Схватка за Рим - Дан Феликс - Страница 16

• Предыдущая
• 16/89
• Следующая

– Я знаю все это, – с нетерпением прервала гордая женщина.

– Но ты не знаешь того, что теперь все эти отдельные партии соединились против тебя и твоего правления, дружелюбного по отношению к римлянам. Они хотят низвергнуть тебя или подчинить своей воле, заставить удалить Кассиодора и меня, уничтожить наш сенат и все наши права, начать войну с Византией и наполнить эту страну насилиями, грабежом, притеснением римлян.

– Ты просто хочешь запугать меня! – недоверчиво возразила Амаласунта. – Все это пустые угрозы.

– А разве вчерашнее собрание было пустой угрозой? – возразил префект. – Если бы само небо не вмешалось, – и он указал рукой на труп, – разве сегодня и я, и ты не были бы лишены власти? Была ли бы ты теперь госпожою в твоем государстве, даже в твоем доме? Разве враги не усилились уже до такой степени, что этот язычник Гильдебранд, мужиковатый Витихис и мрачный Тейя выступили открыто против твоей власти, прикрываясь именем твоего сына? Разве они не возвратили ко двору этих трех бунтовщиков – герцогов Тулуна, Иббу и Пицту?

– Все это правда, совершенная правда! – со вздохом заметила королева.

– Знай, королева: если только эти люди захватят власть в свои руки, тогда прощай, наука, искусства, благородное воспитание! Прощай, Италия, – мать человечества! Погибайте в пламени мудрые книги, разбивайтесь вдребезги чудные статуи! Насилия и кровь затопят эту страну, и далекие потомки будут говорить: «Все это случилось в правление Амаласунты, дочери Теодориха!»

– Никогда, никогда не будет этого. Но…

– Теперь ты видишь, что ты не можешь положиться на готов, если захочешь не допустить этого ужаса. Защитить тебя от них можем только мы, римляне, к которым по духу принадлежишь и ты. Итак, когда эти варвары приступят к тебе со своими требованиями, позволь собраться вокруг тебя нам, тем самым людям, которые составляли заговор против тебя, этим римским патриотам, позволь им защитить тебя и себя в то же время.

– Но Цетег, кто же поручится мне за них и за твою верность?

– Вот этот список, королева, и этот, – ответил префект, подавая ей два списка. – В первом ты видишь имена всех римских заговорщиков, – там несколько сот имен знатных римлян. А в другом – имена заговорщиков готов. Вот теперь я вполне в твоих руках. С этим списком ты можешь сегодня же уничтожить меня, можешь выдать в руки готов.

– Цетег, – ответила королева, просмотрев списки, – я никогда не забуду этого часа и твоей верности. – Глубоко тронутая, она протянула ему руку.

– Еще одно, королева, – продолжал префект. – Патриоты с этой минуты твои друзья, как и мои, они знают, как ненавидят их готы, знают, что над головами их висит меч. Они боятся. Позволь мне убедить их в твоем покровительстве: поставь свое имя в начале этого списка, как доказательство твоей милости к ним.

И он протянул ей золотой карандаш. С минуту королева медлила, затем быстро взяла карандаш и написала свое имя.

– Вот, возьми, пусть они будут мне также верны, как и ты. В эту минуту вошел Кассиодор.

– Королева, знатнейшие готы собрались и желают говорить с тобой.

– Сейчас иду, – ответила она. – Они сейчас узнают мою волю. А ты, Кассиодор, будь первым свидетелем твердого решения, которое я приняла в этот ужасный час: префект Рима будет с этой минуты моим первым слугой, как самый преданный человек. Ему принадлежит самое почетное место как в моем доверии, так и у моего трона.

Она вышла из комнаты. Кассиодор последовал за ней, с удивлением глядя на нее. Префект же медленно поднял список высоко над головой и прошептал:

– Теперь ты в моих руках, дочь Теодориха. Твое имя во главе этого списка навсегда отделит тебя от твоего народа.

