Каждый вдох - Спаркс Николас - Страница 7

Она медленно шла вдоль воды, мелкими глотками попивая кофе. За ночь Хоуп не выспалась. Обычно бесконечный рокот прибоя ее убаюкивал, но сегодня она ворочалась и металась в кровати, много раз просыпалась и оставила попытки заснуть, когда первые лучи солнца проникли в комнату.

Зато погода прекрасная: ясное голубое небо и свежо, как в сентябре, а не в августе. Вчера в новостях пообещали дожди на все выходные – Эллен, подруга Хоуп, сходит с ума от беспокойства. В субботу у нее свадьба, и церемонию и банкет планировали провести в Уилмингтонском загородном клубе на поле для гольфа (у последней лунки). Хоуп казалось, что свадьбу прекрасно можно отпраздновать и в здании клуба, но Эллен вчера вечером едва не рыдала в трубку.

Хоуп посочувствовала подруге, хотя это было непросто: увлекшись своими заботами, Эллен даже не спросила, как дела у Хоуп. С одной стороны, так, пожалуй, лучше: Хоуп пока не готова говорить о Джоше. Как прикажете объяснить, что его не будет в числе гостей? Конечно, неприятно, когда в день свадьбы подводит погода, но в жизни случаются вещи и похуже.

Сейчас Хоуп пребывала на грани нервного срыва, и неделя у моря не помогала. Не только потому, что рядом не было Джоша, но и оттого, что она здесь отдыхает в последний раз: в начале лета родители выставили коттедж на продажу и десять дней назад приняли предложение риелтора. Хоуп понимала, почему они продают коттедж, но ей будет очень не хватать этого дома. Почти каждое лето и все праздники семья проводила здесь – каждый уголок хранит воспоминания. Тут Хоуп отмывала ноги от песка из садового шланга, из кухонного окна наблюдала за грозами, а уж запах рыбы или стейков на решетке-барбекю на веранде за домом! Она помнила, как секретничала с сестрами ночью в общей спальне. И именно здесь, у океана, впервые поцеловалась с мальчиком. Ей было двенадцать лет, мальчика звали Тони, его родители владели летним домиком чуть дальше по улице. Хоуп была влюблена в Тони почти все лето, а когда они разделили на двоих сэндвич с арахисовым маслом и мармеладом, Тони поцеловал ее на кухне, пока мама поливала цветы на веранде.

Невольно улыбнувшись, Хоуп подумала, как поступят с коттеджем новые владельцы. Ей хотелось верить, что они ничего не станут переделывать, но это было наивно. Лет двадцать назад подобных домов на берегу было множество, а теперь их можно пересчитать по пальцам: Сансет-Бич облюбовали богачи, поэтому коттедж, скорее всего, снесут до фундамента и построят нечто крупное, вроде трехэтажного чудовища по соседству. Это жизнь, говорила себе Хоуп, но ей все равно казалось, что вместе с коттеджем будет уничтожена частица ее самой. Она осознавала, что эта мысль из разряда чересчур драматических («увы мне, увы!»), и корила себя за это. Амплуа мученицы не для нее; Хоуп всю жизнь была убеждена, что ее стакан наполовину полон и новый день надо встречать как новую жизнь. Во многих отношениях ей действительно повезло: у нее есть любящие родители и две чудесные старшие сестры, она уже давно тетя трех племянников и двух племянниц – неиссякаемого источника радости и удивления. Учеба давалась Хоуп легко – она блестяще закончила колледж и любила свою работу медсестры в травматологии в медцентре округа Уэйк. Несмотря на пару-тройку лишних килограммов, она здорова, уже шесть лет встречается с хирургом-ортопедом Джошем и любит его! У нее прекрасные подруги и своя квартира в Роли, недалеко от родителей. Со стороны можно было подумать, что Хоуп просто баловень судьбы.

Так почему же у нее все валится из рук и скверно на душе?

Одной из худших проблем в этом и так непростом году стал диагноз отца. Сокрушительную новость они узнали в апреле. Не удивился только папа: он уже давно подозревал неладное, потому что у него вдруг пропали силы бегать в лесочке за домом.

Отец тренировался там, сколько Хоуп себя помнила. Роли застраивался, но эту часть оставили в качестве зеленой зоны, поэтому родители и купили там дом. На протяжении ряда лет застройщики добивались отмены решения городского совета, суля новые рабочие места и налоги в городской бюджет, однако успеха они не добились – отчасти потому, что отец Хоуп неизменно выступал против них на каждом заседании городского совета.

