Молодые Боги. Новый рассвет (СИ) - Извольский Сергей - Страница 26

«Джесс, с мужем Бекки ты еще не встречался?» – прозвучал в ушах эхом вопрос Габриэллы.

– Пока нет, – спокойно произнес я, чувствуя холодную злость графини.

– И с бывшим еще не познакомила? Он ведь тоже здесь… – порхнула ресницами Габриэла и тут же сжала губки в гримасе девочки-дурочки. – Странно, вы в последнее время так тесно общались…

Вдруг сестра Ребекки вздрогнула и едва не отшатнулась. Я сидел справа от графини, и так как она была со стороны здорового глаза, успел уловить зеленый всполох ярости в ее взгляде. Ребекка хотела было что-то очень жестко – я чувствовал по ее эмоциям – ответить, как вдруг председательствующий на обеде седоволосый Жан постучал вилкой по бокалу, привлекая внимание.

В зале воцарилась тишина – замерли вилки, стихли голоса, лишь чужеродно прозвучал девичий смех, моментально захлебнувшийся в неловкости. Официанты тоже вдруг исчезли, отстранённо подумал я.

Седой политик с гербом тамплиеров на груди, тяжело и по-старчески закряхтев, поднялся. Он оглядел всех собравшихся – казалось, его плечи сейчас тянет вниз тяжкий груз.

Минута тяжелой тишины – и он, наконец, открыл рот, но говорить не начал. Перевел дыхание, вновь оглядывая лица присутствующих. Еще несколько долгих томительных секунд тяжелой патоки ожидания, и все же по залу разнесся усталый голос:

– Я вижу ваши молодые лица и думаю, что…

Седовласый Жак прервался, облизывая губы. От всей его напускной веселости не осталось и следа. Видно было, что ему действительно трудно даются произносимые слова.

– Думаю, что я… мы, сделали в этой жизни столько, что этим можно гордиться. После самой страшной войны на осколках миропорядка мы построили систему, которой не нужны герои. Это настроенная на обычных, невыдающихся людей, система, и она работает. Последние пятьдесят лет люди первого мира жили лучше, чем когда-либо за всю историю человечества. Это так, и это сделали мы. Прекрасная эпоха, открытые границы, социальные гарантии, отмена всеобщей воинской повинности, свободная любовь и права человека как догма. Да, это сделали мы, и этим можно гордиться.

Но… мы не справились. Я не справился. Я вижу ваши молодые лица и думаю, что мне сейчас лучше не смотреться в зеркало. Не оттого, что я стар и некрасив. Не оттого, что я хороший политик, и у меня больше нет друзей.

У меня был шанс, но я его не использовал. Я просто не хочу смотреть себе в глаза.

Наш привычный мир – мой мир, мир моего поколения – подходит к концу. И одновременно с ним Вестфальская эпоха – эпоха государств – закончилась, господа и дамы. Пока неофициально, и нам… нет, уже вам еще предстоит поставить точку.

Это была… Великая эпоха. Жаль только, что конец ее омрачил двадцатый век, век ненависти. Он привел нас к удивительной деформации мышления, которую можно вызвать с помощью государственной пропаганды. Нам уже давно не нужны миллионы одноразовых комбатантов, но машина все еще работает на производство и делает это уже против себя.

Но мы были против. Я был против. Могу часами рассказывать о том, что сделано, и чего мы достигли. Но это скучно – потому что заканчивать то, с чем не справилось мое поколение, ставить точку, знаменующую конца эпохи, и начинать новую предстоит вам.

Но мы на пороге ада, господа и дамы. Мы многое сделали, но этого было недостаточно – и мы уже подошли к бездне. Планета не выдержит столько на себе – уже более десяти лет назад мы прошли точку невозврата, когда ресурсы потребляются быстрее, чем восполняются. Государства из клуба сильных приложили титанические усилия к тому, чтобы уменьшить свою рождаемость. Остальные… остальные страны завтрашнего дня. Они там и останутся – а где будет это «там», мы с вами решим сегодня.

Многие из вас воспитывались смолоду для того, чтобы править. Кто-то только и желал, что наслаждаться жизнью. Некоторые же только вчера покинули канализацию, где готовились умереть в ближайшую пару лет.

Яркий взрыв противоречивых чувств от сидевшего неподалеку индуса ясно дал мне понять, кто совсем недавно покинул канализацию.

