Ведьмачья сказка или ведьмак для девочек (СИ) - Умнова Елена - Страница 49

— Как научишься делать порталы, сможешь хоть каждый день тут бывать, — усмехнулась Трисс.

— Видать не скоро, — рассмеялась я, имея крайне низкие ожидания от своих способностей к магии.

— Эй, поменьше скептицизма! Тебя будут учить лучшие чародейки континента! — весело воскликнула Трисс, ожидая меня у портала.

— Увидимся, — уверенно сказал мне Весемир. — Приходи, как только сможешь!

— А мне таких разрешений не давали, а, дедушка Весемир! Я начинаю завидовать! — подколола рыжеволосая красавица.

— Ну, деточка, надо было родиться предназначением ведьмака! — в ее манере ответил ведьмак. И они оба рассмеялись.

— Письмо я оставила в комнате, — все-таки сказала я ему. — И спасибо еще раз! До свидания!

Развернувшись к порталу лицом, я подошла к Трисс.

— Надо что-то сделать особенное?

— Нет, просто иди, — кивнула она головой и первой шагнула вперед.

Окинув прощальным взглядом залу и задержав его чуть дольше нужного на входе, я вздохнула, окончательно смиряясь. Пора…

Часть 8

***

Выскочив за дверь и с трудом удержавшись, чтобы не хлопнуть ей, ведьмак вихрем пронесся по замку и выбежал на улицу. Злость, обида и боль заставляли до скрежета сжимать зубы. Удар, удар, удар и еще с разворота и, наконец, добивающий. Соломенная кукла на нижнем дворе разлетелась на куски. Тяжело дышащего ведьмака обсыпало соломой и трухой, помогло не особо, но хотя бы свирепое выражение лица сгладилось. Понадобилось по крайней мере еще несколько серий тренировочных ударов, прежде чем мужчина вложил меч в ножны и прислонился к каменной кладке полуразрушенной стены бастиона.

— Ну, а что ты хотел? — вслух сам у себя спросил Эскель и с силой всадил кулаком в стену, разбив костяшки в кровь. — Идиот, — зло прошипел он, не замечая раны. — Шут гороховый! Да кому ты нужен, выродок? — в ночь выкрикнул он и устало прикрыл глаза. Грудь все еще часто вздымалась, но постепенно дыхание успокаивалось, пока не послышался желчный смешок. — Заранее же знал… — мужчина оторвался от стены и побрел обратно в замок.

Он не хотел ее пугать, но и не знал, как сказать обо всей этой завязавшейся узлом череде событий, которая в итоге привела их к этому подвешенному состоянию. Предназначение ли, глупость ли сделали из простого ведьмака и девушки Старшей крови жениха и невесту, только поделать с этим ничего было нельзя, а сказать ей — страшно. Он знал, чем это кончится: ужасом, отвращением и даже слезами. Знал, но оказалось, не был готов. Оказалось, что где-то там, в глубине души уже успела поселиться глупая надежда, подпитываемая искренними улыбками Брин и ее светящимся взглядом, которым она порой на него смотрела. Оказалось, этого было достаточно, чтобы допустить мысль, что девушка могла бы воспринять все спокойно, могла бы как всегда пошутить что-нибудь, улыбнуться и сказать «ну, что же теперь, пусть так». Могла бы…

Брин не сразу поняла, о чем он говорит, все переспрашивала и недоумевала, но стоило только ей до конца осознать, что произошло, и она схватилась за голову. Ведь он ожидал, что она придет в ужас от одной мысли быть связанной неразрывными узами с таким чудовищем, как он! Так почему же так неприятно было слышать, как она сожалеет о содеянном, сокрушается о своей участи, так больно было видеть, как она отводит взгляд, не желая смотреть на отвратительного монстра, навязанного ей в женихи. А сколько облегчения было в ее взгляде, когда она узнала, что никакой свадьбы не будет, сколько надежды было, когда она предлагала забыть обо всем и отказаться ото всех обязательств. Ему так и хотелось крикнуть ей, что он ведьмак, а не монстр, что он не собирался принуждать ее ни к браку, ни к чему другому!

Но она уже сменила тактику и обвинила во всем себя, печально глядя куда угодно, только не на него, явно показывая насколько ей неприятно даже просто взглядом с ним встретиться. Но ее заявление, что лучше бы ей было умереть, чем быть связанной с ним, добило его окончательно. Давно он не ощущал себя таким ничтожеством, давно настолько фатально не подставлялся, давно ему не было так плохо… Удержать себя в руках оказалось почти непосильной задачей, но он справился. Резко, но без лишних эмоций напомнил ей, что ничего от нее никогда не хотел, и поспешил уйти, чтобы не сорваться и не наговорить лишнего, не показать, насколько сильно она его задела.

