Плутония. Земля Санникова - Обручев Владимир Афанасьевич - Страница 67

На стойбище теперь видны были только старики, занявшиеся уборкой шалашей и вытряхиванием шкур, служивших подстилкой и покровом для спящих. Из некоторых шалашей вылезли сгорбленные старухи и уселись у входа; выползли самые маленькие дети, а грудных младенцев выносили на руках и клали на шкуры возле шалашей на время их уборки.

Только возле шалаша пленников остались три взрослые женщины, очевидно исполнявшие обязанности караульных. Одна из них занялась разрезкой шкур костяным ножом на ремни; другая строгала таким же ножом палочки для стрел, а третья раскалывала толстые кости, чтобы получить острые осколки для наконечников копий и стрел.

Вскоре из шалаша вышел Иголкин, полуобнаженный, как и накануне, подбросил дров в костер и сел возле женщин. Поговорив с ними о чем-то, он достал свой большой матросский нож и начал помогать нарезать ремни; при его помощи дело шло заметно быстрее. Затем показался и Боровой, но он не принялся за работу, а стал смотреть в сторону, где накануне раздались выстрелы товарищей.

При виде этой сцены мирного сотрудничества человека двадцатого века и людей каменного века наблюдатели в кустах не могли удержаться от улыбки. Малочисленность оставшихся людей и примитивность их вооружения внушали им уверенность в успешном освобождении товарищей добром или силой. Но нужно было выждать еще часа полтора или два, чтобы охотники отошли достаточно далеко и не могли услышать ни призывов, ни выстрелов и чтобы даже караульные женщины не могли догнать их и вернуть в короткое время.

Дети, провожавшие охотников, постепенно возвращались назад и затевали разные игры в круге и вне его. Они боролись, кувыркались, дрались, а некоторые, постарше, метали дротики в воздух или в покрышки шалашей.

Разрезав шкуру, Иголкин пошел в свой шалаш и вынес оттуда кусок мяса, разрезал его на кусочки, нанизал на палочки, приготовленные для стрел, и воткнул последние в землю возле костра, чтобы изжарить этот шашлык. Очевидно, пленники еще не завтракали и собирались поплотнее закусить перед бегством. Когда мясо поджарилось, оба уселись недалеко от костра и принялись уплетать шашлык. Иголкин время от времени подносил кусочек мяса то одной, то другой из работавших возле огня женщин, но те смеялись и отворачивались. Потом одна из них принесла из своего шалаша большой кусок сырого мяса, и они стали есть его в таком виде, отрезая костяными ножами длинные и тонкие полоски, которые давали также подбегавшим к ним детям.

Когда завтрак кончился, сидевшие в засаде, взглянув на часы, убедились, что прошло уже достаточно времени.

Они вышли из леса, выстроились в ряд и, подняв ружья и стреляя поочередно холостыми зарядами в воздух, быстро направились к шалашам.

При первых же выстрелах в стойбище все затихло. Сидевшие люди вскочили, стоявшие застыли на месте, повернувшись лицом к подходившим, которые издавали такие страшные звуки, подобные грому. Когда путешественники вступили в круг шалашей, люди распростерлись на земле перед ними в безмолвии и только самые маленькие дети заревели от страха.

Подойдя к шалашу пленников и передав им одежду и ружья, путешественники продолжали поочередно стрелять, пока Иголкин и Боровой одевались. Макшеев сказал Иголкину:

— Растолкуйте людям, что вы достаточно погостили у них и что за вами пришли теперь еще более могущественные волшебники. За гостеприимство, оказанное вам, им принесли дары, чтобы они помнили о необыкновенных пришельцах, спустившихся из страны вечных льдов. Скажите им, чтобы они не смели преследовать нас, в противном случае они будут жестоко наказаны. Скажите, что боги льдов умеют делать не только гром, но и молнии, поражающие непослушных.

Когда Иголкин и Боровой вышли из шалаша переодетые, их товарищи прекратили стрельбу. Иголкин, лучше овладевший языком благодаря своей общительности, обратился к распростертым на земле с речью, в которой, в общем, повторил сказанное ему Макшеевым. Но в конце он прибавил, обращаясь к трем женщинам, караулившим их:

— Эти дары отдайте старшим, когда они вернутся с охоты, пусть они разделят их. Еще мы оставляем вам огонь, которым вы можете теперь пользоваться, но не давайте ему никогда умереть, питайте его, как мы питали. И еще повторю приказ — не гонитесь за нами. Мы уходим туда, в страну вечных льдов, а когда станет опять тепло, вернемся к вам.

