Предрассветные боги (СИ) - Сергеева Александра - Страница 32

…………

— Ты ничего не ел, — укорила его Айрул, едва он залечил язву на ноге парнишки-полоняника с глазами старика. — Телу смертного нельзя голодать. Драг-Овит сказал: если ты потеряешь тело, вернешься к себе на семь небес. Как мы без тебя?

Она цапнула его за руку и поволокла к другому костру, у коего сгрудились бабы. Те махом высвободили ему местечко, куда бросили несколько шкур. Совсем еще молоденькая девчонка все с теми же старческими глазами почтительно протянула богу глиняную плошку, что парила сладким мясным духом вперемежку с травяным.

— Кушай, Великий, — тихонько попросила сидящая по правую руку молодая еще женщина с седыми прядями в темных волосах. — Сделай нас счастливыми.

На ее руках крепко спал черноголовый малыш — мать не пожелала оставаться в доме его отца из аила ткачей. Перун приткнул плошку в ногах и потянулся к мальцу:

— Лихоманка-то его отпустила?

— Отпустила, Великий, по твоей милости. Не горит боле. И животом не пухнет. Да пребудут к тебе милостивыми боги… — она осеклась, сообразив, кому и чего тут нажелала.

— Добро, — попытался изобразить ласку Перунка, особо не преуспев. — А те двое, что с той же хворобой?

— Здоровы, Великий, — заторопилась с ответом другая женщина. — Славят твою милость к детям твоим.

— Есть-то будешь? — попрекнула Айрул, согнав замеревшую под его левой рукой девку и опустившись рядом. — Или вождя просить, чтоб тебя просил.

— И не погнушаешься на меня жалобиться? — попробовал пошутить Перунка, зная, впрочем, что его лицо пребудет неизменным, а потому из шутейства не выйдет толка.

— Чем иным тебя не пронять, — не смутясь, заявила дерзкая, подымая плошку и поднося к его носу.

— Я спать хочу. Устал, — заявил бог, отворачивая мордаху. — После поем.

— Ты рот открывай, я сама кормить стану, — упиралась девка народа Хун. — Без того спать не дам.

Вкруг костра висела мертвая тишь: перечить богу-то, небось, страшно, а эта и бровью не ведет. Лезет к нему, чего доброго, прогневит…

— А и покорми, — решил Перунка не пугать понапрасну баб и распахнул рот.

— Чего он тут? — хмыкнул Парвит, явившись оттащить бога к своему костру. — Глянь-ка, дрыхнет, а мы там без него и не ложимся.

— Пусть спит, — провела Айрул рукой по белоснежным волосенкам умостившейся на ее коленях головки. — Умаялся. Есть не хотел. С трудом-то и запихала. Не тереби его.

— Придется, — присел перед ней Парвит, прилаживаясь к спящему мальцу. — Он без нас все одно долго не проспит. Скоро и вскочит, а ему бы всласть отоспаться. Слишком большая докука для малого дитя, коли оно бога в себе носит. Ты, слышь-ка, Айрул, со мной пойдем. Ляжешь рядком с ним — ему и спокойней будет. Давно ли от мамки отлучили — привык бод бочком у Алины засыпать. Он, вишь, прежде к Маре все тулился, а ее нынче нету. Вот ты заместо нее и пригрей нашего Перунку.

Солнце еще толком и глаза не продрало, а Тугор уж развел хозяйские хлопоты.

— Драговит, те кони из-под воинов, что по вечеру в стадо сбили, нам в докуку. Сэбэ говорит, будто в дне пути на полдень большой аил, где зерно ростят. Там запасы прошлолетние есть. Так, может, мы коней туда отгоним, да сменяем на зерно? Они вон ладные все, лишь трое чуток побились. Так мы их на мясо пустим, коли не одыбают.

— Мысль добрая. Но, без Перунки нам на соляных копях не обойтись, — предупредил Драговит. — Там хворых полно. А вы-то, как будете?

— А чего мы? Иль не сила? Своих возьму, да куниц — вот тебе и три полных десятка.

— Ты уж лучше с Капкиайем сговорись. Они ж степняки, так им сподручней с конями управляться. И Сэбэ прихватите — мало ли что. А мы те два аила, что при соли кормятся, и без него найдем. Чай, далеко от озера они не сидят. Мы туда всем обозом двинем. Все одно по пути к Великим водам, так и не станем туда-сюда зазря мотаться. Я тебе еще Рагвита дам головой над всеми, да Ильма со Званом. Мои мужики — люди бывалые, сообразят, коли что, как выкрутиться. К тому ж у каждого по брату серому — тоже подмога изрядная. Да и Перунка с ними поговорит издаля, как нужда приспеет.

На том и разошлись. Четыре десятка мужиков ушли на полдень, гоня стало коней, взятых из-под воинов, и пять повозок, очищенных под зерно. Из остальных вытряхнули всех, кроме детей, забили их добром с пяти повозок и двинули по-тихому вдоль берега озера к двум другим аилам, где копали соль. Так вот и вперлись на другой день в большое — вдвое богаче против прежнего — поселение всем скопом.

— Что-то воинов не видать, — подозрительно осматривал затихший аил Северко. — В прежнем-то их довольно было. Да и Сэбэ сказывал, будто соляные копи охраняют нешутейно.

— А вчерашние гости у нас, не отсюда ли прибыли? — насмешливо осведомился Парвит у бога.

— Откуда ж еще? — преспокойно ответствовал тот из седла Айрул, где как-то ненароком пригрелся. — Я ж не с неба вам их достаю. Ладно же вышло: всех разом и побили, а два поселения нынче голые стоят.

— То-то тишь кругом, будто по зиме в лесу, — озирался Небор, сползая с коня посередь аила. — Сбежали, что ль?

— По домам засели, — подсказал Перунка. — Драться сбираются за добро, что там скоплено.

— Нас одних и дожидаются, — хмыкнул Парвит, двинув, было, к ближнему двойному дому, что стал уж привычным.

— Погоди-ка, — осадил его Ирбис. — А что, вождь, не погнать ли их наружу?

— Как ты их погонишь? — полюбопытствовал Небор, угадав в том подвох.

— Как мы однажды у переправы, — ответствовал неулыбчивый охотник, на каменной роже коего все ж таки мелькнуло что-то насмешливое.

— Черный лебедь, да ты у нас прямо орел! — заржал Парвит, подгребая к коню Айрул. — Ну, чего? Пугнешь мышей из нор?

Перунка глянул на Драговита, ожидая указу. Тот оглядел поселение еще разок, прикидывая, куда ж ломанутся ошалевшие хозяева от бестелесных, но боле ужасных гостей, чем славны. На том пути, что вел к окраине аила, где пристроился обоз, он велел торчать Русану со своими куницами и вопить пуще спугнутых гусей. Там заполошные беглецы не надобны — еще обоз подавят, да детишек перепугают. В два прохода поуже бог наладил Айрул с ее девками и их жуткими визгами. Драговит, Парвит с Небором и Северко полезли на ближайшие крыши, дабы не пропустить, кто тут и куда рванет спасаться из опоганенного аила. Опоганят же его знатно — усмехнулся про себя Драговит — еще двум поколениям икаться будет. Здорово он озлобился на местный люд. Нигде не желал зла простым сакха, что потом и трудами великими добывали свой хлеб. А в этих селищах вся злоба из него наружу полезла. Эти упыри меры своей жесточи и вовсе не ведали, коли живых людей до последней крайности доводили и не стыдились.

— А теперь что? — нежданно впервые выказала любопытство Айрул, склонившись к белоснежной макушке.

— Коней придерживайте, — солидно поучал Перунка. — От того хая, что тут учнется, они взбеситься могут. Да и сами-то в штаны не налейте.

— Это, с чего это? — чуток обиделась Кротка, переглянувшись с Зелей.

— А вот увидишь. И про штаны я не шутил, — хмурился бог, застыв. — Держите себя крепко.

Зеля стронула коня и кинулась упреждать девок по соседству, дабы и впрямь со страху не окочурились, иль не брызнули по сторонам.

— Великая мать Ымай! — выпалила Айрул, едва в небо из всех домов разом вырвался дикий нечеловечий рев. — Великий Ырлиик, — уже шепотом помянула она хозяина подземных пределов мертвых душ. — Это?..

— Это я наделал! — похвастал Перунка, стараясь переорать бросившихся наутек хозяев. — Они не настоящие!

— Вот диво-то дивное! — вытаращила голубые глазенки Кротка. — Это, где ж такие водятся-то?

— В страхах сакха, — охотно прояснял Перунка. — Это их злобные духи.

— Ты их выпустил из Черной Нави? — чуть не задохнулась бойкая Лепава, бывшая летом младше Кротки с Зелей.

— Вам не растолковать, — проворчал Перунка под нос, сообразив, что все его резоны сейчас девкам в одно ухо влетят, а в другое выскочат.