Похищенная, или Красовица для Чудовища (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 25

Проглотив насмешку, звучавшую в голосе девушки, отражавшуюся в чёрных, будто блестящий на солнце уголь, глазах, Мишель проговорила как можно спокойнее:

— Помоги мне сбежать. Ты же против моего здесь присутствия. И Катрина меня едва переносит.

Молчание, наступившее после этих произнесённых с затаённой надеждой слов, показалось Мишель вечностью.

— Разве я похожа на сумасшедшую? — усмехнулась, дёрнув уголком губ Аэлин. Отчего лицо её, формой напоминавшее сердечко, искривилось в гримасе пренебрежения, развеявшей, будто иллюзию, её экзотическую красоту. — Ты сбежишь, и свадьба с Флоранс расстроится. Да и к тому же Гален будет в бешенстве. А кузен в гневе страшнее всех демонов и духов, что когда-то населяли эти земли.

Мишель понимала: ситуация патовая. Глупо убеждать эту нахалку в том, что, если она сбежит, то будет молчать. Аэлин не выглядела дурой и, даже если бы таковой была, всё равно бы не поверила в подобную чушь.

Значит — внезапно накатило отчаяние — Донеган не собирается её отпускать. Натешится, и тогда…

— Не хочешь помогать, так хотя бы не мешай! — запальчиво воскликнула девушка. — Очень скоро родители узнают о моём исчезновении, и меня начнут искать! Будет лучше, лучше для вас, если я найдусь сама. Чем меня здесь обнаружит полиция.

— Не обнаружит, — покачала головой Аэлин, безразлично передёрнув плечами. — Да и скоро — понятие растяжимое.

Не спеша обошла кресло, по спинке которого змеёй спускался кожаный жгут. Тонкими изящными пальчиками, один из которых, безымянный, украшало простенькое серебряное колечко, прошлась по деревянному кнутовищу.

— Нам тут на днях привезли нового жеребца. Дикого, необъезженного. Гален любит укрощать таких строптивцев. И строптивиц, — добавила после секундной паузы с хитрой интонацией в сочащемся ядом голосе. — Тебя тоже укротит. Если не лаской, — крепко сжала в кулаке рукоять, закончив пугающе-мягко: — так силой.

У Мишель появилось непреодолимое желание «приласкать» кузину Донегана плетью. Аэлин была выше её почти на голову, крупнее и наверняка сильнее, но в Мишель сейчас бурлила такая злость, такое исступление, что выхватить кнут и исхлестать им нахалку ей бы не составило труда.

Вот только следующие слова Аэлин Кунис заставили её замереть на месте, а тело под надетым впопыхах платьем покрыться ледяными мурашками.

— Да и вообще, зачем помогать тебе сбегать, если с тобой здесь куда веселее? Это же так интересно! Наблюдать, как он будет объезжать ещё одну непокорную кобылу, — весело рассмеялась девушка и к ужасу Мишель что есть мочи крикнула: — Скорее! Га-а-ален! Скорее сюда! Я у тебя кое-что нашла!

— Замолчи! Сейчас же замолчи! — разъярённой кошкой зашипела пленница. Сбросив с себя оцепенение, рванулась к Аэлин, которой вдруг резко стало не до веселья.

Испуганно взвизгнув, девушка отскочила вглубь комнаты, потрясая в воздухе хлыстом, и выпалила:

— Тронь меня — и Гален тебя прибьёт!

— Не раньше, чем я прорежу твои мышиные космы!

Ослеплённая яростью и отчаяньем, Мишель уже готова была наброситься на обидчицу, и даже кнут в руках Аэлин её бы не остановил. И тут в коридоре раздались спешные шаги. Тяжёлая, уверенная поступь, один звук которой вмиг погасил пожар в сердце пленницы, и вот оно снова запнулось от страха, как будто покрывшись ледяной коркой.

— Что вы здесь устроили?

При виде непривычно бледной кузины и замершей напротив неё раскрасневшейся мятежницы, Гален нахмурился. А обведя комнату внимательным взглядом, понятливо хмыкнул:

— Что-то потеряла, Мишель? Случайно не это ищешь? — Приблизившись к книжному стеллажу, незаметным движением фокусника извлёк из разделившегося напополам глобуса так хорошо знакомый девушке сафьяновый мешочек, нарядно расшитый золотой нитью.

Оберег выпал из руки Донегана и повис в воздухе на тонком витом шнурке. Словно загипнотизированная Мишель следила за раскачивающимся из стороны в сторону, как маятник часов, талисманом, не в силах отвести от него взгляда и понимая, что Гален ни за что не позволит ей прикоснуться к магии Лафлёра. К горстке родной земли, к которой её влекло сейчас сильнее, чем когда-либо в жизни.

