Эрос и цивилизация (Парадоксы Великого Отказа) - Маркузе Герберт - Страница 2

Прогресс цивилизации оборачивается против самой же цивилизации и ведет к отрицанию рациональности господства. Переходя к рассмотрению современного состояния цивилизации, Маркузе отмечает, что благодаря техническим достижениям человечество сумело приблизиться к победе над нуждой, к удовлетворению витальных инстинктов человека и, следовательно, к освобождению инстинктов от ненужного подавления. Перед человечеством открывается возможность нового принципа реальности и превращения тела в самоцель. Однако это противоречит интересам господства. Чем реальнее возможность освобождения, тем сильнее необходимость репрессии, так как это позволяет избежать распада установившегося порядка.

Производительность становится самоцелью: поскольку она не может ослабить репрессию, она оборачивается против индивидов и превращается в способ контроля.

Тогда же, когда индивиды не заняты производительным трудом, контроль над сознанием осуществляется с помощью контроля над информацией, с помощью индустрии досуга и развлечений, с помощью формирования ненужных ("ложных", "репрессивных", как назовет их Маркузе в "Одномерном человеке") потребностей - словом, с помощью манипулирования сознанием. Но теперь и само господство перестает быть индивидуальной функцией и также становится самоцелью, функцией целого, системы институтов, удовлетворяющих и контролирующих потребности индивидов.

Этот проницательный анализ современной цивилизации будет продолжен Маркузе в его книге "Одномерный человек". Здесь же автора интересует принципиальная возможность нерепрессивной организации инстинктов и, следовательно, нерепрессивного принципа реальности. Для этого он пытается найти формы нерепрессивного развития либидо в самой репрессивной цивилизации.

Маркузе приводит указание Фрейда на фантазию как на психическую деятельность, которая, в значительной степени, свободна от власти принципа реальности. Она является представителем принципа удовольствия в сознании и обладает собственной истинностной ценностью, опирающейся на собственный опыт преодоления антагонистической действительности. Однако в расколотом сознании человека властвует разум, в то время как фантазия (как и принцип удовольствия) бессильна.

Миф, искусство, сфера эстетического - здесь фантазия хранит и осуществляет свои истины. Производительность стала основной ценностью Западной цивилизации, а ее культурным героем является Прометей. В поисках альтернативной экзистенциальной установки Маркузе обращается к иным мифологическим архетипам, видя их в образах Орфея и Нарцисса. Именно в них наиболее полно выражается примирительное, не захватническое отношение к природе. Это образы радости, образы принципа нирваны как отсутствия напряжения, победы над временем и единства Эроса и Танатоса.

Маркузе пытается проследить преломление этой экзистенциальной установки в интеллектуальной, философской культуре Западной цивилизации, но приходит к выводу, что в ведущей ее линии - философии рационализма, разума - примирение возможно только как духовное примирение: от Аристотеля (nous theos) до Гегеля (Geist). Философский разум поражен чертами репрессивности. Чувственность же занимает подчиненное положение в интеллектуальной культуре Запада: эстетика как наука о чувственности является второстепенной философской дисциплиной. На третирующее отношениек чувственности указывает и то, что предметом эстетики впоследствии стало "прекрасное" и его воплощение в искусстве. Рассматривая идеи Канта об общем корне чувственности и рассудка, а также идеи Шиллера об эстетическом воспитании и эстетическом государстве, Маркузе указывает на попытки философов примирить разум и чувственность с помощью фантазии, как на свидетельство возможности "либидозной рациональности", способной направить прогресс цивилизованной свободы. Единственно релевантным, по мнению Маркузе, является вопрос о том, возможно ли разумное построение такого состояния цивилизации, при котором потребности удовлетворялись бы таким образом, чтобы была устранена прибавочная репрессия.

