Я вам не ведьма! (СИ) - Эйта Аноним - Страница 59

— Будь знакома, нэй Салатонне.

И ответное:

— Уже тысячу лет, как нэй Устин! Когда же ты запомнишь, Аката!

Щиц хмыкнул.

— Если ты, Эль, думаешь, что ему есть хоть какая-то разница, то не думай. Я с малых лет обучался у него премудростям, и за это время он столько раз менял имена, что мне лично легче просто звать его дядей. — он понизил голос и сказал, будто бы по секрету, — это он перед тайе Акатой рисуется.

— Не хочу я звать его дядей, — буркнула я, — а то как бы чего не вышло.

Салатонне аж виски поперхнулся.

— Да, лучше уж просто «Салатонне», девочка, — откашлявшись, согласился он.

Щиц взял карту, посмотрел на свет. Укоряюще покачал головой. Салатонне принял вид невинный и безмятежный, что с его мальчишечьим обликом, — хоть в этот раз он и выглядел на пару лет старше, чем в прошлый, — смотрелось вполне достоверно.

Тетенька фыркнула.

Щиц здесь был на правах вольнонаемного слуги. Папенька после Элия относился к Щицу с подозрением, и долгие мои объяснения, что это просто друг, который иногда стирает мне простыни, пропали бы втуне, если бы я вздумала упрашивать папеньку устроить ему через градоначальника приглашение. И без того было странно, что он уселся играть с господами, так что руку подняла я.

— Эй, парень, — подозвала я мальчишку, — принеси новую колоду.

И мы начали играть.

Как-то так вышло, что партнерами меняться никто не захотел, хоть это и было против правил; тетенька было подняла этот вопрос, но вскользь и тихонько, скорее для очистки совести.

Столик наш привлекал немало внимания, — еще бы, тетенька на балах появлялась редко, да и не бывало еще такого, чтобы садилась играть с кучкой детишек, бросив своих заклятых подруг из кружка церковных украшений, — но Щиц этого, кажется, и не замечал, Салатонне не придавал значения, а тетенька всячески показывала, насколько ей все равно.

Так что когда к нам подошла тайе Марински, дернулась только я. Хотя это была тетенькина подруга.

— Привет, Аката, рада тебя видеть! Мы играем во-о-он там, и нам не хватает человека…

— Прости, Лайлет, — тетенька с трудом выдавила из себя подобие улыбки, — я хочу побыть с племянницей. В Академии у нас не так много времени, которое можно было бы провести вместе.

— Елания, смотрю, похудела.

А ты поваляйся две недели без сознания в постели, питаясь только бульончиком с ложечки! Похудеешь тут!

Вот ведь… мечтала же об этом когда-то. А толку? Я не выглядела красивой, а скорее нездоровой, как сдувшийся мешок…

Противный был у тайе Марински взгляд. Такой… ощупывающий. Она, я уверена, заметила и мои веснушки, которые оказалось невозможно скрыть никакой пудрой, и выбившуюся из прически прядь, и руки, за которыми я уже очень давно не ухаживала надлежащим образом.

Я встала со стула, вспомнив, как надлежит приветствовать старших. Заодно дала в деталях рассмотреть живот: надеюсь, мою резкую потерю веса не сочтут за признак беременности.

— Здравствуйте, тайе Лайлет, — я сделала легкий книксен и опустила голову.

Девушке на выданье стоило вести себя соответствующе. Хоть я и отвыкла от этого совершенно.

Очень не хватало кончика косы, который можно было бы потеребить. Будь прокляты сложные прически!

Щиц заколебался, вряд ли его кто-нибудь просветил о тонкостях этикета, хотя это и не помогло бы. В его случае единственным рабочим правилом было «слуги с господами в вист не играют», и он его уже нарушил.

Салатонне развалился на стуле, как сытый котяра, и на тайе Марински даже не смотрел. Уткнулся в свои карты так, будто от них зависела судьба мира.

— Не представите своих друзей?

— Нэй Щиц, нэй Устин, — отрапортовала я, — колдуны. Познакомилась с ними на учебе.

Это хотя бы объясняло их возмутительное поведение.

И приврала я совсем немножко…

— Мне кажется, — с раздражением сказала тетенька, — тебя зовут обратно, Лайлет.

— А почему ты не танцуешь, Елания? Ты же так это любила? — Лайлет обожала допрашивать девушек этим своим елейным голосочком.

