Страшные сказки для дочерей кимерийца (СИ) - Тулина Светлана - Страница 39

Потому что разве можно долго прожить, если кидаешься с голыми руками на огромного типа, закованного в доспех и вооруженного двуручником?

Никак невозможно.

Пусть даже и не совсем с голыми руками, что он сможет, этот крохотный кинжальчик не больше локтя длиной, против такой-то махины?! Даже если каким-то чудом прорвется Закарис сквозь смертоносный круг, очерчиваемый огромным мечом?

Закарис не стал прорываться.

Он метнул кинжал с расстояния полутора выпадов — можно сказать, в упор для любого метательного оружия. Хорошо так метнул, ровно, несмотря даже на то, что был его кинжал слишком громоздок для метания. Точненько так, словно на показательных играх. Ровнехонько в середину затянутой черным доспехом груди…

Конан даже взвыл от обиды — такой бросок! И — заведомо насмарку! Кинжал — это тебе не арбалетный болт, даже Закарис не сможет бросить его с силой, достаточной для того, чтобы пробить тяжелый доспех! Не услышав собственного горестного вопля за воем ветра, киммериец скрипнул зубами и попытался встать — Закарис безоружен, а стражник не станет медлить…

И увидел, как стальной клинок пробивает вороненую нагрудную пластину.

Вернее, нет, не так.

Кинжал скользнул сквозь доспех и прикрытое им тело, словно бы вообще не встретив сопротивления. Он пролетел стражника насквозь, словно тот был соткан из ветра. А вот за спиной у него замер, как будто наткнувшись на непробиваемую стену. Задрожал крупной дрожью, посверкивая от острого кончика до рукоятки, завис в воздухе. И рухнул на камни.

Конан видел все это очень ясно — сквозь дыру в груди черного стражника. Ту самую, что проделало в ней лезвие кинжала.

Вороненый металл доспехов пошел волнами, как вода от брошенного в пруд камня. А кинжальчик-то, похоже, был непростой — плоть черного стражника шарахнулась от него в разные стороны точно так же, как и металл доспехов. Отверстие стремительно расширялось, сквозь него уже было видно замершую у жертвенного камня жрицу. Почему-то показалось, что ее тёмная фигура прозрачна и просвечивает насквозь закатным оранжевым золотом.

Стражник уронил меч. Попытался вскинуть к уже почти полностью исчезнувшей груди руки. Это движение оказалось последним — от чрезмерности усилия истончившаяся до узкой полоски плоть его взорвалась и осела на площадку струйкой тяжелого черного дыма. Но не это заставило Конана вскочить на ноги.

Жертвенный камень был пуст.

***

— Это мороки, — сказал Закарис после того, как Конан раза три обежал по кругу площадку на крыше гробницы и убедился, что ни Атенаис, ни мерзкой прислужницы Сета нет и следов. Он самолично оглядел все четыре склона и удостоверился, что никто не смог бы спуститься по ним незамеченным. Спешащие за своими командирами гвардейцы по-прежнему держали строй «паутина», плотной сетью облепив все четыре склона от подножия и почти до самой вершины, до которой самым шустрым из них оставалось не более пары выпадов. Мимо такого количества настороженных и вооруженных бойцов незамеченной не проскользнула бы и полевка.

Но больше всего его успокоило то, что на жертвенном камне не было следов крови. Его, похоже, давно не использовали, хотя мох и не желал расти на глянцевых боках.

— Это были мороки, — повторил Закарис, когда несколько успокоенный Конан присел на черный камень, совершая тем самым немалое святотатство по стигийским понятиям.

— Наведенные мороки. Я сразу заподозрил, как только увидел, что их трое. Их всегда бывает трое — один охранник и две приманки. Приманки отражают твой самый сильный страх. Нет, я неправильно говорю. Не страх. Они ведь приманивают. Угроза самому ценному. Потому-то их и двое — один всегда угрожает другому. Чтобы ты забыл обо всем и бросился на помощь. Ты ведь наверняка увидел там свою дочь в смертельной опасности, правда? Каждый видит свое… — Закарис невесело усмехнулся. Добавил, помолчав. — Я не буду тебе говорить, что увидел я. Но это было очень…

Он содрогнулся.

