Пятнадцатый этаж (СИ) - "Жанна Д" - Страница 10

В ушах стоял голос Антона.

— Марина, он урод, понимаешь? Ненормальный ребёнок. Он не реагирует на голос, хотя, врачи считают, что он слышит, у него тянет все конечности, он никогда не будет ходить. У него неправильно сформированы голосовые связки, он не сможет говорить. Ты меня слышишь?

— Он мой сын. Наш сын, как ты не понимаешь?

— Я понимаю! Только в отличие от тебя, я понимаю его перспективы и наши перспективы с ним. У нас ещё будут дети. Марина, не губи «нас».

Он говорил это изо дня в день, ну, может, с некоторыми вариациями. А потом настал день, когда Антон сказал, что больше не может. Что вымотан и морально, и физически, и что посвятить свою жизнь этому чудовищу (так он назвал сына), он не в силах. И ушёл, сказав напоследок Марине, что к ней его чувства не изменились.

В голову пришла песня:

«Я так молила: «Позови!», но ты молчал.

Я так молила: «Удержи!» — не удержал…»

Вот ни разу не та песня. Марина прекратила её напевать, но она всё равно звучала из окна и ещё каким-то слабеньким хрипловатым голосом.

Нет, это вовсе не глюки. Марина стояла у окна и слушала, слушала, как голос говорил, видимо, сам с собою.

Рассказывал, что всё подготовил, что написал письма, как всех любит. Как удивятся завтра его друзья, как он зря проедал мамины деньги, как отец будет сожалеть о своём поступке. А может быть, даже не заметит его отсутствия. А потом мимо Марининого балкона пролетела стеклянная бутылка. Марина следила за ней, и когда та скрылась из вида, услышала где-то внизу звук бьющегося стекла.

Итак, теперь всё ясно с этим непонятным голосом: на крыше кто-то был, и он собирался спрыгнуть.

Вот этого Марина допустить никак не могла.

Нет, такого просто не может быть, чтобы человек, явно молодой и у которого всё впереди, вот так нелепо ушёл из жизни. Накачавшись алкоголем для храбрости. Так быть не должно, и так не будет. Она оделась моментально: джинсы, футболка, кофта, кроссовки.

В подъезде горело дежурное освещение. Дверь на чердак и на крышу открыта, замок валялся рядом с дверью. Марина быстро поднялась на чердак, а потом вышла на крышу.

Ветер, холодный и кусачий, пробрал до костей. Обойдя вентиляционную шахту, чуть не споткнувшись о какие-то провода, Марина увидела одинокую фигурку то ли девочки-подростка, то ли мальчика — темно, не разобрать.

— Эй, ты, на краю крыши! Привет! — произнесла Марина.

— Ты кто? — фигурка зашевелилась и встала в полный рост.

— Я слышала, как ты пела.

— Не подходи! Понятно? Ты всё равно не сможешь мне помешать! Я всё решила, знаешь, как это — когда никому не нужна? Когда отец бросил? Матери поровну, а Максим… — и тут послышались всхлипывания. — Только не надо меня уговаривать. Что бы вы все понимали? В человеке, в его душе, в одиночестве и предательстве? Вам всем насрать, и не прикидывайся другой.

— Если бы мне было, как ты говоришь, «насрать», я бы не полезла сюда среди ночи.

— Гады вы все! Сволочи!

Фигурка повернулась к краю и побежала. А Марина стояла, как завороженная, в полном бессилии что-либо изменить.

Раздался вскрик, звук падения, а потом плач.

Марина выдохнула, её глаза уже привыкли к темноте, и она, спотыкаясь о какие-то тросы и провода, подобралась к лежащему навзничь телу.

========== Часть 12 ==========

День не задался от слова «совсем».

Всё началось с самого-самого утра, когда Антон попросил Марину выйти за него замуж. До того несколько месяцев думал, как предложить ей вновь узаконить отношения. Но сначала её вирусная простуда с последующим осложнением, затем эта невыносимая слабость, и в конце концов, он понял, что она ещё и беременна. Но он-то понял, а она нет. И как она отреагирует, одному богу известно.

В результате сумбурный разговор утром и комиссия на носу. За комиссию он не боялся, по отделению всё в порядке. Пусть копают сколько хотят. А вот то, что Марина его идею о браке встретила с сарказмом, его нисколько не воодушевило.

Не успел Антон переодеться, как его уже вызвали к главному. Он быстренько написал направления на анализы Марине, положил их ей на стол и отправился на «ковёр».

