Тайная жизнь Сальвадора Дали, рассказанная им самим - Дали Сальвадор - Страница 39

• Предыдущая
• 39/65
• Следующая

– Не причиняйте мне зла. Я тем более не причиню вам зла. Надо, чтобы мы никогда ни причиняли друг другу зла.

Затем я предложил ей прогулку туда, откуда открывается удивительная панорама Кадакеса. Наконец мы нашли такую точку зрения. Хочу воспользоваться ею, читатели, чтобы сверить с вами часы. Созерцайте пейзаж вместе со мной в этой кульминации нашей прогулки и всей моей жизни. Восхождение было нелегким и утомило нас. Эта глава переходит в свою вторую половину, и нам необходимо передохнуть, прежде чем спускаться более элегически, отдохнувшим шагом людей, уже имеющих опыт пройденного пути. Пока наши тела отдыхают, позвольте мне взволновать вас, рассказав историю, которую я слыхал от своей кормилицы Лусии. Здесь вы не только узнаете Гала в Девушке, но и меня самого в Короле. Вот эта сказка, которую я назвал для вас —

Жил однажды король не без любовных странностей. Каждый день он звал трех самых красивых девушек королевства поливать гвоздики в своем саду. Целыми часами сидел он в высокой башне, наблюдая за ними и выбирая ту, которая проведет ночь на королевском ложе, вокруг которого курились редчайшие благовония. Наряженная в самое красивое платье и украшенная дорогими самоцветами, избранница короля должна была всю ночь спать рядом с ним или притворяться спящей. Король не прикасался к ней и только любовался ею всю ночь. На рассвете он отрубал ей голову одним взмахом меча.

Сделав свой выбор, король перегибался через крепостную стену башни и обращался к одной из трех девушек с неизменным вопросом:

– Сколько гвоздик в моем саду?

Та, на которую падал выбор, узнавала таким образом свою судьбу и в то же время свой смертный приговор и должна была неизменно отвечать:

– Сколько звезд на небе!

После этого король скрывался, а девушка бежала домой – сообщить родителям о свадьбе-похоронах и надеть свое самое красивое платье. Шли годы. Однажды король выбрал себе в ночные невесты самую прекрасную и самую мудрую девушку королевства. Она была настолько умна, что когда король задал ей вопрос и получил ожидаемый ответ, успела вернуться к себе и смастерила по собственной затее восковую куклу, к которой приклеила сахарный нос. Очутившись в спальне, озаренной тысячей свечей, и ожидая прихода царственного мужа, она ловко уложила на роскошное ложе восковую куклу с сахарным носом, а сама спряталась под кровать. Вошел король, разделся, лег на ложе рядом с куклой и всю ночь провел, любуясь ею, как ему было привычно. На заре он обнажил меч и отрубил голову своей восковой невесте. От сильного удара сладкий нос отклеился и попал прямехонько в рот королю, который распробовал его сладкий вкус и с сожалением изрек: Сладкая была жива, Сладкая теперь мертва, Если б я тебя познал, То тебя б казнить не стал!

Услышав такие слова, хитроумная красавица выбралась из укрытия и повинилась перед королем в своей уловке. Излечившись от своего преступного пристрастия, он женился на ней. Конец сказки уверяет нас, что они жили счастливо.

Попробуем растолковать сказку в свете нашего собственного психоанализа. Начнем с исходного элемента системы: восковая кукла. Воск с его характерным мертвенно-бледным цветом (говорят ведь «мертвенно-бледный» или «восковая бледность») – материал, который позволяет имитировать живые фигуры самым страшным и мрачным образом. Он не отталкивает, мы даже находим его приятным (сладким) по разным причинам, а не только из-за его неразрывной связи с медом. Его проводимость равна нулю. «В тепле воск плавится, тогда как другие пластичные вещества, например, гончарная глина, имеют свойство высыхать и твердеть. Это таяние идентично гниению трупов, с той лишь разницей, что умирание воска приятно, а не отталкивающе. На головокружительной вершине моей гипотезы надо вообразить кладбище, обкуриваемое ароматом зажженных восковых свечей, который сменяется запахом смерти. Восковая свеча, истаивающая без пота, без затхлой вони жизни, смешиваясь с естественным запахом смерти, придает ей скоротечную иллюзию увлекательного представления. Итак, на мой взгляд, воск своим идеализированным представлением о смерти способен довести желания и некрофильские порывы до копрофагических миражей, присущих „низким желаниям“.