Некоторое время они молчали. На площадке стали появляться гвардейцы — настороженные и озирающиеся. Быстро соориентировавшись, они слегка расслаблялись и занимали оборонительные позиции, немного отступив от края и дав тем самым возможность выбраться на площадку отставшим товарищам. К командирам они подходить не спешили, правильно оценив выражения их лиц.

Конан хмурился — ему очень не нравился тон Закариса. Таким тоном не должен разговаривать человек, только что уничтоживший опасного врага.

— Твой кинжал заколдован против мороков? — спросил он, видя, что Закарис больше не намерен говорить сам.

— Можно сказать и так, — король Асгалуна хмыкнул. — Понимаешь, он новый. Совсем еще новый, его только пол-луны назад выковали. А против мороков помогает лишь холодное железо, никогда не пробовавшее крови. Согласись, такое трудно найти у воина. Хитро придумано.

— А стражник? Он тоже — страх?

— Нет. Он — зеркало. Он всегда точно так же вооружен, силен и ловок, как и любой его противник. Я потому-то и напал именно на него. Он наиболее уязвим — конечно, для безоружного человека. Понимаешь, он ведь не мог воспользоваться против меня мечом, пока у меня был только кинжал. А потом оказалось слишком поздно…

Закарис поворошил кинжалом жирную сажу, оставшуюся на месте гибели стражника. Раскопал почерневшую кругляшку. Достал, повертел в руках. Удивленно приподнял брови.

Конан насторожился:

— Что это?

— Сердце морока. Странно. Паук. Никогда такого не видел. Я был почти уверен, что будет змея или павлиний глаз. Впрочем, — добавил он задумчиво, словно для самого себя, — Это ничего не меняет. Она могла воспользоваться чужим заклинанием.

И Конана буквально продрало от полной безнадежности, с какой эти слова были произнесены. Похоже, утреннее настроение вернулось к Закарису в полной мере, наложившись на страшную усталость дневного перегона и послебоевой шок. И, похоже, он по-прежнему так и не собирался ничего объяснять своему собрату.

Конан разозлился. Хлопнул ладонью по камню.

— Чего ты боишься, Закарис? Что пугает тебя так, что ты предпочел бы лучше встретиться лицом к лицу со служителями Змееголового? Во что еще может впутать мою дочь твоя милая сестренка? Я не намерен больше терпеть отговорки. Ну?

— Хорошо... — Закарис пожал плечами. — Все равно сегодня уже торопиться некуда. Ты что-нибудь слышал о Золотом Павлине Сабатеи?..

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

ЧАСТЬ 3

СКАЗКА О ЗОЛОТОЙ ПТИЧКЕ

Нийнгааль смотрела на звезды, слегка покачиваясь в седле, и улыбалась. Она настояла на том, чтобы двигаться и ночью, благо лошадей в их караване не было, а пустынные горбачи своим обманчиво неторопливым скользящим шагом могут идти почти без передышки несколько дней подряд. Привыкшие ко всему люди спали — кто прямо в седлах, как и пристало воинам, кто в походных шатрах-паланкинах, растянутых между двумя животными. Служанки и рабыни предпочитали шатры. Иногда там спала и Нийнгааль. Но сегодня она была слишком возбуждена, чтобы спать.

Великий Повелитель еще раз уберег свою верную служанку от страшной ошибки.

Идея насчет не просто разделения, а «разделения с сюрпризом» принадлежала не ей…

Старшая дочка короля-варвара оказалась умнее, чем можно было предположить. Конечно, она дочь своего отца, знает его лучше и точнее может предсказать вероятные действия. Но не так все просто. Умная девочка.

Очень умная.

Распознавать умных девочек Нийнгааль научилась давно, иначе не смогла бы стать высшей жрицей. Девчонка была не только слишком умна для своих лет, но еще и хорошо обучаема. Впитывала новые знания и умения, словно воду — изголодавшийся по дождю песок Красной Пустоши. И поначалу это даже показалось старшей жрице Деркэто хорошим признаком.

Умная, красивая и хорошо обучаемая девочка.