Мой папа - плейбой (СИ) - Резник Юлия - Страница 35

— Нет, это не так…

— Так. Но ведь пришло время собирать камни, не так ли? Я готов.

— Богдан… — прошептала Рита, вдыхая воздух неглубокими жадными вздохами.

— Вчера ты была с Богданом-мальчиком. Сегодня с тобой будет мужчина… Скажи, что ты этого хочешь…

Большие пальцы Связерского нащупали сжавшиеся горошины сосков и немного их придавили.

— Я этого хочу… — выдохнула Рита, выгибаясь так, что ее округлая попка впечаталась в его стояк. Отдавая контроль в его руки.

Глава 23

Рита сидела на корточках, и с остервенением выдергивала из грядок полезшую после дождя траву. Пырей, повитель и даже листы одуванчиков. Природе нужно было совсем чуть-чуть, чтобы возродиться заново. Жаль, что не ей.

Нет, ну какая дура! Поверила. Действительно поверила, что Связерский готов к переменам. Что он все осознал и, наконец, решил двигаться дальше. Вырасти. Вот как они это называли. Кодовое слово прям!

На лицо легла тень. Рита вытерла плечом струящийся по вискам пот и, что есть силы, дернула ни в чем неповинный кустик. Она думала, что после той ночи, ночи, когда она действительно познала мужчину — все изменится. Нет, Марго не думала, что Богдан тут же сделает ей предложение! Но и не ожидала, что он тупо исчезнет. Неделю… уже целую неделю он о себе не давал знать. Ей… слава богу, хоть с сыном созванивался. Очень взрослый поступок! Очень… Пять баллов, Связерский! Трахнуть женщину — и пропасть. Это так, мать его, по-мужски! И так знакомо. Память тут же услужливо подбросила картинки из давнего прошлого. Не смазанные временем картинки… Она еще, наверное, сутки его ждала в той квартире. Думала, что-то случилось! Но ведь не мог он с концами уйти, когда она только-только призналась, что у них будет ребенок?! А он ушел. И тогда. И сейчас. Ничего… ничего не поменялось!

Тень наползала. От влажной земли парило. Ей не хватало кислорода и не хватало Связерского! Опять… на те же грабли. Видимо, это ее личная забава — танцы на этих самых граблях. Кстати, о них. Траву бы сгрести. Или подождать когда высохнет, а уж потом собрать? Рита, наконец, вскинула взгляд, в поисках нужного орудия, и наткнулась на взгляд Богдана. Так вот, оказывается, откуда тень.

Сердце подпрыгнуло и заколотилось. Риту так взволновало появление Связерского, что она далеко не сразу заметила, что тот не один. Из-за его ноги выглядывала маленькая девочка. Сползший вниз взгляд Марго метнулся обратно к Богдану.

— Привет, — сказал он, глядя на Риту крайне серьезно. — Это моя подружка — Маша.

Рита сглотнула. Она еще не понимала, что происходит, но такая подружка Связерского нравилась ей гораздо больше, чем все его другие подружки. С четвертым размером груди, тощими задницами и какой-нибудь впечатляющей карьерой в Голливуде или в Виктория Сикрет.

— Привет, Маша… У тебя красивое платье и бант.

Девочка довольно улыбнулась и снова спряталась за мужчиной.

— Я все объясню. Ладно? — немного нервно, как ей показалось, сказал Богдан, поглаживая девочку по белобрысым волосикам, собранным на макушке в пальму. Бант покосился и съехал по жидкому хвостику. Рита закусила губу. На ее глазах происходило что-то странное. И страшное. Потому что если это то, о чем она подумала — Связерский просто не может стратить. Она его не простит. Окончательно уважать перестанет. Да он и сам себя вряд ли сможет после этого уважать.

Что же делать-то, господи?

Затолкав поглубже все свои страхи, Рита медленно стащила резиновые перчатки, в которых она работала в огороде, и указала пальцем на страшно потрепанного зайца в руках малышки:

— Твой друг?

Та кивнула.

— Как его зовут?

— Толик.

Рита проглотила смешок и торжественно кивнула:

— Будем знакомы, Толик и Маша.

Девочка робко улыбнулась.

— Бо сказал, что купит мне новую красивую игрушку. Но я не хочу.

— Почему же?

— Я люблю Толика. Он красивый.