Где была, что делала, почему танцевала с этим два танца, а с тем три, что же ты почти не заходишь в церковь, ну и подол у твоего платья, на два пальца выше приличного…

Я замешкалась.

— Еленьке нездоровится, — вмешалась тетенька, и добавила резко, — хватит мучить мою племянницу, она на ногах-то еще стоит нетвердо. Ты можешь сесть, Елания.

Она меня просто спасла. Потому что в то самое мгновение я вдруг с удивлением осознала, что совершенно разучилась отвечать всяким там тайе Лайлет правильно. Потому что я вообще уже и забыла, как оно, правильно…

И вспоминать это было мучительно.

А тетенька, она…

Она разрешила не вспоминать. И сесть. И вообще. И на тайе Марински зыркнула так, что та наконец ушла.

Я была ей так благодарна!

Тетенька дождалась, пока тайе Марински сядет за свой стол, кашлянула и спросила неловко:

— Елания…

— Да?

— Ты… хочешь вернуться в Академию?

— Ну, мне же еще надо расколдовать Щица, и…

Щиц вмешался:

— Ты уже вытащила меня из Академии… то есть твой папенька вытащил, когда потребовал, чтобы ему немедленно вернули все твои вещи…

Я посмотрела на него, как на умалишенного. Повертела двумя пальцами у виска.

— И что? Ты все еще колдовать не можешь. Я помню, что тебе обещала. Что отпущу, когда уйду из Академии, и что обеспечу тебе возможность колдовать. А вместо возможности колдовать у тебя сейчас возможность двигать дубовые шкафы в папенькиной спальне, чтобы они свету из окошка не мешали…

— Попроси у папеньки еще один котел, и…

Я встала, перегнулась через стол и засветила Щицу щелбан. После чего села и надулась, совершенно не собираясь скрывать, насколько это предложение меня обидело.

— Ты мне жизнь спас, — буркнула я, — а я должна тебя бросить? И вообще, я хочу вернуться сама по себе, вот! Там интересно. В конце концов, я же могу просто научиться магии, без всей этой ведьминской ерунды? Вот ей и научусь. Бабка у меня была ведьма, это да, но я… просто хочу колдовать нормально. Чтобы никто не травился моими блинчиками, а наоборот…

— Вот с этого бы и начинала, — вздохнул Салатонне прежде, чем его ученичок надумал, что мне возразить, — этот мальчишка просто слишком заботится о других, такой уж он.

— Я заметила…

— Не перебивай. Так вот, детишки, сейчас вам будет очень стыдно, но я все-таки спрошу, и ответьте мне честно: целоваться не пробовали?

— Э-э-э… — протянула я, оглядываясь почему-то на тетеньку, — э-э-э… Нет, да и толку? Чтобы снять проклятие… Для этого же нужна любовь, да? Вот эта вот, такая, с бабочками в животе и невыразимым счастьем от того, что избранник дышит с тобой одним воздухом?

— Вовсе нет, — пожал плечами Салатонне, — вы, женщины, слишком романтизируете. К счастью, заклинание накладывала Онни, а она одна из самых практичных женщин, которых я когда-либо… кхм, знал.

Мы с Щицем переглянулись. За этим «кхм» скрывалась какая-то очень интересная история, которую мы о своих наставниках знать ни в коем случае не хотели.

Как хорошо, когда солидарен со своим фамильяром в таких важных вопросах!

— Она всегда считала ведьму, наложившую на Спящую Красавицу заклинание, самой большой неудачницей на свете, — продолжил Салатонне, — истинная любовь, с первого взгляда на спящую девушку! Слишком жесткое условие, которое могло быть выполнено не иначе, как чудом. Увлеклась она этим вопросом, короче. Ну и подняла архивы, разузнала, что за блоковый узел был на заклятии, а потом еще неделю… хихикала.

— Хихикала? — удивилась я.

Очень уж сложно было такое представить.

— Ага. Есть у нее такая привычка: как что-нибудь ее зацепит, так она в самые неподходящие моменты то хихикать начинает, то рыдать… потому мы и…

— Дядя, ближе к делу, — перебил Щиц.

Никогда не замечала за ней такой привычки. Хотя она могла сдерживать себя при ученицах… Да и кто знает, что Салатонне считает самыми неподходящими моментами… Гадость какая, фе, и думать не хочу!