Но вернемся к нашей сказке. И мы заметим: некрофильские чувства короля заставляли его скрывать и прятать свою «неутоленную любовь» до самого финального взмаха мечом. В самом деле, надо было, чтобы жертва оставалась неподвижной всю ночь: она спала – или притворялась спящей, словом, прикидывалась мертвой. Фантазия короля требовала также, чтобы она была наряжена в свое лучшее платье, как покойница. Вокруг горели свечи, как около покойницы. Эта нервическая преамбула имела своей целью лишь патологически имитировать серию идеализированных погребальных представлений. Король воображал свою жертву мертвой намного раньше кульминации, когда он наконец воплощал свое желание и реально убивал мечом невесту одной ночи. И это был миг наслаждения, которое, по его заблуждению, подменяло миг оргазма и семяизвержения.

Поучительный момент сказки: хитроумная красавица ведет себя как самый тонкий знаток современных психологических методов. Она осуществляет почти магическую замену, которая должна излечить ее мужа. Восковая кукла предстает перед королем как самая прекрасная и подлинная покойница. Иллюзия совершенная, и, если можно так выразиться, метафизическая. Просто отвались нос – король, может быть, испытал бы в душе угрызения совести. Бессознательный каннибал-копро-некрофил в душе, он стремился лишь познать истинный вкус смерти, но его зацикленность мешала ему сделать это иным образом и естественным путем, без псевдосна, воска и погребальных декораций. Вкусный сахарный нос смог лишь удивить и глубоко разочаровать его, а также показаться необычным. Король хотел поглотить труп и вместо ожидаемого вкуса нашел сахар. Этого было достаточно, чтобы он излечился. Он больше не желал есть трупы. Между прочим, сахар играет еще более тонкую роль в моей сказке. Если король разочарован, то только наполовину: во-первых, речь идет о сахаре, во-вторых, в этот миг король насладился и вновь смог мгновенно приобщиться к реальности. Вкус сахара послужил «мостом» для желания, переходом от смерти к жизни. И сладострастное семяизвержение фиксируется в ту секунду жизни, которая так неожиданно заменяет секунду смерти. Сладкая была жива, Сладкая была мертва, Если б я тебя познал, То тебя б казнить не стал!

Король сожалеет, что убил, и это подтверждает предвидение хитроумной красавицы. Вот еще раз воплощенный миф, лейтмотив моей жизни и моей эстетики: смерть и возрождение! Восковая кукла с сахарным носом тоже оттуда. Это одно из тех «существ-предметов», порожденных бредом, выдуманных увлечением женщины, как сказочная героиня, как Градива и Гала, с помощью которых из нравственного потемок прорастает побег ясного ума безумцев.

Для моего безумия и ясного разума проблема была в том, где провести границу между Галючкой моих ложных воспоминаний, химерической и умиравшей сто раз в моем желании абсолютного одиночества, и истинной Гала Редивива. В своем тогдашнем безумии я не мог провести и этой границы. В сказке моей кормилицы такая межа размещается в пределах поистине «сверхестественного предмета» (В самом деле, героиня, изобретательница восковой куклы с сахарным носом, создала удивительный «сверхестественный предмет с символическим функционированием» (наподобие тех, которые в 1930 году я изобрету в Париже). Этот предмет должен быть «пущен в ход» ударом меча, а развязка – прыжок носа в рот некрофила, который в миражах и представлениях, в тоскливых чувствах бессознательного копро-некрофила прерывает жизнь) там, где кончается восковая кукла и начинается сахарный нос и Зоя Бертранд в «Градиве» Иенсена(Зоя Бертранд – истинная героиня – двойник мифического образа Градивы в романе Иенсена, о котором я упоминал выше.) Вся сложность дилеммы в установлении этих границ.

• Предыдущая
• 39/65
• Следующая