Заявление довольно сомнительное. Толику давно уже было пора на помойку. И у Риты руки дрожали от понимания того, почему для маленькой девочки не было никого краше даже теперь, когда Богдан мог купить ей абсолютно любую понравившуюся игрушку. Дело было в любви. Любви абсолютной, на которую способны лишь дети. Им все равно, красив ты или уродлив, беден или богат. Им нет дела до твоего морального облика и пороков. Они просто любят. Даже у самых непутевых, самых пропащих родителей есть те, кто готов простить им любые несовершенства. Как и у потасканного зайца Толика.

— Может быть, ему стоит умыться… — осторожно заметила Рита, — и надеть новый костюм.

— У Толика нет костюма, — огорчилась Маша, практически полностью выбираясь из-за ноги Связерского.

— Ну, это не проблема. Костюмчик можно пошить. Были у меня где-то лоскуты. Но только сначала нам нужно собрать опавшие яблоки и приготовить обед. Ты как, поможешь?

Маша опустила глазки и кивнула. Связерский с шумом выдохнул. Ну, и чего он переживал, интересно?

— Ма-а-ам! Па-а-ап! — проорал Марик, врываясь в ворота. Маша тут же шмыгнула за ногу Богдана, вцепившись в его руку так, что крохотные пальчики побелели. И Богдан отчего-то побелел тоже. Ну, не от боли же! Тогда, почему? Он присел перед девочкой:

— Это Марик. Мой сын, помнишь, я тебе о нем рассказывал? Не бойся…

— Привет! Это кто тут у нас такая… с бантами?

Малышка выпустила руку Связерского. С силой сжала кулачки, но все же сделала крохотный шажок вперед и пискнула:

— Я — Маша. Бо — мой друг навсегда.

Рита задохнулась. Влажный воздух камнем осел в легких. Сдавил сердце.

Куда ты влез?! Ну, куда ты влез, Связерский? — хотелось крикнуть ей, но она молчала. А в душе поднималась злость, недоверие и… как ни странно, в ней возрождалась надежда.

— Марк, вам с Машей задание — собрать яблоки. А мы с отцом… мы с отцом…

— Да идите уже! — выручил Риту ее все понимающий сын.

Рита кивнула головой в сторону дома, давая команду Богдану следовать за ней. Разулась, молча прошла в просторную кухню.

— Рассказывай! — приказала она, резко оборачиваясь. — Где тебя носило все это время и что это за Маша?

Нерв на щеке Связерского дрогнул. Он волновался, и это очень сильно бросалось в глаза.

— Девочка с кладбища, помнишь?

— Помню. Я ее сразу узнала.

— Это Ленкина дочь, оказывается. Я не мог ее там оставить. С ними… Понимаешь?

— Да! То есть не совсем…

— Я просто подумал, что это мой шанс впервые все сделать правильно. Так, чтобы мне не было стыдно. За себя… и вообще. Я хочу ее удочерить… — выпалил Связерский.

— Что? — удивленно моргнула Рита.

— Я хочу ее удочерить. Подарить ей нормальное детство, дом… радость. Она же все, что у меня осталось… Не считая тебя и Марика. Ей нужен тот, кто вытащит ее из болота, прежде чем оно затянет. И она мне нужна…

Рита растерла лицо. Она не знала, как реагировать на последние слова Связерского. Решение удочерить чужого ребенка можно было отнести как и к взрослым, осознанным поступкам, так и к обычной блажи.

— Ты хотя бы понимаешь, какое это непростое решение? Ей нужно будет уделять внимание, дарить любовь… И няньки здесь не помогут!

— Я знаю. И уверен, что готов. Знаю, что тебе сложно в это поверить. Но… клянусь, я готов. Я… хочу этого. Хочу детей, семью, ответственность…

Богдан все сильнее волновался. Метался по комнате от стены до стены, то и дело бросая на Риту короткие взгляды.

— Это не прихоть. Это понимание того, что я реально хочу. И вера, что смогу все сделать правильно. Не испортить. Я чувствую, что готов. Теперь готов! Ты мне веришь?

— Я не знаю… — прошептала Рита.

— Все это время, что мы не виделись, я бесконечно прокручивал в голове все, что было, анализировал и… отпускал. Слонялся по улицам, где прошло мое детство, съездил на ледовую арену. Нашел своего старого тренера… А потом, знаешь, я все-таки пошел к ним…

— К родителям?

— Да. — Богдан провел руками по лицу, стиснул зубы. Было видно, что происходящее дается ему с большим трудом. — И знаешь, что я сказал? Сказал, что прощаю их. Они испортили мое детство, а во всем остальном — виноват только я сам.