В конце концов, она тут не причем. Это его больное воображение нарисовало ему то, чего нет. А она всего лишь спустила его с небес на землю, напомнив, кто он есть. Вот только про смерть, как более предпочтительную альтернативу, было уже явно слишком. Ведь он же о ней искренне заботился, зачем она так…

Но даже выпустив пар, до конца успокоиться у него не получилось. Усилием воли уложив себя в постель, он только проворочался полночи, даже не задремав, и вскочил ни свет ни заря. Привел в порядок мечи, на которые особого внимания не обращал, пока путешествовал с Брин, вычистил коней, натаскал дров с водой и понял, что не может оставаться в замке. От одной мысли, что вот-вот она проснется, спустится вниз и снова будет смотреть в пол или, еще хуже, на него с той самой надеждой, что эта связь с паршивым ведьмаком только сон, он с новой силой начинал ощущать себя гадким выродком.

Закинув в сумки минимум припасов, он сообщил только поднявшемуся Весемиру, что уезжает на охоту, и поспешил прочь из замка. Лишь порядочно отъехав от внешних стен крепости, Эскель осадил коня и вздохнул спокойно. Он был далеко, у него были конь и меч, и он мог заниматься привычным делом — убивать монстров. Этим и занялся, добравшись до пещеры. Кикимор оказалось действительно много, но он был этому только рад. Работа занимала и тело, и мысли, не давая думать ни о чем другом, кроме как о правильном усекновении чудищ и собственной невредимости. Закончил он уже на закате и ни сил, ни желания ехать обратно в замок у него не было. Разбив лагерь недалеко от теперь уже безопасной пещеры, он с удовольствием дал отдых натруженным за день мышцам и, вымотавшись, провалился, наконец, в долгожданный сон. Мозг, к сожалению, обмануть было не так легко. Всю ночь ему снилась та, которую он гнал из своих мыслей днем. Она то гладила его и улыбалась, то смеялась над ним, спрашивая, на что он рассчитывал. А под конец и вовсе неслась от него навстречу утопцам, крича, что лучше умрет, чем позволит ему прикоснуться. А он все пытался ее догнать, остановить, пытался сказать ей, что не тронет ее, что ей не нужно для этого умирать. Но как это обычно бывает во сне, даже с места сдвинуться не мог.

Резко проснувшись незадолго до рассвета с дико колотящимся где-то в горле сердцем и неподдельным страхом за жизнь Брин, Эскель какое-то время ошалело смотрел в пространство, приходя в себя, а потом с полустоном-полурыком выдохнул, рывком поднимаясь на ноги. Быстро собрался и погнал коня вперед по заросшей тропке, еще дальше от замка. Найти на необитаемой территории долины Каэр Морхена чудищ, на которых можно было поохотиться, труда не составляло. Те регулярно спускались с гор, прилетали или возрождались после не очень качественной зачистки. Обычно они этим занимались, когда бестии совсем уж близко подбирались к замку, нередко даже охотились втроем ради забавы. Но сейчас ни о забаве, ни о насущной необходимости речи не было. Ему нужно было просто занять себя и оправдать свое отсутствие в замке.

«Сколько понадобится Трисс, чтобы прийти в крепость? День? Три дня? Неделя? Неделя максимум, — рассуждал ведьмак. — Скорее всего, она сразу же заберет Брин к Йеннифер, раз я ту не позвал. А эта стерва ее уже не отпустит. Это к лучшему!»

А сам продолжал все сильнее углубляться в лес, подниматься в горы, уходя от замка все дальше, все еще не признавая вслух, что собирается всю эту неделю провести в лесу. Лишь бы не видеть отвращение во взгляде той, что неожиданно за несколько дней стала настолько небезразлична, что не выходила из головы даже после всего того, что сказала ему. А потом он как-то неосознанно стал вспоминать и обдумывать этот самый разговор, пытаясь понять, когда она так резко переменилась. И впервые засомневался, только не в ней, а в себе. А правильно ли он понял то, что она говорила? Ведь уже было, когда он, неверно истолковав слова девушки, сам себе испортил вечер. Безумный лучик надежды, который, казалось, после этого разговора наконец-то умер насовсем, вдруг снова шевельнулся, заставляя Эскеля выискивать другие смыслы в словах, которые еще вчера жгли каленым железом. Со злостью запретив себе даже думать об этом, он только яростнее занялся гнездом виверны, найденном на одной из скал западной оконечности долины. Расцарапанное острым когтем плечо резко остудило пыл ведьмака и заставило действовать осторожнее, а в голове раздался осуждающий голос Весемира, будто наяву распекающий нерадивого ученика, в порыве гнева потерявшего бдительность. Поморщившись то ли от боли, то ли от лекции, ведьмак четко, по всем правилам расправился с виверной и зачистил гнездо. После чего разбил лагерь и занялся раной. Порез оказался ерундовым, гадина задела на излете, а вот куртку пришлось зашивать. Закончил он дела, когда солнце уже село за горы, так что чем впотьмах спускаться в долину, решил остаться ночевать здесь. На сей раз вырубиться, как вчера не вышло: и потому что было еще рано, и потому что он опасался, что ему опять приснится что-нибудь про Брин. Наяву мысли, правда, тоже крутились вокруг нее, но тут он мог хотя бы попытаться их контролировать. Выходило, правда, не очень. Даже сама ночевка у костра под открытым небом напоминала о ней. Оставалось только признаться себе, что он был бы не прочь снова оказаться с ней в лесу, лечь рядом, прижать ее к себе и просто лежать, не шевелясь, как в те дни пути, что они провели вместе.