Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана - Страница 9

Но Атенаис не была бы самою собой, если бы позволила хотя бы тени какой-нибудь из подобных мыслей проскользнуть на поверхность своего прелестного и мило улыбающегося личика. Улыбка ее оставалась по-прежнему безмятежной и очаровательной.

— Эти лошади — мои, — сказал старик гордо. — Я рад, что они нравятся столь прекрасной юной деве.

Атенаис с неудовольствием подумала о том, что слово «юная» применительно к ней он мог бы употреблять и немного пореже. Право слово, некоторым из здесь присутствующих так было бы куда приятнее.

— А у меня тоже есть лошадь. Рыжая. Мне ее подарили. Ну, почти.

— Наверное, какой-нибудь молодой герцог или король, очарованный несравненной красотой юной девы?

Уроки баронессы Ользе не прошли даром — Атенаис удалось не поморщиться. Только ее милая улыбочка стала чуточку более холодноватой.

— Король, да, вы правы. Но не слишком молодой. Мне ее подарил мой отец.

Она отвернулась, продолжая рассматривать седло и ожидая, когда же Закарису надоест разглядывать ее невежливый затылок и он, наконец, уйдет. Но тонкая выделка кожи и драгоценные украшения внезапно потеряли половину своей привлекательности. Что за невежа — третий раз подряд впрямую намекнуть женщине о ее возрасте! Старый грубиян.

То ли дело тот утонченный и привлекательный юноша, что вчера вечером так галантно угостил ее сладкими орешками, а потом читал смешные вирши на грани приличия, от которых баронесса только возмущенно ахала. Если бы юной девой назвал ее он — она и не подумала бы обижаться. Потому что отлично видела, какими глазами смотрел на нее тот милый юноша. Так не смотрят на маленьких девочек — так на женщин смотрят. Да и то — не на всех, а лишь на самых привлекательных из них…

— Ты будешь впрягать ее в свою… э-э-э… карету?

Закарис топтался за спиной и, похоже, уходить не собирался. Атенаис пришлось вновь повернуться к нему лицом — невежливо стоять спиной к тому, кто с тобой разговаривает. Хоть и старик, и урод, и грубиян, но… ладно. Уговорил! Она расширила глаза, похлопала ресницами и в преувеличенном удивлении округлила пухлые губки:

— Как можно?! Рыжая — верховая лошадь, впрягать ее в повозку было бы варварством!

— Ты умеешь ездить верхом?

Атенаис расширила глаза еще больше, хотя векам уже было больно. Ничего, можно немножко и потерпеть, зато впечатление очаровательной наивности обеспечено. На стариков обычно действует безотказно.

— Конечно, господин! Кататься верхом — это же так прекрасно! А какие охоты у нас бывают осенью!.. Дома я каждый день катаюсь, мы даже скачки устраиваем. Я постоянно сбегаю на конюшню, меня даже порицают за это…

Хорошо, что эта мелкая сучка, младшая сестрица, осталась у себя в комнате — то-то бы сейчас обхихикалась. Но что поделать, если этому мужлану, похоже, не интересно ничего, кроме лошадей? С мужчинами ведь что главное? Главное — проявлять интерес только к тому и говорить с ними только о том, что нравится им самим. Секрет несложный, зато какой действенный — вот и этот сразу приосанился и воспрянул всем своим упавшим было духом.

— В таком случае — не окажет ли юная прекрасная дева мне честь совместной прогулки? — произнес он с пафосом. И тут же добавил бесхитростно. — Я вон и лошадок уже оседлать велел.

Ясненько.

Вот, значит, для кого это седло изначально предназначено. Приятно, однако, и даже лестно в какой-то мере. Она явно понравилась этому мужлану, раз уж он так расстарался. А что может быть привлекательнее прогулки в обществе человека, которому ты понравилась? Пусть даже он грубиян, урод и старик, это не важно.

Похоже, этот день может оказаться вовсе и не настолько противным, как виделось ей с утра…

***

Лайне сидела на широком каменном подоконнике своей комнаты. Сидела боком, упершись спиной в одну стенку оконного проема, а босыми ногами — в другую. Мешающую юбку она задрала чуть ли не до колен и подвернула под себя, — потому что подоконник был холодным, — а сапожки просто сбросила на пол.