Внезапная смерть Аталариха была тяжелым ударом для партии готских патриотов: им удалось привлечь молодого короля на свою сторону. Теперь же, с его смертью, опасность возросла, ибо во главе управления осталась снова Амаласунта, и ненавистные римляне, конечно, могли снова взять перевес. В виду этого предводители партии – Гильдебранд, Витихис, Тейя и другие знатные готы – всеми силами стали хлопотать о полном объединении отдельных партий готов и добились этого. Цетег видел опасное для него усиление противников, но ничем не мог помешать, ведь в Равенне он был чужим человеком и не имел влияния. Чтобы сохранить за собой власть, он придумал смелый план: увезти королеву – в крайнем случае даже силой – из Равенны в Рим, где он был всемогущ: и римское войско, и народ были вполне преданы ему. Амаласунта с радостью согласилась на его предложение – в Равенне она чувствовала себя после смерти сына скорее пленницей, чем королевой, в Риме же надеялась повелевать свободно. Но как устроить этот переезд? Сухим путем от Равенны до Рима недалеко, но все дороги между городами заняты войсками Витихиса, – а уж готы, конечно, не допустят переезда королевы в Рим.

Необходимо было ехать морем, и притом не на готском судне. Префект отправил гонца к своему другу Помпонию, начальнику римских судов, чтобы в назначенный день он на самом быстром корабле прибыл ночью в гавань Равенны. Гонец скоро возвратился с ответом Помпоний, что тот исполнит приказание. Цетег успокоился.

Наступил назначенный день. Все уже было готово к бегству. Вдруг в полдень во дворец явилась громадная толпа готов с громкими криками, слышались угрозы, лязг оружия. Королева, префект и Кассиодор были в зале. Крики приближались, вслед за тем раздался топот ног по лестнице, и в залу, оттолкнув стражу, ворвались три герцога Балты – Тулун, Ибба и Пицта, а за ними Гильдебранд, Витихис, Тейя и еще какой-то громадного роста гот с темными волосами, которого префект не знал.

Переступив порог залы, герцог Тулун обернулся назад и, повелительно махнув рукой, обратился к толпе, следовавшей за ними:

– Обождите там, готы. Мы от вашего имени переговорим с королевой, и если она не согласится на наши условия, тогда мы позовем вас. И вы уже знаете, что надо делать.

Толпа отступила и рассеялась по коридорам дворца. Герцог Тулун подошел к Амаласунте.

– Дочь Теодориха, – начал он. – Твой сын призвал нас, но мы уже не застали его в живых. А ты, конечно, не особенно рада видеть нас.

– А если вы это знаете, – высокомерно сказала Амаласунта, – то как же вы осмелились явиться нам на глаза, да еще ворваться сюда силой?

– Нужда заставила, благородная женщина. Нужда заставляет иногда поступать еще хуже. Мы принесли тебе требования нашего народа, которые ты должна исполнить.

– Что за речь! Да знаешь ли ты, кто стоит перед тобой, герцог Тулун?

– Дочь Амалунгов, которую мы уважаем, даже когда она заблуждается и готовится совершить преступление.

– Мятежник! – вскричала Амаласунта, величественно поднимаясь с трона. – Перед тобой твой король! Тулун усмехнулся.

– Об этом, Амаласунта, лучше молчи. Видишь ли, король Теодорих назначил тебя опекуншей твоего сына. Это было против права, но мы, готы, не противоречили ему. Он пожелал сделать этого мальчика своим наследником. Это не было разумно, но мы и народ готов, уважаем кровь Амалунгов и признали это желание короля, который был некогда мудр. Но никогда не желал Теодорих, и никогда не согласились бы мы, чтобы после мальчика нами управляла женщина, чтобы прялка властвовала над мечом.

– Так вы отказываетесь признать меня своей королевой? – спросила Амаласунта.

– Нет, не отказываемся, – ответил Тулун. – Пока еще не отказываемся. Я сказал это только потому, что ты ссылаешься на свое право, а между тем ты этого права не имеешь и должна это знать. Мы уважаем благородство твоей крови. Если бы в настоящее время мы лишили тебя короны, то в государстве шел бы раскол. Я предложу тебе условия, на которых ты можешь сохранить корону.

Амаласунта страдала невыносимо, даже слезы выступили на глазах. С каким удовольствием предала бы она палачу гордую голову человека, осмелившегося так говорить с нею! Но она бессильна и должна была молча терпеть. Она только опустилась в изнеможении на трон.

• Предыдущая
• 16/89
• Следующая