Вот там его ждал сюрприз в виде Юли Михайловой.

Их многое связывало. Сначала учёба на одном курсе, первая любовь. Первые отношения и первая измена. Обиды, ссоры. Потом ординатура в одном отделении и аспирантура у общего первого руководителя. Хорошо, что вторые были разные. Проблема была в том, что Юля знала его как облупленного. Не было ничего в его жизни, что укрылось бы от её всевидящего ока. Его женитьба и развод тоже не были для неё тайной. Хотя с Мариной они не сталкивались.

И вот теперь она проверяла их больницу.

Восседала в кресле главного, по своей любимой привычке быть в центре и над всеми. Главврач раскладывал на столе для заседаний папки с отчётами, секретарша суетилась тут же.

— Здравствуй, Антон! Не поверишь, но я по твою душу, — как только он появился, произнесла Юля, улыбаясь.

От Антона не ускользнул любопытный взгляд главного.

— Иначе ты была бы не ты. Здравствуй, Юля! Не могу так же радоваться в ответ.

— Не кусайся. Я за тобой. Я приехала, чтобы тебя вернуть, понимаешь?

— И каким это, интересно, образом? Я ждал проверяющую, а не возвращающую.

Главный извинился, сослался на срочные дела и вышел, оставив их одних. Антон не поверил, что тот уйдёт далеко. Ушёл, чтобы быть в курсе, не мешать откровенному разговору и получить информацию, так сказать из первых рук. Подслушивая под дверью.

— Я скучала по тебе, — продолжила Юля. — Когда тебя нет рядом, мне не с кем соревноваться, что ли! И вообще просто скучала.

— Привыкай.

— Я всегда добиваюсь того, чего хочу. Я приехала за тобой, и я верну тебя! — она злилась.

— Юля, давай оставим этот вопрос. Займись лучше отчётами.

— Бумаги, цифры, статистика, ерунда короче… Я скучала по тебе, слышишь? А ты?

— Даже не знаю, что сказать, чтобы не обидеть женщину. А ты всё-таки женщина. Как твой супруг?

— Антон, какое тебе дело до моего супруга? Читает лекции, проводит обходы, всё как всегда. Брак фиктивный, ты же понимаешь. Что он может в его-то годы.

— Никогда не понимал и понимать не хочу. Мне всё равно. Нет, я ему сочувствую, но ты — прекрасное лекарство от глупости. Как и от романтики.

— Он со мной счастлив, он меня любит.

— Любить можно даже гадюку, но рано или поздно она всё равно укусит.

— Да ладно, вот твоя любимая тёща любила кого-нибудь в своей жизни? Никого, ты сам знаешь, даже единственную дочь не любила. А её ближайшая подруга Касаткина? Она умирала от онкологии в инфекционной больнице, и её ученики выносили из-под неё судно. А родным детям было плевать, как и ей в своё время на них. Она двигала науку.

— Она вырастила благодарных учеников и неблагодарных детей. Что поделать.

— И это говоришь ты?

— Не понял.

— А чего тут понимать. Ты сам, весь такой правильный и благородный, отказался от собственного ребёнка, потому что он, видите ли, инвалид! Разве не так? Ну, видел ты его здесь? Смог полюбить? Твоя проблема, Антон, была не в том, что он родился уродом, а в том, что ты урода любить не мог. Понимаешь, кто ты? Ты копия своей наставницы Ивлевой. И не хочу я видеть твою бывшую здесь. Потому как яблоко от яблони… ну и сам понимаешь.

— Не хочешь и не надо. Только в Марине ты сильно ошибаешься.

— А если так, то ты десятикратный подлец.

— Не отрицаю. Только ответ буду держать не перед тобой.

— Думаешь, что признание вины облегчает совесть?

— Ты приехала читать мне мораль?

— Нет, вернуть тебя на твоё законное место…

Их беседу прервал не вовремя появившийся главврач. Настроение у Антона испортилось окончательно. В словах Юли была правда. И именно эта правда не давала ему покоя и возможности восстановить семью. Да он не любил сына, не смог полюбить такого. Есть доля истины в рассуждениях Юли, только осудить всегда легко. А жить с этим? Живёт же он с безумной тёщей, и помогает ухаживать. А Серёжу принять не смог. Наверно, потому, что у Татьяны Сергеевны было звёздное прошлое, и он всегда помнил о её заслугах, был благодарен ей за помощь в работе, за те знания, что почерпнул от неё. А у Серёжи не было будущего. Он по имени-то его только сейчас назвать смог.