Мой друг, покойник (Новеллы, Роман ) - Рэй Жан - Страница 11

Слезы, сверкающие ярче лучших самоцветов, полились по его небесному лицу.

— О! Джошуа! Нет! Нет!

Пальто, одежды, вырванные из рук несчастных владельцев, вздрогнули, всколыхнулись, забыли о своей ненависти, и прошелестели:

— О! Джошуа! Не это! Нет! Нет!

Огненная бабочка крикнула пауку:

— О! Джошуа! Не это! Нет! Нет!

Неужели Бог наделил голосом ночь, чтобы в последний раз воззвать к совести ростовщика?

Но Джошуа Галлик ничего не слышит, ничего не видит, кроме кольца на руке просителя.

И ангел-хранитель, зная, что его миссия завершена, медленно взмывает к небу с холодными звездами, чтобы умолять бога простить безжалостного человека.

— Конечно, — повторил Галлик.

— Возьми, — сказал человек.

Галлик не понял, как все произошло, но кольцо словно само соскользнуло с пальца визитера и вдруг оказалось на правом безымянном пальце ростовщика. Но ему было все равно, сердце его радовалось удачной сделке.

Человек медленно направился к двери, машинально подбрасывая на ладони обретенный крестик, но у порога обернулся.

— Галлик, — сказал он, — сожалею…

— Сделка заключена, — поспешил ответить тот.

— Нет! — настаивал мужчина. — Я хотел сказать не об этом. Должен вас предупредить…

И только теперь ростовщик обратил внимание на обеспокоенное лицо клиента, на его глаза, в которых горел дикий пламень, и скосился на ящик, где лежал огромный шестизарядный кольт.

— Это — ацтекская драгоценность, — продолжил визитер. — Под лупой можно рассмотреть странные знаки, выгравированные на теле змеи. Они указывают, что каждый, кто бесчестным путем завладеет этим кольцом…

— Сэр, — перебил его ростовщик, — я не люблю инсинуаций.

— Это было в горах. Девственный лес на горизонте спал в лунном свете, когда я увидел странника. Это был индеец. Его трясло от злокачественной лихорадки. У меня было немного хинина, увы, слишком мало, ибо…

— Мистер, — нетерпеливо воскликнул Галлик, желавший остаться наедине со своим приобретением, — приключенческие рассказы никогда не интересовали и не развлекали меня. Спокойной ночи.

— Тогда выслушайте предупреждение…

— Спокойной ночи.

— Послушайте…

— Спокойной ночи.

— Да свершится божья воля, — сказал визитер.

И затерялся в ночной тьме.

Джошуа Галлик закрыл ставни.

— Странно, — пробормотал он, — я не могу снять его с пальца.

Он долго рассматривал камень, не в силах его классифицировать, хотя хорошо разбирался в драгоценностях. А странное заключение сделал, когда хотел снять кольцо и спрятать в сейф.

— Палец немного распух…

Он занялся повседневными делами, а именно уложил в специальный бумажник векселя, срок которых истекал на следующий день.

«К первому декабря обязуюсь уплатить по требованию г. Джошуа Галлика сумму в сорок фунтов…»

— Да я схожу с ума! — вдруг выкрикнул Галлик, увидев, как пламя слизнуло вексель, который он бросил в камин.

Да-да, он сам его туда бросил!

— Безумие! — завопил он. — Безумие!.. Я бросил его в огонь…

Он заквохтал от огорчения. И уверенным жестом швырнул весь бумажник в пламя.

И тут же бросился за ним.

Ужас!

В тот момент, когда он почти схватил горящие документы, его рука отдернулась, нырнула в сейф, и новая пачка векселей полетела в огонь.

— Безумец! Я схожу с ума! — с его уст сорвался жуткий вопль. — Я не хотел этого делать!

Но рука лихорадочно обшаривала ящики и бросала бумаги в огонь. Галлик сообразил:

— Кольцо!

Но кольцо сидело крепко! Оно врезалось в плоть, спряталось меж бугорков посиневшей кожи.

— Нет! — закричал он. — Не хочу…

Он ползал на коленях и умолял свою кисть, которая по собственной воле выделывала невероятное — открывала счетные книги, вырывала страницы, поворачивала ключи в замках, хватала пачки квитанций и отправляла их в огонь.