Когда он кончил и положил пакеты с подарками у входа в свой шалаш, все шестеро, опять стреляя поочередно в воздух, прошли через круг между распростертыми людьми, не смевшими шевельнуться, и скрылись в лесу.

На опушке они остановились на минуту, чтобы посмотреть, что станут делать люди. Последние, когда выстрелы прекратились, начали подниматься с земли и негромко переговариваться, очевидно обсуждая необычайное происшествие. Часть столпилась вокруг костра, переданного в их владение, и смотрела в огонь, лишившийся своих хозяев, словно он мог объяснить им что-нибудь. Вскоре две из караульных женщин, вооружившись копьями, побежали в ту сторону, куда ушла орда, очевидно чтобы сообщить ей о происшедшем. Третья женщина осталась у шалаша пленников, вероятно для того, чтобы дети и подростки не растащили подарки, к которым она сама не смела притронуться.

Пройдя к нартам, оставленным в лесу, путешественники направились на север, в обратный путь. Нарты приходилось тащить по узкой тропинке, покрытой опавшими листьями.

Отдаляясь от стойбища, Иголкин по временам издавал резкий свист, к которому приучил собак. Последние все время держались вокруг орды, повинуясь этому свисту. Иголкин кормил их отбросами, но собаки сильно одичали, так как первобытные люди боялись их и не допускали к шалашам. Часть собак погибла в борьбе с разными хищными зверями, остальные ушли теперь с ордой на охоту, и на свист каюра прибежали только пять собак, оставшихся в окрестностях стойбища. Они следовали в некотором отдалении за нартами, но в руки не давались и огрызались на подбежавшего к ним Генерала. Их нужно было в течение нескольких дней приручать кормлением, чтобы получить упряжку хотя бы для одной нарты.

Прошагав двенадцать часов и сделав около пятидесяти километров, расположились наконец на ночлег, уверенные, что их уже не догонят.

На ночлег остановились на большой поляне. Юрту поставили на всякий случай среди поляны, чтобы никто не напал неожиданно из-за кустов. Караулили поочередно. Кроме того, собаки, по-видимому, узнали юрту и расположились на снегу по соседству; к самой юрте Генерал их еще не допускал.

Во время дежурства Каштанова Генерал встревожился, заворчал, потом начал лаять, не переставая. Каштанов заметил, что вокруг всей поляны кусты слегка шевелятся и потрескивают. Он немедленно разбудил товарищей, которые выскочили с ружьями.

Убедившись, что неожиданное нападение не удалось, люди вышли из леса, окружили всю поляну и стали теперь медленно и нерешительно сходиться к юрте. Это были женщины, вооруженные копьями и державшие в зубах ножи. За ними видны были девочки с дротиками. Но пустить оружие в дело они не решались: видимо, надеялись взять колдунов голыми руками, как в первый раз, чтобы заставить их вернуться в стойбище. Поэтому Иголкин удержал товарищей от немедленной стрельбы, собираясь поговорить с ордой, но на всякий случай предложил заменить пулю в одном стволе каждого ружья патроном с мелкой дробью.

— Дробью по ногам с них будет достаточно, — сказал он. — А если, паче чаяния, это не подействует, тогда уж угостим их пулями.

Когда женщины приблизились шагов на тридцать, Иголкин замахал руками и закричал:

— Стойте, слушайте! Я запретил вам преследовать нас. Вы не послушались. Наши огненные стрелы готовы, и кто посмеет подойти ближе, будет поражен ими! Уходите назад!

Остановившиеся дикари выслушали слова Иголкина и стали переговариваться. Потом одна из женщин крикнула что-то, а другие в знак согласия замахали руками.

— Они приглашают нас двоих вернуться к ним — орда не может без нас жить. А остальные пусть уходят… — перевел Иголкин, а потом закричал: — Волшебники не могут жить долго с людьми! Мы уходим на зиму в свои шалаши на больших льдах, а весной вернемся. Уходите скорее!