Римское дело комиссара Сартори - Энна Франко - Страница 4

— Какие? — сразу же ухватился комиссар.

— Катя раздражена, да. Говорила громко, когда я открыть дверь. Она говорить: «Это слишком, это слишком! Я на мели.» Именно так, «я на мели».

Сартори некоторое время переваривал слова, процитированные шведкой.

— Не думаете ли вы, что ваша подруга говорила о деньгах?

— Деньги? Может быть!..

— Если так, то кто-то просил деньги у вашей подруги. Вам не кажется?

— Возможно.

— Мужчина?

— Может быть.

— Вы не знаете, кто бы это мог быть?

— Нет, не знаю.

Сартори исподтишка поглядывал на дальний балкон. Некоторое время его мысли были заняты «балетом» белья, развешанного для сушки.

— У вашей подруги были сбережения?

— Да, конечно. И у меня есть.

— Она их держит дома?

— Нет, в банке. Я тоже держу сбережения в банке.

— В одном и том же банке?

— Да.

— В каком?

— В Неаполитанском банке.

— На какой улице?

— Около Парламента. Да, улица Парламентская. Мы часто ходить слушать дискуссии депутатов. — Она улыбнулась. — Мы много смеять­ся. Все говорить, говорить, словами большими, как колеса грузовиков, а дела всегда идти плохо.

Корона записывал.

Комиссар огляделся. Мебель, разбросанные повсюду вещи не давали ему представления о личности Катерины Машинелли. В обстановке уви­денных комнат не было ничего определенного.

— Позвольте мне взглянуть на вашу комнату.

— Мою комнату?

— Да. Подумайте хорошенько. Вы можете отказаться, если хотите. Ордера у меня нет.

— Прошу.

Харриет провела обоих мужчин по коридору, открыла дверь напротив двери Кати и отошла в сторону, пропуская комиссара.

Казалось, это комната подростка. Преобладало белое и розовое. Ста­ринная деревянная кровать под балдахином, украшенным белыми кру­жевами, с длинными вуалями, спускающимися до ковра. Большая кукла с черными волосами выделялась у изголовья. На кресле два медвежонка и ослик из Сардинии «вели беседу» о таинственных происшествиях. Духи, «ее духи», заполняли каждый угол большой комнаты. У Сартори было впечатление, что открылась дверь на другую планету. За стеклами закрытого окна ветер забавлялся длинными, вьющимися растениями из зеленых и желтых лап. Налево от окна вся стена покрыта огромной уве­личенной фотографией с видом ночного города, возможно, Стокгольма. Туалетный столик напоминал витрину парфюмерного магазина.

Харриет держала глаза опущенными, будто стыдилась показывать то, что, должно быть, считала своим интимным.

— Вам больше нечего сказать нам? — спросил Сартори.

Девушка тряхнула длинными светло-русыми волосами, давая понять, что сказала все.

— Если будут для нас новости, сразу же дайте знать в Центральное управление. Меня зовут Сартори.

У него было искушение пожать ей руку, но он передумал.

«Гранкио Адзурро»

Ему пришлось почти на ощупь пробираться между столиками, сту­льями, извивающимися, как эквилибристы, официантами и танцующими парами, то и дело сталкиваясь с кем-нибудь, невольно касаясь чьего-то обнаженного плеча или чьей-то открытой спины. В «Гранкио Адзурро» площадь открытого женского тела можно измерять десятками метров.

Это был модный ночной клуб, где в определенное время начиналась программа довольно безвкусного и шумного кабаре. Был здесь и «стрип» в виде шуточного номера, не выходящий, правда, за пределы, дозволенные Уголовным кодексом. На танцплощадке, окутанной люминесцентной тем­нотой, силуэты создавали видимость танца под оркестр, состоящий из пяти длинноволосых молодых людей в желто-зеленых, как у папской гвардии, удлиненных куртках.

Сартори сразу же направился к противоположной стороне, рассекая массу, находящуюся в состоянии транса.

Джино Саличе, директор этого заведения, с которым он познакомился еще днем, приветственно махнул ему рукой. Навстречу комиссару броси­лась грациозная темноволосая девушка в вечернем платье, которое могло бы закрыть разве что коробку спичек.

— Выпьем бокал шампанского, дорогой? — захныкала она.