Отец обожал лес. Он не только каждое утро выходил на пробежку, но и гулял по тропинкам, отработав день в школе. Маленькая Хоуп увязывалась за папой и бегала за бабочками, или бросала прутики, или ловила рачков в маленькой извилистой речушке, местами подходившей к самой тропинке. Отец преподавал биологию, химию и физику и знал каждый куст и дерево. Когда он рассказывал о различиях между южным красным дубом и черным дубом, разница становилась ясной, как небо, но если Хоуп пыталась повторить этот фокус самостоятельно, она путалась. То же самое происходило с небесными созвездиями: вечерами отец показывал ей Геркулеса, Лиру или Орла, и Хоуп с интересом кивала, а через неделю недоуменно щурилась, вспоминая, где какие звезды.

Очень долго она искренне верила, что папа самый умный в мире. Слушая дочкины уверения, отец всегда смеялся и говорил: будь это правдой, он бы смекнул, как заработать миллион долларов. Мама Хоуп тоже была учительницей, правда, младших классов, и только закончив колледж и начав зарабатывать, Хоуп поняла, насколько же родителям было нелегко поднимать троих детей, пусть и на две зарплаты.

Отец тренировал школьную команду легкоатлетов. Он никогда не повышал голос, но его подопечные стабильно занимали первые места. Хоуп и ее сестры все четыре года старшей школы тоже участвовали в кроссах и легкоатлетических соревнованиях. Спортивный талант ни у одной не открылся, но Хоуп до сих пор выходила на пробежку минимум несколько раз в неделю. Старшие сестры также не отставали, и последние десять лет Хоуп с отцом и сестрами в День благодарения участвовали в традиционной пробежке, чтобы нагулять аппетит, прежде чем сесть за стол. А два года назад отец выиграл забег в своей возрастной группе.

Теперь он уже не побежит…

Началось все с судорожных подергиваний мышц и непроходящей усталости. Сколько это продолжалось, Хоуп не знала, но полагала, что года два. За двенадцать месяцев пробежки отца в лесу понемногу превратились в прогулки.

Что ж вы хотите – годы, говорила терапевт, и это казалось логичным: отцу было уже под семьдесят. Он вышел на пенсию за четыре года до появления симптомов, страдал артритом бедренных суставов и стоп и, несмотря на многолетнюю дружбу со спортом, вынужден был принимать лекарства от высокого давления. В январе отец приболел – самая банальная простуда, но прошло несколько недель, а ему все еще было трудно дышать.

Хоуп повезла его к врачу. Тот назначил анализы, кровь отправили в лабораторию. Отца направили к другому специалисту, затем к третьему, взяли на биопсию мышечную ткань, и когда пришли результаты, врач предположил неврологическое расстройство. Хоуп впервые почуяла неладное.

Провели новые анализы, и вскоре собравшимся родственникам озвучили диагноз: боковой амиотрофический склероз, болезнь Лу Герига – тот самый недуг, что приковал к инвалидному креслу Стивена Хокинга. При этом заболевании погибают нервные клетки, отвечающие за произвольные мышечные сокращения, объяснил врач. Мышцы постепенно слабеют, больной начинает меньше двигаться, ему становится трудно говорить, глотать, а потом и дышать. Лекарства на сегодняшний день не существует, как и возможности предсказать характер течения болезни.

С апреля отец вроде бы мало изменился физически: он по-прежнему ходил гулять в свой любимый лес, сохранял добродушие и неизменно твердую веру в Бога, держал за руку жену, сидя с ней на диване перед телевизором. У Хоуп теплилась надежда, что у отца не самая агрессивная форма амиотрофического склероза, но она все равно не находила себе места. Сколько еще отец будет на ногах? Долго ли мать сможет справляться без посторонней помощи? Не пора ли пристраивать к крыльцу пандус и делать поручни в ванной? В специализированных заведениях существует очередь; может, надо искать место сейчас и вставать в лист ожидания? Из каких средств это оплачивать? Родители отнюдь не богатые и даже не зажиточные люди. У них имеются скромные сбережения и пенсия, плюс собственный дом и коттедж у моря, и все. Хватит ли этого не только на квалифицированный уход за отцом, но и на безбедную мамину старость? А если не хватит, что тогда делать?