Его охватила ярость. Он заметил в углу топор для рубки дров.

— Лучше я отрублю тебя!.. Отрублю!

Левая рука схватила топор, но правая увернулась, выхватила оружие и отбросила его вдаль.

Ужасная ночь!

Пробило полночь. Джошуа Галлик, привалившись к пустому сейфу, безумным взглядом смотрел на умирающий огонь, облизывающий черный пепел; вдруг кисть его ожила, дернула за предплечье, заставив вскочить на ноги, затем нащупала ручку с пером.

«Я, нижеподписавшийся, Джошуа Галлик, освобождаю всех своих должников от долгов. Я возвращаю владельцам заложенные вещи, а оставшееся добро завещаю лондонским беднякам. В моей смерти никого не винить…»

Что, неужели это написал он?

Да, это был его почерк, его подпись…

В голове у него немного просветлело.

Он почувствовал, что не в силах совладать с врагом; надо было исхитриться и обмануть правую кисть…

Бах!

Оставшаяся верной левая рука послала глупое завещание в огонь!

Правая с минуту поколебалась, словно в недоумении, потом схватила ручку и быстро написала новое завещание.

Тот же прием! Ха! Ха!.. Мы еще посмотрим. Левая рука исправляла преступления правой.

— Ой!

Ужасный удар когтями! С дьявольской яростью околдованная рука схватила свою сестру.

Началась немыслимая гротескная битва.

Как ни прятал Галлик левую руку за спиной, в карманах, под мебелью, вторая неизменно доставала ее, царапала, выворачивала, причиняя неимоверные страдания в плече несчастного.

Вдруг он ощутил жуткую боль; хруст отозвался во всем теле. Жалкая левая рука повисла вдоль тела, сломанная и недвижимая.

А правая вновь принялась писать завещание Джошуа Галлика. Потом медленно открыла ящик и взяла кольт.

Джошуа Галлик больше не сопротивлялся. Его остекленевшие безумные глаза мертво отражали свет газового рожка.

Дуло кольта поднялось к виску.

Вот уже сорок лет Рукс вкалывал, не покладая рук. Он жил вместе с отцом. Тот за всю жизнь накопил немного денег, но буквально трясся от жадности над деньгами, заработанными сыном.

Сорок лет! А старик и не собирался умирать.

Однажды вечером Рукс встретил красивую рыжую девушку, которая была готова отдохнуть с ним за три шиллинга.

Рукс задушил отца и стал любовником красивой девушки.

Через месяц у него осталось всего восемь пенни.

Тогда он познал холодные ночи Уйатчепеля и влажные объятия фога.

Под полом спальни отеческого дома был спрятан труп старика. Рукс, не будучи особенно образованным, был во власти суеверий и боялся входить туда.

Однажды вечером, когда холод пробирал до костей, а фог был, как никогда, влажным, он вошел в спальню.

Маленький дом дышал спокойствием и теплом. Рукс повеселел, забыл о страхах и, как всегда, продолжал работать, не покладая рук.

Он больше не боялся, поскольку пил виски. Спиртное придавало ему храбрости.

Однажды ночью его разбудил странный шум, словно чей-то палец постукивал по дереву.

И стучали не в дверь дома. И не в дверь спальни.

Он прислушался: шум доносился из-под пола.

Рукс не сомневался, что под паркетом в отчаянии стучит покойник.

В бутылке оставалось виски. Рукс выпил его, и стук прекратился. Во всяком случае, он больше не слышал его.

На следующую ночь палец опять принялся стучать.

Рукс приложился к новой бутылке и приказал мертвецу успокоиться.

На следующий день Рукс пребывал в отличном настроении: он закупил солидный запас виски.

Когда тишину нарушил загробный стук, он пригласил покойника выпить вместе с ним.

Тот отказался, что совсем не удивительно для человека, с которым так дурно обошлись.

Потом Рукс вовсе перестал думать об убитом отце: его мысли крутились только вокруг виски и стакана.

Однажды в черную-пречерную ночь его разбудила ужасная гроза.

Старый дом дрожал, как нищий в подворотне, а с улицы доносился сухой треск падающих и разбивающихся черепиц.