень узнавания, удивление, а потом — и первая разумная мысль.

— Тиль?!

— Я, малыш, — с невыразимым облегчением выдохнул раненый эльф. — И я рад, что с тобой все в порядке.

Белка вздрогнула и внезапно опомнилась. Осознала себя сидящей на груди бледного до синевы остроухого свекра. Затем увидела свою руку, на которой все еще полыхала зелеными огнями эльфийская магия, и с тихим проклятием отпрыгнула в сторону, лихорадочно заозиравшись в поисках хоть какого-то убежища. Наконец забилась под первый попавшийся куст, сжалась в комок, крепко зажмурилась и застыла, проклиная все на свете и упорно гася рвущуюся наружу силу, с которой никто из присутствующих был не способен совладать. Ее сотрясала крупная дрожь.

Владыка Л’аэртэ обессиленно прикрыл веки, силясь унять бешеный галоп взбунтовавшегося сердца. Пытаясь не вспоминать то, что видел, и не думать о том, что могло бы быть, если бы не сын, не его перстень, не ее нежелание… Боги, какой же был соблазн — просто коснуться, вдохнуть поглубже, замереть, наслаждаясь незаслуженной близостью! Как трудно это перебороть, как хочется потянуться навстречу, надеясь и боясь одновременно…

Он с трудом заставил себя выбросить из головы непрошеные мысли. Пинком затолкал недостойные эмоции поглубже, с силой сжал челюсти и едва не взвыл от упорного желания шагнуть за ней следом. Ведь несчастная девчонка, обретшая по вине его старшего сына ужасающую силу, ничем не хотела его задеть. И сейчас до крови кусала губы, ненавидя себя за то, что натворила в беспамятстве.

— Бел? — наконец прошептал он, когда смог нормально вздохнуть.

— Прости… Прости, Тиль, я не хотел! Ты же знаешь, что этого нельзя делать… Зачем, ну зачем ты рисковал?

— Я беспокоился.

— Проклятье! — простонала Белка, постепенно усмиряя вышедшую из-под контроля магию. Стиснула пальцами виски, уткнула нос в колени и повторила: — Проклятье! До чего мне все это надоело!

Ланниэль, спохватившись, кинулся поднимать повелителя с земли, а Картис направился к сидящей на земле Гончей, благоразумно остановившись в нескольких шагах от нее.

— Бел, все хорошо. Он сильный. И руки у тебя уже не светятся… Бел?

— Как же я ненавижу эти руны! Столько лет, столько проклятых лет…

Она на миг сжалась в крохотный комочек, словно хотела отсюда исчезнуть, напряглась, задрожала, но потом вдруг выпрямилась. Словно заметила наконец неловко переминающегося эльфа, вспомнила про остальных, кто до сих пор не мог поверить в ее неожиданное воскрешение. Решительно стряхнула мимолетную слабость и распахнула глаза, где больше не было ни намека на прежний яд. Потом так же упруго поднялась и, сбросив с себя маску озорного мальчишки, отрывисто бросила: