Предрассветные боги (СИ) - Сергеева Александра - Страница 30

Перун наблюдал за ходом беседы людей, только что узнавших, что поставленная ими перед собой задача невыполнима на сто процентов. Латия, столкнувшись с таким уровнем невыполнимости, не стала бы озвучивать задачу даже на уровне постановки цели, не говоря уже о просчете способов ее достижения. И он сам никогда бы не взялся за подобное, не пройди они с Марой адаптации к местным реалиям. Адаптация же привела их к закономерной трансформации психики, позволившей латиям ограничиться одной лишь голой постановкой цели, даже не приступая к изысканию способов ее реализации. Говоря по-человечески, они пошли наобум неведомо куда за тем, о чем имели весьма скупую информацию. Ее основной носитель — свихнувшийся технарь — успел стереть ее, как только почувствовал присутствие сразу двух латий. А люди о «плененных Ыбыром злых духах» накопили массу собственных представлений, не имеющих с истиной ничего общего. И вот, в итоге высокоразвитая и высокообразованная латия Перун несколько растерялась, оценив невыполнимость задачи возвращения в исходную точку похода. А только-только познавшие металл и не доцивилизовавшиеся даже до письменности дикари, проскочив на полной скорости этап осознания просчета, немедленно приступили к перекраиванию планов, отбросив прежнюю цель, будто драную шкуру. При этом их эмоциональный фон изменился столь незначительно и на столь краткий срок, что его состояние можно было не учитывать.

Пожалуй — усмехнулся про себя бывший сотрудник службы безопасности латийской межгалактической базы — судьбу драной шкуры они решали бы дольше. Он, в очередной раз поражаясь себе самому, осознал, что вполне понимает сородичей: идея-то штука неодушевленная, рождающаяся безо всяких физических усилий. А за шкурой сначала побегай, потом выделай, потом привыкни к тому, что она у тебя есть. И, наконец, решись с ней расстаться, когда мозг настоятельно ищет способ применения в хозяйстве ее дыр.

…………

Все устали от тяжести столь долгих размышлений и невнятности ближнего будущего, оттого и поржали над шуткой Звана от души, прежде чем завалиться спать. А на следующий день вышли к большому озеру, где стояли три аила, в коих полоняники с полуночных земель копали соль. Сэбэ клялся, что их там непременно найдут, и они нашли.

У первого же аила наткнулись на целый десяток воинов — потощавший силой Перунка не пожалел их. Славнов же поразил вид его жителей — жили тут богато, и толстые животы красовались, почитай, что у каждого сакха-мужчины. Женщины тоже отличались полнотой и красовались множеством низок из камушков дивных цветов, ракушек, перьев на шеях, руках и даже головах. Были на них и наручья, кованные из бронзы — как только руки подымали для домашней работы? Вскоре прояснили, что рук им подымать почти и не доводилось — на то были полонянки с полуночных земель. Кротка с Зелей немедля ринулись собирать их по домам, едва не получив по хребту плетками. Умница Айрул, что привела сюда десяток своих девок, от всей души попотчевала вздорных хозяек полонянок теми же плетками, прежде угостив стрелами кое-кого из их мужей. Бабищи с визгом разлетелись по аилу жирными куропатками, дабы спрятаться по домам.

Отупевшие от тяжкой работы и мытарств дочери Белого народа ни в раз сподобились поверить, будто по их души явились освободители. Жались, прятали глаза, теребили драные тряпки, служившие им рубахами. Перунка, понятное дело, не собирался торчать тут лишка без надобности, а потому головы полонянок стали прочищаться с полезной для дела быстротой. Степнячки же без зазрения совести принялись шарить по домам, откуда понеслись все те же бабьи вопли — у хозяек от покражи их барахла тоже что-то там прочистилось в башке. Видать, пытались отстоять свое кровное, но у вырвавшихся из полона степнячек шибко-то не забалуешь. Драговит с мужиками даже не полез любопытствовать: остался ли после их поборов в домах, кто живой, или нет? По всему в этом аиле было видать, что на соли его хозяева наживались знатно. Хотя сами-то ее сроду не копали. Вот Зеля, Кротка да Айрул и порешили, что задолжали они своим рабам немало. Двенадцать баб, десяток девок и пять детей засунули в три отменных повозки, забросали одежей, дабы приоделись дорогой, да еды насовали, что нашлось готового. Это у ткачей многие бабы остались, ибо жизнь у них была доброй, а тут о том даже не поминали — тут жизни для них не было.

Дале Сэбэ, не желавший без нужды мозолить сородичам глаза и дожидавшийся в обозе подале от аила, повел бога к добытчикам соли. Если в аиле прикончили всего троих мужиков, бросившихся на степнячек, то тут Перунка забрал жизни более двух десятков сакха: воинов и надзирающих за рабами местных соледобытчиков. Не враз, конечно, а по мере надобности для облегчения страданий полоняников. Из двух же десятков мужиков тут гнули спину восемнадцать светловолосых и четверо каких-то степняков. Последних Перунка усыпил — мужики, изъеденные язвами, высохшие, выдубленные от соли, доживали свое время в мире Яви. А вот славны обретались здесь не так давно. Духом не оскудели, хоть руки да ноги изъязвлены, а на головах да в бородах, покрытых изморозью соли, колтуны. Их набили в три пригнанных повозки вместе с тем, что сняли с тел их мучителей. Всего из этого аила увели девять повозок, забив три остатние заготовленной для отправки солью. Взбешенный тем, что узрел, Рагвит все оглядывался в седле. Все порывался пожечь проклятый аил до основания, но Драговит не дозволил.

— К чему добро по ветру пускать? — урезонивал он брата, оглаживая играющего под ним жеребца.

— Ты их добро пожалел?! — шипел тот змеем, а Ястреб вторил седоку злобным фырканьем.

— Зачем их? Наше. Порешили же здесь зимовать. Сэбэ, сколько тут до Великих вод?

— С вашим большим обозом можно дойти за два дня. Ну, или за три, но это точно, — поосторожничал шекэри.

— Сбегать сюда по зиме за припасами, как нечего делать, — мстительно порадовался Северко, обходя их стороной на Снежке. — Они у нас своих бывших полоняников еще всю зиму кормить будут.

— Во-во! — вторил ему Тугор, старательно удерживаясь во все еще непривычном седле. — На их-то жиру можно и пару зим поголодать да не загнуться. Там это, вождь, я велел своим мужикам остатние повозки забить зерном, что у них с прошлого лета осталось. А зимой можно будет и нынешнее зерно вычистить, что по осени снимут. Там еще сыры с маслом, да кишки, салом забитые, да корешки сушеные с ягодами. Медок, опять же. Овец тоже прихватим — они их себе еще пригонят. К тому ж, они себе вскорости новых полоняников притащат — сами-то работать непривычны. Так мы после и тех приберем.

— Хозяйственный ты мужик, сын тура, — усмехнулся Драговит.

— Есть такое дело, — солидно огладил бороду тот, но тотчас опять вцепился ею в поводья.

— А по такому делу, бери-ка ты наше хозяйство в свои руки, — приговорил Драговит. — Чую, мои руки до этого не дойдут.

— Понятно, что не дойдут. Ты вон насобирал нас тут целую прорву, так и надежа вся у нас на тебя с братьями. Коли вы нас не защитите, так сами мы точно не убережемся. А уж с хозяйством мы и без вас управимся.

— Вождь, овец много брать не надо, — поравнялся с ними Капкиай, коего сулы назвали промеж себя старшим.

— А кормиться чем станем? — построжел Тугор, выпрямляя согнутую в седле спину.

— Прежде, чем овцу есть, ее надо кормить, — бесстрастно заявил степняк, что верхом сидел так, будто ногами сроду не хаживал. — Ее много кормить надо, много пасти. Значит, далеко ходить стадом. А на чужой земле это плохо.

— Верно, Капкиай! — одобрил из-за их спин Рагвит. — Проще будет сбегать за новыми, что для нас сакха откормят. Нынче у них нашими стараниями воинов здорово поубавилось. Покормят нас одну зиму, не потрескаются.

— Вот вы и бегайте, — ворчал рачительный тур, вновь пригибаясь к коню. — А я пока мяса насушу да кореньев. Рыбы опять же накопчу, как дойдем до Великих вод. Запас лишним не бывает. А ртов у нас все прибывает. Для коней и вовсе запасы нужны немеряные. Так что бегать вам и бегать по этой земле. Жаль только мальчишку замытарите, — покосился он на волочащуюся сбоку повозку, где Перунка обихаживал полоняников. — Малец, понятно, бог. Но, тело у него больно уж невзрачное. Коли бог, так мог бы и получше чего выбрать.