Джино Саличе издал рык слона и оттащил девушку от комиссара.

— Катись отсюда, дура!.. Это же законник! — выкрикнул он. Затем, изменив тон и выражение лица, повернулся к комиссару: — Доктор, уважа­емый, какая честь! Вы прибыли вовремя. Видите, что творится? И так каж­дый вечер, хвала Господу и Сан-Антонио. Но что я говорю? Проходите, проходите, я предложу вам виски, какого вы никогда в жизни не пили.

В его жестах, словах и суетливости явно проступал Неаполь.

Сартори коротко ответил:

— Он прибыл?

— А как же!.. Точно, как взносы. Когда пробило полночь, появился здесь, как Луна в Марекьяро. Всегда в поисках Кати, порази его Бог.

— Где он?

— В комнате шведки. Я провожу вас.

— Не надо. Вы мне покажите.

Они прошли из «ада» в плохо освещенный коридор, пахнущий плесе­нью и подвалом.

— Спасибо.

Комиссар толкнул дверь без стука. Харриет прихорашивалась перед зеркалом. Высокая, хорошо сложенная — ничего лишнего, — в зеле­новатом, полупрозрачном костюме «куклы», она, казалось, заполнила собой комнату. В углу, в маленьком неудобном креслице, сидел тонкий светловолосый юноша, одетый элегантно, но немного вульгарно. Един­ственно приятной особенностью его внешности были очки в позолочен­ной оправе.

— О, мой прекрасный комиссар! — воскликнула девушка, резко повер­нувшись к вошедшему. От радостного удивления у нее вытянулось лицо. Что-то в ее глазах вызвало глубокое смущение у Сартори. Но оно длилось лишь несколько мгновений, потому что сразу же внимание полицейского переместилось на испуганного блондинчика.

— Ну, я пойду, — заторопился юноша.

— Я искал именно вас, — остановил его комиссар. — Вы друг Катери­ны Машинелли, верно?

— Ну да!..

— У меня к вам есть несколько вопросов, — продолжал Сартори, при­давая голосу непринужденный тон. — Садитесь, пожалуйста. — Блондин­чик повиновался. — Как вы знаете, синьорина Машинелли несколько дней назад пропала, и полиция по сигналу синьорины, присутствующей здесь, ищет ее.

— Я тоже ее ищу, — произнес юноша еле слышным голосом.

— Где? Здесь, в ночном клубе?

Блондинчик покраснел.

— Вчера я съездил в Пескару. — запротестовал он. — Я подумал, что Катя уехала к матери. Надеялся на это. Но.

— Что «но»?

— Но не нашел ее.

Комиссар устроился на маленькой скамеечке между юношей и девуш­кой, прикурил сигарету. С виду он размышлял. В действительности присут­ствие Харриет, нанизывающей на себя «боевой арсенал» из черных кружев, мешало ему сосредоточиться.

— Ваше имя Тото? — возобновил расспросы полицейский.

— Меня называют так. Мое настоящее имя Сальваторе. Дамма Саль­ваторе.

— Римлянин?

— Ну, не совсем!.. Я родился в Анцио. Моя семья еще живет там. Именно в Анцио я и познакомился с Катериной, три года назад. Она слу­жила няней в одной богатой семье. По крайней мере, так мне сказала.

— Вы помните фамилию этой семьи?

— Нет. Никогда не интересовался.

— Вы работали там?

— Я бухгалтер в фирме «Экко».

Комиссар затянулся и выпустил клуб дыма вниз к пыльном полу. Пре­красная шведка, попавшая в его поле зрения, была для него непреодолимой действительностью, которую не удавалось игнорировать.

— Синьор Дамма, вы пытались объяснить себе исчезновение синьори­ны Машинелли?

— О да, пытался!.. Но безрезультатно. — В тоне блондинчика звучала тревога. — Для меня это загадка. Я уже говорил об этом Харриет. Потому что уйти вот так внезапно, не сказав ни слова, без.

Он резко остановился. Сартори показалось, что он сейчас расплачется. Харриет надевала на себя сложный костюм в стиле «конец века».

В коридоре раздался голос: «Харриет, через пять минут!»

— О’кей! — откликнулась девушка, наконец-то одетая, чтобы потом раздеться. Она зашелестела негнущейся материей и, положив руку на плечо комиссара, тихо проговорила: