Странник и его тень - Ницше Фридрих Вильгельм - Страница 10

Предусмотрительный способ выражения. — А. Если бы все это знали, то большинству это было бы вредно. Ты сам называешь эти мысли опасными для злонамеренных людей и все-таки решаешься открыто высказывать их? В. Я пишу так, что ни чернь, ни populi, ни люди всевозможных партий не могут читать меня. Следовательно, эти мысли никогда не будут открытыми для всех. А. Как же ты пишешь тогда? В. Так, что в словах моих нет ни пользы, ни приятности для людей всех этих трех разрядов.

Посланники богов. — Сократ также считал себя посланником богов; но я не знаю, какой поток аттической иронии и остроумия нужен был ему для того, чтобы смягчить этот роковой и дерзкий взгляд. Он проповедует без всякой мысли об этом посланничестве; его картины, его образы, напр., об оводе и лошади, слишком реалистичны и не согласуются с притязанием на эту миссию; его задача, как он представлял ее себе, заключалась в том, чтобы всевозможными способами испытывать, насколько его верховное божество вещает истину, а это бесспорно указывает на смелое и свободное отношение Сократа к его богам. Такое испытание богов представляет один из тончайших, когда-либо придуманных компромиссов между мистикой и свободомыслием. Теперь мы более не нуждаемся в таком компромиссе.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Святая ложь. — Ложь, с которою на устах умер Арий (Paete, non dolet), затемняет все правды, когда-либо произнесенные умирающими. Это единственная святая ложь, ставшая знаменитой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Что более преходящее, дух или тело? — В правовых, нравственных и религиозных вопросах все наиболее внешнее, поверхностное, напр., обычаи, обряды, церемонии являются наиболее долговечными: это — Тело, в которое влагается вечно новая Душа. Культ, как определенный текст, постоянно заново объясняется; понятия и восприятия — это переливающаяся жидкость, обычай же твердая основа.

Вера в болезнь есть болезнь. — Вера в мистические спасительные средства от известных недугов мало-помалу потрясена до самого основания; но все еще сильна в нас вера в те недуги, от которых придуманы были эти средства.

Слова и писания мистиков. — Если в стиле и в духе выражения мистика уже не виден религиозный человек, то не нужно относиться серьезно к его мнениям о религии. Если она даже в нем бессильна, если ему, как показывает его стиль, не чужда ирония, надменность, злоба, ненависть, так же как самому нерелигиозному человеку, то — тем более бессильна она внушить веру слушателям и читателям! Словом, такая мистика послужит только к тому, чтобы сделать и слушателей и читателей еще менее религиозными.

Опасность олицетворения. — Люди более склонны держаться за свои мысленные представления, чем даже за наиболее дорогие существа; поэтому они охотнее жертвуют собою государству и идеалу — насколько он остается продуктом их собственной мысли и не представляет слишком реального образа.

Светское правосудие. — Светское правосудие возможно было бы освободить от цепей учением о полной неответственности и невинности каждого человека: такая попытка была уже сделана — как раз на основании противоположного учения о полной ответственности и греховности каждого. Все люди не без вины; нет невиновных. Но виновные не могут быть судьями себе подобных: так решает справедливость. Все судьи мира, следовательно, так же виновны, как и осужденные ими, и маска их невинности кажется лицемерной и фарисейской.

Рисовка при удалении. — Желающий отречься от партии или от религии считает необходимым начать их оспаривать. Но это с его стороны высокомерие. Нужно лишь, чтобы он ясно видел, что связывало его до сих пор с этой партией или религией и что теперь уже не существует, какие намерения влекли его туда и какие теперь влекут к чему-нибудь другому. Мы не присоединяемся к партии или религии на основании строгих выводов их познания: поэтому мы не должны рисоваться этим и при нашем удалении.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сократ. — Если прогресс пойдет должным путем, то настанет время, когда люди, для своего нравственного и умственного развития, станут все охотнее прибегать к меморабилиям Сократа, и тогда Монтень и Гораций будут служить руководителями для познания вечного и наипростейшего мудреца, Сократа. К нему ведут все пути самых разнообразных философских систем с их различными взглядами на жизнь, которые, в сущности, происходят от различия темпераментов, хотя устанавливаются разумом и привычкой и имеют все одну цель: радость бытия и наслаждение своим я; из этого, казалось бы, можно было заключить, что самое оригинальное в Сократе — это его причастность всем темпераментам. К тому же Сократ имел то преимущество, что обладал юмором серьезного человека и той плутовитой мудростью, которая является источником лучшего душевного состояния человека. В довершение всего он обладал большим умом.

О необходимости хорошо писать. — Время ораторства миновало, потому что прошло время городской культуры. Крайняя граница, допускаемая Аристотелем для города — чтобы герольд мог быть услышан всей городской общиной — эта граница так же мало интересует нас, как и сама городская община, так как мы желаем быть поняты и услышаны не только всем народом, но и всеми народами. Поэтому каждый образованный европеец должен уметь все лучше и лучше писать: это необходимо даже для немцев, которые считают искусство скверно писать своей национальной привилегией. Но лучше писать — значит и лучше думать, всегда отыскивая нечто достойное передачи и действительно умея передавать так, чтобы можно было переводить на языки соседей; быть доступным пониманию тех иностранцев, которые изучают наш язык; содействовать тому, чтобы все хорошее стало общим благом, и людям свободным все было открыто; наконец, подготовлять тот отдаленный порядок вещей, когда добрым европейцам дастся в руки их великая задача: руководство и наблюдение за культурой всего земного шара. Кто проповедует противоположное, т. е. что не следует заботиться об умении хорошо писать и читать (оба дара и развиваются и хиреют одновременно), тот указывает народам путь ко все большему и большему национализму, усиливает болезнь нашего века и является врагом добрых европейцев, врагом свободных мыслителей.

Учение о лучшем слоге. — Учение о слоге может когда-нибудь стать учением о том, как найти выражение, посредством которого всякое настроение передавалось бы читателю и слушателю; затем — учением о том, как найти выражение для самого желательного настроения человека, передать которое также всего желательнее; настроение человека, растроганного до глубины души, духовно-радостного, светлого и искреннего, победившего страсти. Это будет учением о лучшем слоге, соответствующим хорошему человеку.

О внимании к расположению фраз. — Построение фразы указывает на то, устал ли автор; отдельное выражение может еще быть сильно и удачно, потому что оно было найдено раньше, когда мысль впервые блеснула у автора. Это неоднократно встречается у Гете, который часто диктовал, когда чувствовал усталость.

Уже и еще. — А: Немецкая проза еще очень молода: Гете считает Виланда ее отцом. В: Так молода и уже так безобразна! С: Но — насколько мне известно — епископ Ульфиль уже писал немецкой прозой; следовательно, она существует около полутора тысячи лет. В: Так стара и все еще так безобразна!