Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ) - "Мелани555" - Страница 21

– Тебе это знать ни к чему. Мы будем жить, как жили. Если я все сделаю правильно, нас это не коснется.

– А других? Что ждет жителей Шлака и их детей? – он молчит, и я теряю всякую надежду. – Папа, они такие же люди!

‒ Ничего хорошего их не ждет. Войны и революции уже не избежать. Рабочий класс в дистриктах больше не может терпеть. Самые смелые и глупые встают на дыбы и требуют перестройки режима. Одиннадцатый, девятый… Жаль, исход предрешен ‒ дистрикты снова будут повержены, и участием двадцати четырех детей в Голодных Играх уже не обойдешься…

‒ А если восстанет вся страна? Если на этот раз получится? Если шахты, город и ….

‒ Я должен регулировать порядок, Мадж! ‒ понуро отвечает папа. ‒ Если возникнет мятеж, в первую очередь спросят с мэра. И я сделаю все, чтобы не дать бунту разгореться, потому что я трус, дочка, но я боюсь не за себя, а за вас с мамой.

Вот так… Мое сердце падает вниз. Папа ‒ заложник обстоятельств. Не мудрено, что он извелся за этот год. Спросили не только с Китнисс.

‒ Прости, ‒ шепчу я. И тут каждый за себя. В мире Голодных Игр голодные игры не заканчиваются, мы все играем в них до самой смерти.

Домой мы возвращаемся расстроенными и опустошенными. Папа бросает еще несколько незначительных фраз о Дистрикте-4, ох, неужели я была права, и о восьмом, который взбунтовался одним из первых еще во время Тура Победителей. Казни там велись прямо на площади, причем массово.

По приходу домой отец вновь запирается в кабинете, а я иду к маме, чтобы подарить и получить взамен хотя бы капельку тепла. Привычная книга в моих руках и почти спокойная улыбка мамы возвращают меня к событиям прошлого года, к времени, когда я еще смела надеяться на любовь Гейла. Только сейчас даже любимый роман подходит к концу, и я с болезненным трепетом перелистываю последнюю страницу.

‒ Ну, вот и все, ‒ говорю я. ‒ Закончили.

‒ И все-таки это повесть о разбитых надеждах, ‒ задумчиво произносит мама.

‒ Почему? ‒ удивляюсь я. ‒ Ведь Джейн и мистер Рочестер все-таки обрели друг друга и нашли свое тихое семейное счастье.

‒ Он ее обманул. Разве можно такое простить?

‒ Не обманул, а умолчал. Это разные вещи. К тому же мисс Эйр смогла простить его. Любовь иногда творит чудеса.

‒ Порою мне кажется, что она вернулась к Эдварду только из жалости. Слепой, да еще и калека.

‒ Папа любит тебя по-прежнему, ‒ я сжимаю ее ладонь, понимая, откуда дует ветер.

‒ Думаешь, меня такую можно любить? ‒ с горькой усмешкой качает головой мама. Вчера я пришла к выводу, что твой отец любил Мейсили.

Мама, конечно же, выдумывает. В последнее время она стала слишком сентиментальной и чувствительной, ее расстраивает буквально все, и она видит подлог там, где его по определению быть не может. Узнай она о том, что я чуть было не стала добровольцем, то, наверное, умерла бы в ту же секунду от сердечного приступа.

‒ Просто сейчас у папы много работы, ‒ целую маму в щеку, пытаясь утешить. ‒ Завтра начнем читать что-нибудь веселое, «Гекльберри Финн», например. Помнишь, как Том вызволял Джима из чулана тети Салли? Вот умора.

‒ Рабство…

Ох, скоро с ней будет совсем трудно.

‒ Ладно, отдыхай мама. Я пойду спать.

‒ Постой, Мадж. Еще минутку. Я хотела спросить о том юноше ‒ кузене Китнисс.

Сердце уходит в пятки.

‒ А что с ним может быть?‒ не желая развивать эту тему, резко отвечаю я. ‒ Он жив, он дышит, он смеет быть не печальным.

‒ Я плохая мать, ‒ со вздохом говорит она. ‒ Я должна была плакать вместе с тобой. Утешать и залечивать твои раны. Мэри куда ближе к тебе, чем я. Я даже иногда у нее спрашиваю о тебе.