– Но вне зависимости от социального статуса и происхождения именно от вас, собравшихся здесь и сейчас, зависит, какой будет грядущая эпоха. Но ясно одно – начнется она с самой жестокой схватки, что планета видела за всю свою жизнь. Для нас сегодня решится все... – по мере того, как Жак говорил, голос его становился все более твердым – и из него исчезали старческие нотки.

– В мире уже совсем скоро будет девять миллиардов человек. Первый мир всеми силами уменьшал свою рождаемость. Третий – ее только наращивал. Казалось, выход только один – увеличить смертность, к этому все шло. Но… мы предложили Новые Миры. Это казалось идеальным вариантом. Мы были на пороге новой эры великих открытий, но из чужих миров пришли вы.

Седоволосый политик с гербом тамплиеров на груди на миг прикрыл глаза, собираясь с мыслями. После он помолчал, отхлебнул еще вина и продолжил, глядя в пространство:

– Я, да и никто другой не сможет выиграть битву за вас. Я стар. Вы молоды – и вы уже боги.

Знаете, кто-то говорит, что жизнь похожа на игру. Они неправы. Неправы и те, кто говорит, что игра похожа на жизнь. Неправы и они. Игра – это и есть жизнь. Все иное – существование, инстинкты и несколько несложных рефлексов. Биология.

Мое поколение играло в жизнь в благостное время, в один из самых счастливых периодов в истории человечества. Человечества первого мира, конечно же. Вам же в предстоящей игре предстоит не жалеть ни себя, ни других. Потому что это уже вопрос вашей жизни и смерти.

Посмотрите вокруг. Вы сейчас все в форме Великих Империй. Мертвой империи, – короткий взгляд на меня, – которую с треском вышибли из Большой Игры. Отдавшей свой статус империи перед плахой в обмен на спокойную жизнь, – говоривший взглянул на сидевшего поодаль британца. – Империи, которая направилась не по той дороге, а потом отошла на обочину для того чтобы не проиграть, – взгляд скользнул по представителю Диаманта.

– Наша история свернула не туда, империй больше нет. А мы остались. И мы на пороге великой битвы.

Старик перевел дыхание и утер пот со лба.

– Я не могу вас заставить, подготовить или наставить. Я могу только, как и мои предки семь веков назад, остаться на стенах Акры, чтобы дать вам время.

Вам предстоит уже не большая, а великая игра, в которой вы либо победите все вместе, либо умрете. Один за другим, поодиночке. Таковы правила.

Вы можете не просто возродить прекрасную эпоху, но создать новую, какую никогда не видело человечество. Либо проиграть – и тогда в наш мир придут корпорации. Время, чтобы подготовиться к битве, у вас будет.

Мы рады умереть, для того чтобы вы смогли сделать свой выбор.

Посмотрите друг на друга. На соседа, того парня или девушку за столом. Вы не команда. И играя на соседнем поле, вы будет противостоять друг другу – часто в смертельной схватке. Но вы не враги – вы союзники и противники в грядущей великой игре. Да, вы не команда, не друзья, но сословие – вернее, можете им стать. Самым высшим сословием новой эпохи нового мира.

И только от вас сейчас зависит, будет ли она прекрасной, вернутся ли законы божьи и человеческие, или это будет век корпораций, регулирующих смертность населения и самосознание, убивая при этом саму игру. Жизнь или существование. Игра или смерть.

Делайте свой выбор.

Парадная мужская и женская униформа Транснаполиса ранее выглядела практически идентично — у девушек лишь более явно подчеркивались изгибы фигуры. Но Академия была создана совсем недавно, поэтому периодически происходившие изменения никого особо не удивляли. Как знаковые, вроде введения практики «Битвы Вызова», так и вполне обычные – на подобном фоне, пересмотры стандарта парадной формы.

Может, после памятного собрания в Бильдерберге, а может, решение было принято давно, но теперь штаны в женской парадной униформе заменила короткая обтягивающая юбка, дополненная высокими гольфами. Китель со стоячим воротником теперь не был глухим, как мужской, а красовался низким V-образным вырезом, в котором виднелась белоснежная ткань обтягивающей майки. И вместо высоких прыжковых ботинок девушкам полагались теперь изящные сапожки — невысокие каблуки которых довольно сейчас звонко стучали по доскам перекрытия между ярусами цитадели.