Тезис о нерепрессивной сублимации сексуальности и является доказательством такой возможности. Маркузе считает, что человечество приближается к новому повороту в трансформации инстинктов. Необходимо освобождение сексуальности (предпосылки для которого уже созданы принципом производительности), благодаря чему рухнет большая часть репрессивных ограничений и с помощью самосублимации сексуальности и сублимации влечения к смерти сформируется новый порядок, новая организация общества, которая будет основываться на эротических, либидозных, но несексуальных связях индивидов друг с другом. Для этого необходимо не сдерживать прогресс отчуждения труда. Раз уж человечество никогда не сможет избавиться от необходимого, механического и нелибидозного труда, необходимо завершить его отчуждение, полностью его автоматизировать, и тогда количественное изменение сокращение рабочего времени - через освобождение сублимированной сексуальной энергии приведет к качественной трансформации сексуальности в Эрос.

Однако в этой части исследования Маркузе забывает о своем же анализе феномена господства в современной цивилизации с его стремлением увековечить репрессию.

Ведь именно господство является главным препятствием на пути освобождения инстинктов. Возможно, причина в том, что Маркузе не согласен ни с одним из известных человечеству путей освобождения и не желает повторять ошибки философов, пытавшихся указать социальные характеристики субъекта освобождения.

Он стремится с помощью идей Фрейда выйти на более глубокий уровень человеческого бытия, однако тем самым он перепрыгивает через социальный уровень, через вопрос об осуществлении им же указываемых мер, и его тезис об освобождении остается абстрактной спекуляцией, лишенной принципа для соотнесения самой себя с действительностью. Маркузе ратует за Великий Отказ - отказ от репрессивной цивилизации и ее ценностей. Но Великий Отказ остается всего лишь лозунгом, не указывающим конкретной программы действий. Говоря о "разумном" построении нерепрессивной цивилизации, Маркузе ничего не говорит об этом разуме и о тех, кто будет им руководствоваться. В "Политическом предисловии 1966 г." к "Эросу и цивилизации" присутствует указание на аутсайдеров общества как угрозу системе современной цивилизации. Но с большим трудом можно увидеть в них, "образ нового человека" (см. там же), способного к созданию либидозной рациональности и нерепрессивнои цивилизации. В "Одномерном человеке" мы уже не находим ни тени оптимизма, а только безрадостный анализ тотального контроля индустриальной цивилизации над человеком. Отсюда надрывность тона Маркузе, обильное употребление им сослагательного наклонения и политическая воззвательность текста.

Однако мы полагаем, что Великий Отказ выше политики, как всякая истинная философия. Ибо в своей сущности он обращен к свободной личности или, по крайней мере, способной осознать свои ложные потребности, привитые репрессивной цивилизацией, и тем самым сделать шаг к свободе.

"Эрос и цивилизация" - Самая известная книга немецкого философа Герберта Маркузе

- имела и имеет не только собственно философское значение, но и социально-политическое. Написанная в 1955 году, она стала провозвестником и катализатором "сексуальной революции" на Западе, получившей в свою очередь воплощение в движении хиппи и студенческих бунтах 68-го года.

Опираясь на идеи Фрейда, Маркузе прослеживает становление современной "репрессивной" цивилизации, реконструируя ее историю, как историю подавления чувственного человека, использование энергии его влечений в целях культуры и общества. Альтернативу подобного устройства цивилизации Маркузе видит в биопсихологическом переустройстве человека на основе "новой чувственности".

Эта книга - одна из немногих теоретических попыток изменения человека в сторону раскрепощения сексуальной энергии и отношения к человеческому телу, как к инструменту не столько труда, сколько удовольствия. А.Юдин Парадоксы критической теории Герберта Маркузе (Предисловие к русскому изданию "Одномерного человека") "Одномерный человек" появился в 1964 году и принес ее автору всемирную известность, что для философского произведения является скорее исключением, чем правилом. Книга была воспринята прежде всего как политическое произведение, что отчасти соответствовало интенциям автора и содержанию работы.