Гален болезненно морщился. От близости чуждой для него Силы тело неприятно ломило, ныла каждая его клетка. Ладонь же противно зудела — так хотелось отшвырнуть от себя треклятый сосуд для древней магии лугару.

Наследник и сам не мог себе объяснить, почему сохранил эту вещицу, а не избавился от неё сразу же после приезда Мишель. Наверное, его тешила мысль, доставляло удовольствие осознание, что очень скоро магия Лафлёра станет ему родной. А пока что он владел хотя бы её крупицей, пусть и не мог ею пользоваться. Как владел той, которую эта Сила манила, влекла за собой.

Мишель неосознанно дёрнулась к Донегану, хоть и понимала, что ей не заполучить свой оберег. Глаза молодого человека недобро сверкнули, губы искривились в хищной усмешке, прежде ей незнакомой, а теперь, когда Гален обнажил своё истинное обличье, почти не расстававшейся с его лицом.

В несколько шагов преодолев расстояние от стеллажа до камина, хозяин Блэкстоуна обернулся к пленнице, каменным изваянием застывшей перед ним.

— Ну так вот, чтобы ты больше не мучилась и не искушала себя, и не рылась в моих вещах, я сделаю вот так. — Ослабив шнурок, перехватывавший горловину бесценного для Мишель сокровища, Донеган с самым безразличным видом вытряхнул его содержимое в огонь.

Пламя, до сих пор робко точившее почерневшие, рассыпающиеся пеплом головёшки, вздыбилось, зашипело, жадно потянулось к дымоходу, отбрасывая на потемневшую кладку камина ярко-оранжевые блики.

— Ты — чудовище, — прошептала девушка, раздавленная и потерянная. Сглотнув застрявший в горле горький комок, повторила чуть слышно: — Чудовище.

Слёзы, обжигая, одна за другой катились по щекам. Весь день она сдерживала рыдания, душила в себе эту слабость, а теперь вдруг поняла, что сдерживаться и дальше просто нет сил.

— Радость моя, несколько слезинок меня не разжалобят. — Раздражённо поморщившись, Гален швырнул в огонь клочок сафьяновой кожи, тут же сморщившейся и почерневшей. Схватив пленницу за руку, до боли сжал тонкое девичье запястье и поволок за собой.

— Знаешь, как поступают с непослушными девочками? Их наказывают.

Внутри Мишель всё перевернулось. Словно наяву увидела она картину: внутренний двор и она в самом центре, будто главная скульптура на выставке в музее ужасов. Обнажённая, позорно привязанная к столбу. Беззащитная перед безжалостным палачом, коршуном кружащим вокруг неё.

Утром Мишель готова была пожертвовать собой, лишь бы не видеть, как мучаются рабыни, пострадавшие ни за что. Но сейчас — другое дело. Она не позволит к себе прикоснуться! Не допустит, чтобы он просто так её мучил!

— Не пойду. — Мишель запнулась, как будто вросла в пол. Отчаянно тряхнула головой, а когда Гален с силой дёрнул её за руку, рискуя переломить хрупкое запястье, закричала что есть сил: — Не пойду! Никуда я с тобой не пойду! Чудовище!!! Ненавижу! Гален Донеган, как же сильно я тебя ненавижу!!!

Мишель видела саму себя, будто в кривом зеркале отражавшуюся в потемневших от ярости глазах молодого мужчины. Охваченная паникой и каким-то отчаянным безумием, вырывалась, кусалась, беспомощно дёргала ногами, стараясь задеть, ударить, цапнуть побольнее своего мучителя. Хоть как-то отомстить за свои страдания, за свой страх. Никогда прежде Мишель Беланже не доводилось испытывать самое пугающее из всех возможных чувств — беспомощность. И чем ближе приближались они к лестнице, тем сильнее накатывало осознание: насколько опасной оказалась ловушка, в которую она сама себя загнала.

В полумраке коридора мелькали лица. Испуганные — слуг, ошеломлённое — Катрины. Ухмыляющееся — Бартела, услужливо предложившего хозяину посильную помощь в усмирении строптивой… Нет, уже больше не гостьи — рабыни.

— Сам разберусь, — хлестанул по сознанию злой голос.

Мишель зарыдала, уже не сдерживаясь, громко, когда увидела маячившую впереди лестницу. В воспалённом мозгу мелькнула мысль, что она толкнёт его, толкнёт со всей силы. Пусть вместе покатятся по ступеням.