Братья наши меньшие - Данихнов Владимир Борисович - Страница 42

• Предыдущая
• 42/81
• Следующая

Я замолчал, собираясь с мыслями, и именно в тот миг понял, что Шутов завтра умрет. Получилось само собой, мысль сверкнула молнией; как тогда, когда я впервые определил возраст, когда увидел, что школьной проститутке Леночке всего семнадцать лет.

Представил Мишку. Увидел и его смерть. Завтра. Нет, уже сегодня. В семь утра. Плюс-минус час.

Солнечный зайчик карабкается к Мишкиному носу. Шутов делает последний вдох и…

Меня как током ударило. Я вздрогнул. Организм не выдерживал, меня затошнило. Чтобы успокоиться, я задышал ровно, глубоко и часто. Свежий воздух помог, но голова все равно кружилась. Игорь произошедшей со мной метаморфозы не заметил. Продолжал сидеть бледный и глядел в одну точку.

Я посмотрел на него с некоторым страхом, но ничего не увидел. Ну то есть видел, что день рождения у Игоря приключился такого-то числа и года, но когда умрет — не знал. А вот Мишкин день смерти почувствовал. Да еще так отчетливо и ясно. Почему? Быть может, показалось?

— Левобережье, — объявил голос по радио; даже сквозь помехи прорывались печальные нотки; голос и его обладатель хотели домой — в теплую постель, к таинственному экрану телевизора и бутылке с водкой.

— Нам пора. — Я толкнул Игорька в бок. — И брось раскисать, вернем мы тебе кровотечение и температуру под сорок тоже вернем. Не боись!

— Глупо как-то. — Он ухмыльнулся, и на миг проглянул тот, прежний Игорек. — Носишься со мной, как с младенцем, Кирга. Из-за ерунды… вроде.

— Бывает, — согласился я и поднялся. — Как «га» будешь уравновешивать?

Монорельс тормозил.

— Хм… Киркя?

— Тьфу…

Сойдя с платформы, мы пару минут притопывали на месте и привыкали к местному климату. В Левобережье было гораздо холоднее, чем в городе.

Нас, подпрыгивающих на мерзлом асфальте, освещал унылый желтый фонарь, а в соседнем круге света стояла черная «волга». В машине тихо гудел мотор, а за рулем сидел водитель. Он курил через окошко и не обращал на нас никакого внимания. Сизый дымок ветерок относил в сторону, за кусты. За кустами виднелись темные одноэтажные домики; редкими, через три окна, желтыми и белыми огнями возвышались над ними старинные «хрущевки». Фонарей было мало, и добрая половина не работала. Рядом с перроном стоял перекошенный синий ларек с пятнами ржавчины на раздувшемся левом боку; стекла в ларьке были выбиты, а часть чугунной решетки сорвана. Рядом стояли пустые водочные бутылки, валялись окурки и мелкие косточки. Скорее всего, голубиные. Предстоящая пешая прогулка по малознакомому поселку не радовала. Игорька, видимо, тоже, потому что он сказал:

— Киря, может, тачку возьмем? — Игорь кивнул на«волгу».

— Водила с тебя ползарплаты сдерет. К тому же нам не нужны лишние свидетели.

— Да он нас и так видел уже, Кирфлик!

— Тебя в плаще никто не узнает. Меня в твоей дырявой куртке — тоже. К тому же, видишь, стоит на месте, курит? Ждет кого-то. Не возьмет он нас. Потопали.

Держа руки в карманах, мы вышли из светлого круга, по асфальтовому спуску выбрались на разбитую, в колдобинах и рытвинах, улицу: влево и вправо нестройными рядами тянулись угрюмые частные домики и металлические заборы. Кое-где сонно брехали собаки. По закону собак «приручать» разрешалось, но содержание одной такой животинки выливалось в копеечку, налог на них был немаленький. Тем не менее на живодерню собак сдавали гораздо реже, чем кошек.

— Помнишь, куда идти?

Адрес я помнил наизусть; путь узнал по карте, которую скачал из сети. Карта была подробная, а глаз у меня наметанный, и я сказал:

— Идем. Теперь направо.

Мы пошли вдоль обочины: Игорек в своем сером плаще казался матерым киллером, а я выглядел, наверное, как самый обычный гоп-стопщик. Одет был кое-как, старая Игорева курточка совсем не грела, а зашитые суровыми нитками дыры в одежде выдавали во мне человека, который с подозрением относится к интеллигенции. Когда выбирали наряд, я подумал, что это неплохо-потенциальные свидетели больше обратят внимание на ископаемую разлатую куртку и протертые до белого цвета джинсы, а не на мою физиономию, покрытую синяками.

Когда выезжали, я вспомнил о милиции и об ее навязчивом внимании к людям в подобной одежде тоже вспомнил. Но менять что-то было уже поздно, а возвращаться назад я побоялся, потому что мог закончиться душевный запал. Я мог, черт возьми, испугаться.

— Ты все-таки поверил, что Михалыч невиновен? — спросил Игорь.

Ни во что я не поверил. Я просто решил проверить свой глюк, а заодно помочь Игорьку очнуться. Все-таки он настоящий мой друг; такого друга встряхнет только кража со взломом — как минимум. Впрочем, красть мы не собирались. Разве что информацию.

— Лера сказала, что сегодня они с Паниным будут у нее дома; Шутова-мать собирается гостить у твоего дражайшего Михалыча, а они в свою очередь собираются… ладно, в общем. Главное, что у Панина никого не будет. К тому же… чувствую, надо начать с его гаража.

— Тоже глюк?

— Да. Вроде…

А тебе не кажется странным, что столько лет ты только и мог, что фокусничать с днями рождения, а теперь вдруг появились видения?

— Кажется. Может, я схожу с ума. Но проверить надо. Игорек вздохнул:

— Что ты надеешься у него найти? Дневник с подробной записью: мол, такого-то числа я избил несчастного Леркиного отца?

Тон Игорька мне понравился; по крайней мере, не было в нем ничего от человека, который собирался сварить бульон из разумной курицы.

— Может быть, — кивнул я. — А может, и порнофото, которые помогут нам шантажировать паренька — в случае чего.

— Шантажист, ма-ать твою, — хмыкнул Игорь.

— Мне сказали, что Шутов считает меня настоящим другом; это накладывает кое-какие обязательства.

— А если бы тебе сказали, что ты настоящий друг Джека-потрошителя?

— Я бы пришел к нему на могилу и попытался доказать надгробию, что быть маньяком — плохо. А потом, пьяный в хлам, надругался бы над его могилой.

— Зачем?

— Не знаю. Он же в Англии, наверное, похоронен. Приехать в Англию и не нажраться, а нажравшись, не надругаться над чем-нибудь?

— Ладно. А как насчет Гитлера?

— Слушай, отвали. Мишка — не потрошитель и не Гитлер, он самый обычный начальник отдела убийств и пыток.

Мы замолчали. Шагали неслышно, держались в тени; чем дальше удалялись от перрона, тем легче становилось. Людей не встретили ни разу. Все живое, казалось, вымерло.

Из кустов выглянула тощая, ребра да кости, дворняжка и тут же спряталась. Игорь пожалел вслух, что под рукой не оказалось камня.

— Нет, я бы ее не съел. Но на живодерне удалось бы пару монет заколотить за тушу.

— Через весь город пер бы? Сквалыжник.

— Лишняя монета не помешает! — заявил Игорь.

Мы свернули в какую-то совсем уж темную улочку; асфальт здесь отсутствовал, и нам пришлось перепрыгивать через колдобины. Дорога шла в «гору»; минуты через три, пыхтя и отдуваясь, мы выбрались на широкую дорогу, которая оказалась Северным шоссе, что вело в город.

Справа возникли выцветшие, наводящие на мысль о дряхлых старухах хрущевки.

Нам надо было туда.

Возле перекрестка у нас появились первые проблемы. Во-первых, две соседние хрущевки, которые на карте были обозначены сплошным прямоугольником, оказались совсем даже разными зданиями. Во-вторых, одно из них было общагой местного техникума, в котором учился Панин, и как раз сегодня студенты что-то праздновали и успокаиваться, похоже, не спешили. Было далеко за полночь, а они, вытащив колонки на улицу, слушали музыку и танцевали под окнами родной общаги. Мы остановились метрах в ста от нужного здания, закурили. Подумав, я сказал:

— Так даже лучше — в шуме на нас не обратят внимания.

На шоссе замигало красным и синим; мы одновременно шагнули в тень и прислонились к забору. Мимо промчалась милицейская «девятка». К счастью, нас не заметили: милиционеры спешили к общаге. Видимо, на неугомонных студентов стукнули из соседней хрущевки.

• Предыдущая
• 42/81
• Следующая