‒ Ты не виновата. Никто не виноват. Ты помогла лекарствами. Я передала. Больше ничего. А Мэри ничего не знает: я и сама мало чего понимаю. Мы не видимся месяцами. Он меня не замечает: любит другую, а смелости рассказать ему о своих чувствах у меня нет, да и если скажу, ничего не изменится. Глупо навязываться и стучаться в закрытую дверь. Я больше никогда не буду искать встречи с ним. Буду учиться жить без него.

‒ А вот, что тебе скажу:

Не бывает любви несчастной.

Может быть она горькой, трудной,

Безответной и безрассудной,

Может быть смертельно опасной.

Но несчастной любовь не бывает,

Даже если она убивает.

Тот, кто этого не усвоит,

Тот счастливой любви не стоит.

Мама читает одно из своих самых любимых стихотворений, а мне вновь становится невыносимо мерзко на душе. Я даже для такого не гожусь.

‒ Красиво, ‒ замечаю я. ‒ И печально.

‒ Любовь всегда такая. У тебя еще все сложится. Мэри рассказала мне о Терри. Он был влюблен в тебя?

‒ Наверное. Его забрали на игры.

‒ Ужасно, ‒ восклицает она. ‒ Бедный мальчик! Вы могли бы стать хорошей парой.

‒ Не стоит, мама, ‒ чувствую, что в глубине души, она рада, что с Гейлом у меня ничего не выходит. Черту между городом и Шлаком никто не отменял. Да и сейчас уже без разницы: я постараюсь забыть его и больше никогда не попадаться ему на глаза. ‒ Спокойной ночи.

‒ Добрых снов, милая.

Я ложусь в постель и наглухо закрываюсь одеялом. Завтра будет новый день. День без Гейла Хоторна, но судьба готовит мне новое испытание.

«Никогда не говори никогда», – несколько веков назад сказал один мудрый китайский философ и оказался прав. Я больше не ищу встречи с Гейлом, теперь он сам находит меня.

Первый раз мы встречаемся ровно через неделю после Жатвы в пекарне Мелларков. Как обычно случайно: он входит, а я выхожу, придерживая железную дверь, стараюсь пройти мимо, опустив глаза в пол и погрузившись в свои мысли, но Гейл останавливает меня и окликает, приветливо улыбаясь. Спустя несколько минут мы выходим вместе, и я рассказываю ему все, что удалось узнать.

– Значит, все может получиться. Просто нужен хороший план и умелые ловушки.

– За все ответит мой отец, – горячо возражаю я.

– Если все выгорит, никто не пострадает. Подумай, что будет через десять-пятнадцать лет. Это никогда не кончится. Что будет, если однажды твой ребенок попадет на игры?

– Мне нужно идти, – говорю я, пытаясь обойти его, но он отбирает сумку привычным жестом и вновь провожает до дому. Я стараюсь не думать о том насколько он близко и о его случайно брошенной на прощание фразы:

– До встречи, фея.

В понедельник стартуют Семьдесят Пятые Голодные Игры. Бедняжка Карли умирает, даже не успев сойти с диска. Терри находит в себе силы уйти в лес и даже взять с собой какие-то припасы. Весь следующий день профи выслеживают его среди густых деревьев, пока не находят и не перерезают горло. Мне становится смешно и горько одновременно. Если бы он, хотя бы был сильным соперником, но ведь на индивидуальных показах, Маккольн получил всего лишь 5 баллов, так откуда такая злобная ярость? Или на арене теперь одно общее правило - первым делом избавиться от трибутов из Дистрикта-12.

Слезы душат меня. Я проклинаю Сноу и игры и в глубине души соглашаюсь с Гейлом: так жить нельзя.

В среду я иду в центр города к матери Терри. Я никогда не была у него, но без труда нахожу нужный обшитый зеленым термоплитам дом, где натыкаюсь на плачущую миссис Макольн и без устали утешающего ее понурого Пита. От него я узнаю, что Терри брал тессеры, и с этой минуты вся моя ненависть на Сноу усиливается многократно и переходит на свою собственную жалкую персону. Я была так занята своими душевными переживаниями, что и подумать не смела, что он может голодать. Оказывается, его имя было записано не шесть раз, а в четыре раза больше, а я же даже не поинтересовалась и не изъявила никаких попыток помочь.