Мой папа - плейбой (СИ) - Резник Юлия - Страница 42

Что ей не давало двигаться дальше? Почему она с таким упорством цеплялась за свои обиды и прошлое? Почему никак не могла переступить через них и броситься в любовь с головой?

Она хотела гарантий. Да… Вот только в любви их никто не давал. Любовь и боль — две стороны одной медали. И ты рискуешь всегда. Каждый чертов раз. Неважно, с обычным сантехником или со звездным спортсменом. Нет никаких маркеров, позволяющих сказать «Вот! С этим парнем ты в безопасности». Потому что, любя, ты всегда под угрозой. Твое сердце, твои мысли, твой покой… они уже тебе не принадлежат. И потому, возможно, люди стали избегать чувств. Начали просто вышвыривать друг друга за борт при малейшем намеке на угрозу. Покидать без сожалений, придумав себе сказочку о «любишь — отпусти». Отношения обесценились. Душевная близость стала ненужной. Зачем впускать кого-то в сердце, если спустя год или два ты с легкостью вычеркнешь человека из жизни? Переступишь через общее прошлое быстро и легко. Не оглядываясь…

И что это за жизнь? Разве о такой ты мечтала девчонкой?

— Нет… — прошептала вслух Рита. — Нет!

Она медленно развернулась и побрела в спальню. В окно проникал таинственный лунный свет. Голые беззащитные в отсутствие одежд ветки деревьев отбрасывали на постель и по полу длинные колышущиеся тени.

Ее мечта спала на спине, закинув мощную руку за голову и чуть согнув ногу в колене. Её мечта была так близко, что её можно было коснуться ладонью и даже переплести с ней пальцы. Рита осторожно забралась в постель и, устроившись на боку, заглянула своей мечте в лицо. У неё были длинные ресницы, крупный нос и шрам, пересекающий бровь. Рита легонько коснулась пальцами отметины. Мечта пошевелилась, открывая мутные со сна глаза.

— Что ты делаешь? — мечта заговорила и, как кошка, потерлась лицом о ее пальцы.

— Думаю подписаться на тебя в Инстаграм, — прошептала Рита и улыбнулась.

Эпилог.

— Ты не мог бы говорить погромче? Что ты сломал? — прошептала Рита, отходя подальше от процедурной, у которой, как обычно, столпились не замолкающие ни на секунду люди. В руках она сжимала папку с результатами анализов и довольно увесистую сумку, а потому трубку ей приходилось удерживать плечом, что тоже не добавляло четкости звуку.

— Руку. Поломал руку… Ты что, не смотрела игру?! В последнем периоде этот сраный Макдермонд запутался в собственных паршивых ногах и завалил на лед нас обоих! Вот так это и случилось.

— Постой. Кто поломал руку? — насторожилась Рита.

— Я! Кто ж еще?! Говорю ведь — в последнем периоде Макдермонд…

— Какой, на хрен, Макдермонд, Связерский?! — зашипела Маргарита в трубку. — Ты хочешь сказать, что будешь на собственной свадьбе с поломанной рукой?! Мало мне твоих фингалов?

— А вот это обидно, — притворно возмутился Богдан, — вообще-то я надеялся, что ты меня пожалеешь.

Рита подперла спиной стенку в коридоре и уже хотела было выдать очередную колкость, за которыми она по привычке прятала свои истинные чувства, но в последний момент передумала. Вздохнула тяжело и прошептала:

— Я переживаю, малыш. Очень… Сильно болит?

— Да нет! Мне Машка больное место уже раз пять поцеловала. Самая действенная анестезия!

— А она случайно не может сделать так, чтобы косточки срослись, и ты влез в тот чудный костюмчик от Тома Форда? — улыбнулась Рита сквозь слезы. В последнее время она стала очень чувствительной и слезливой. А тут еще столько поводов поплакать! Она не влезает в платье. Бо не влезает в смокинг… Необходимые для украшения зала цветы не находятся в нужном оттенке. А на острове, где они должны были провести медовый месяц, случилось наводнение. Хоть вообще все отменяй, к чертовой бабушке!

Всхлипнула.

— Эй… Детка? Все хорошо?

— Нет! Все плохо, вообще хуже некуда!

Рита уселась на подоконник и вытерла потекший нос. Они поженились с Богданом еще в феврале. Расписались в одном из ЗАГСов, отметили это дело на даче в присутствии самых близких. Бо надел ей свое кольцо, которое из-за размера камня мог видеть, наверное, и в Вашингтоне, и которое теперь никак не снималось с опухших пальцев… Они поторопились расписаться для того, чтобы им с Марком было проще оформить американские визы. А вот положенное Богдану по статусу торжество запланировали на июнь. И вот теперь все пошло псу под хвост. Рита всхлипнула еще громче.

— Девушка, у вас все в порядке?

Марго кивнула головой и, тронутая заботой постороннего человека, опять заплакала.

— Эй… Солнышко, ну, что случилось? Ты не хочешь оставлять фирму на Игоря, да? Боишься начинать заново?

— Ничего я не боюсь! Просто это не так-то и просто. Другой климат, другая почва и растения… Мне придется учиться по новой!

Ненадолго в трубке установилась тишина. А потом Богдан пробормотал:

— Слушай, а может, это и лучше, что ты не сразу с головой в новое дело, а?

— Это еще почему?

— Ну… Может, ты сначала в декрете посидишь, как все нормальные люди? Осмотришься, освоишься, отстреляешься и тогда уж… того.

— Отстреляюсь? — шмыгнула носом.

— Эээ… ну, ты ведь хотела бы еще ребенка? Я так очень хочу. Может быть…

— Что?

— Может быть, мы кого-нибудь родим, а? — выпалил Связерский и замер.

Рита достала салфетку и совсем некультурно высморкалась. Часто-часто заморгала, чтобы не разреветься в голос.

— Ты больной! — возмутилась она. — Кто говорит о таких вещах по телефону?!

— Оу, ну… я подумал, что тут такого, раз уж разговор зашел…

— Думать — это не про тебя, Связерский, — съязвила Рита и насуплено свела брови. — Так ты уверен, что действительно этого хочешь? У нас уже есть Марк, и Машка…

— Очень! Очень хочу!

— Что ж. Это в значительной мере облегчает нам жизнь, потому что я вроде как уже…

— Что?

— На третьем месяце, Бодя! Чтоб ты провалился.

И снова пауза. Длинная, звенящая, напряженная. Обнажающая все ее страхи и боль. Если бы это было возможно — Рита бы вообще не стала ему ничего говорить! Так сильно она боялась реакции мужа.

— Детка…

— Я знаю, что мы не планировали! Но ты сам виноват! Не нужно было ко мне приставать по пять раз на день, и… вообще! Презервативами надо пользоваться, если не хочешь, чтобы… чтобы…

— Эй… Может, ты дашь мне вставить хоть слово?

— Вставляй!

— Ты больная! — взревел Богдан.

— Что?!

— Кто о таком говорит по телефону?! Думать — это не про тебя, да, Связерская?! — продолжал орать ее муж. Рита ухмыльнулась. Отвела трубку подальше от уха и беззаботно качнула ногой. Слезы высохли, а тревога отступила. Теперь уже навсегда.

— Почему ты молчишь?! Я же тут сейчас с ума сойду! Ты что себе вообще думаешь?!

— Думаю, что люблю тебя. Очень.

Конец.