Она смотрела вниз, на внутренний дворик замка и центральные ворота в город, в которые как раз сейчас выезжала группа всадников. Вот они появились с другой стороны стены и начали неторопливый спуск по центральной городской улице. Лошади шли шагом, но все равно дома скрыли всадников очень быстро. Лайне продолжала смотреть им вслед.

Сама виновата.

Нечего было притворяться больной — ехала бы сейчас вместе с ними. И уж, разумеется, не шагом!

Но так не хотелось идти вместе с Атенаис в конюшню и смотреть, как она с хозяйским видом будет трепать Рыжую по шее и угощать яблоком — на правах почти что законной владелицы. И распинаться в своей неизбывной любви к «этим прекрасным созданиям». Это она-то, которая всегда твердила, что от лошадей плохо пахнет и остается слишком много навоза!

Лайне себя знала очень хорошо, а потому всерьез опасалась, что может такого и не выдержать. А выдержать было необходимо — она обещала отцу вести себя прилично. Еще больше двух седьмиц — до самого конца первой осенней луны. Носить эти неудобные и душные бархатные балахоны вместо привычных кожаных штанов, не сквернословить, улыбаться даже самым противным рожам, закатывать глазки, глупо моргать, складывать губки куриной гузкой (Атенаис называла это бутончиком) и всеми прочими доступными средствами корчить из себя полную дуру — короче, во всем брать пример со старшей сестрицы, дюжину ежей ей под одеяло! Тоска, короче.

Но — арбалет…

Лайне мечтательно вздохнула.

Отцовский арбалет действительно был хорош. Тот, что висел не на стене гостевого холла, а лежал в оружейной комнате, на особой полочке, лишь для него предназначенной. Темный и гладкий, из полированного вишневого дерева, с уголками и скобами из темной чуть шероховатой бронзы. Он не был особо наряден или там изукрашен драгоценностями, как более позднее отцовское оружие, зато обладал целым рядом преимуществ. Во-первых, был он достаточно легок, и на вес, и в обращении, — Лайне это проверила еще весной, хотя и схлопотала тогда седьмицу без верховых прогулок, когда ее в оружейной застукали. Хорошо хоть не поняли, на что она покушалась, решили, что ее привлекли усыпанные драгоценными каменьями кинжалы. А то бы Кони, нагло считающий все отцовское оружие своей личной собственностью, наверняка бы к себе утащил и этот прекрасный арбалет. Словно ему других игрушек мало!

Второе преимущество заключалось в размерах — арбалет был удивительно мал, его можно было легко спрятать под безрукавкой. Действительно — почти игрушка. Но игрушка очень даже серьезная и смертоносная — не случайно же начальник Чёрных Драконов Палантид именно его расхваливал за удивительную точность стрельбы.

Третье же преимущество заключалось в том, что этот арбалет был обещан именно ей, Лайне. И только ей. И не надо будет больше клянчить у высокомерного Кони или просить «на разок стрельнуть» у более снисходительных гвардейцев — это оружие будет ее, личное. И никто не посмеет его у нее отобрать, как отобрали прошлой зимой кинжал, честно добытый ею у раззявы-пажа прямо из-за пояса.

Кинжал был так себе, плохо центрован и заточен отвратительно, но все равно было немного обидно, когда его отобрали. Честно добытое оружие, пусть и не в бою! Хотя и не слишком сильно обидно, надо признаться. В конце концов, этих балбесов-пажей по отцовскому замку немало бегает, и почти у каждого один, а то и целых два кинжала имеются. Если вдруг понадобится — разжиться подходящим оружием можно быстрее, чем поднаторевший в своем деле жрец-славослов успеет три раза сказать «Славься, Митра!»

Вишневый арбалет — совсем другое дело.

Он стоил любых мучений, и потерять его по собственной глупости было бы очень обидно. И он будет ее — надо только продержаться до первого дня второй осенней луны. Не так уж и долго. Если подумать.