Телохранитель (СИ) - Алмазная Анна - Страница 32

Медленно повернув голову, он встретился глазами с принцем, и сонная одурь сразу же развеялась: Рэми уже и не помнил, когда разучился доверять своему Миранису. Он не знал, были ли в покоях другие телохранители, а проверять магией побаивался… Да и Миранис вновь был укутан щитами по самую макушку, будто не очень-то хотел выдавать свои чувств.

И зачем Тисмен притащил Рэми к принцу? Вот зачем?

— Тебе лучше? — мягко спросил Мир, и в синем взгляде его промелькнуло что-то когда-то очень знакомое, но теперь почти забытое.

Так смотрел Миранис, той давней ночью, когда они встретились. Тогда Рэми, раненный, дрожащий, сидел напротив принца, а меж ними потрескивал, шептал что-то костер. И зачем Рэми только тогда спас этого оборотня? Да и как мог не спасти?

— А тебе? — сам для себя неожиданно холодно парировал он.

Он вспомнил вдруг, что спина принца исполосована кнутом, что каждое движение, даже дыхание, должно было причинять ему боль… видел, что Миранис не помогал себе магией. А до рассвета еще так далеко…

— Меня не убивали, — внезапно открыто, даже как-то неловко улыбнулся принц.

Рэми украдкой вздохнул: ничего не закончилось. Иначе с чего бы Миранису быть столь неожиданно ласковым с опальным телохранителем? Новой порки испугался? Вряд ли, Рэми в это не верил.

Только уже было все равно: издеваться над собой он больше не позволит. Ни Миранису, ни его телохранителям.

— Но ты убивал, — равнодушно ответил Рэми, уже смирившись с неизбежным.

За окном вскрикнула, почувствовала гнев заклинателя, птица, а Рэми сразу же пожалел о своих словах: в отблесках светильника Мир дернулся и заметно побледнел. В синих глазах его мелькнуло сначала удивление, потом смех. Неестественный, злой, он незнакомо искривил черты лица, перешел на губы, заставил дрожать голос, когда принц наконец-то выдавил:

— Даже так не шути. Я дурак и многое натворил, мы оба это знаем, но я никого не убивал…

И замолчал, будто подавившись словами. А Рэми смотрел на принца и быстро соображал. Судя по потрясенному взгляду, не помнит, и, может, слава богам, что не помнит. И говорить ему нельзя, зачем? Да и другим телохранителям не скажешь — если они выпороли Мира за побои, то что они сделают за убийство?

Смерти своей Рэми не помнил. Вообще ничего не помнил. Помнил лишь как Миранис всаживал ему кинжал в спину, как смеялся и медленно поворачивал лезвие в ране. Помнил собственные боли и неверие.

Помнил. Смотрел в глаза наследнику и пытался угадать… а если забота принца все же притворство? Здесь нужны не телохранители, а искушенный в таких делах брат, его дозор и его дознаватели. Майк нужен… нужны люди, которые верны не Миранису, а брату.

Необходимо бежать от Мираниса или его спасать, Рэми уже и сам не знал. Он ничего не знал, запутался в этой сети, как муха в паутине и уже отчаялся вновь обрести свободу.

— Мне нужно поговорить с Арманом, — сказал Рэми, различив, наконец, у дверей коренастую фигуру Кадма.

— Сначала ты поговоришь со мной, — спокойно ответил принц. — Ты мой телохранитель, а не своего брата.

Но Рэми упрямился, зная, что сейчас нельзя сдаваться:

— Мне нужен дознаватель.

— Я здесь, мой архан, — вдруг вышел из тени Майк.

Жив, боги, жив! И в глазах привычный покой, не боится, смотрит, как всегда прямо, с уважением. И, выдохнув с облегчением, Рэми сразу же напрягся, поймав взглядом принца. Мир опять злился. Смех его утих, глаза опасно сузились.

— А теперь говори правду! — прошипел Мир. — Что было в кабинете?

Не в силах даже самому себе признаться, что это он не досмотрел принца, Рэми ляпнул первое, что пришло в голову:

— Не помню.

— Врешь! — не поверил Мир. Его глаза полыхнули синим пламенем, в комнате резко запахло пряностями, а воздух сгустился.

Рэми лишь криво улыбнулся, высоко подняв подбородок. Сегодняшний гнев принца казался все же другим, и источником этого гнева была уже не ненависть, искреннее беспокойство. А такому Рэми умеет противостоять.

— Не помню, — упрямо ответил он.

— Врешь! — вскричал Мир. — По глазам вижу, что врешь!

— Рэми, скажи правду! — мягко вмешался Тисмен. — Все равно придется рассказать. Так что давай лучше сразу.

И он здесь? Они все здесь? Все телохранители, а вот брата привести забыли. Слишком много их, слишком сложно им сопротивляться. Самые сильные в Кассии маги, они, тем не менее, Рэми не пугали. Он тоже был высшим. Он тоже носил в себе душу одного из двенадцати, самого сильного из них, Аши. Он с легкостью менял судьбы каждого, даже богов, но… он никогда бы не навредил никому из носителей братьев Аши. Не мог. Даже Миру не мог. Даже после того, что он сделал.

И Рэми сжал зубы, отводя взгляд от Мираниса.

— Да не помню я, — сказал он, глядя, как по вышитому серебром пологу взбирается упитанный паук. Бодро так взбирается, будто куда-то торопится. Слить бы свое сознание с его, забыть на миг обо всем на свете, да… Рэми знал, что сейчас ему не дадут ускользнуть. Но, может, поверят и оставят в покое. — Не помню…

— Хорошо, — неожиданно легко сдался Мир. Рэми вздохнул с облегчением, но принц вдруг продолжил. — Но и ты не помня все расскажешь. Ты будешь говорить или позвать твоего учителя? Или ты не знаешь, на что он способен?

Рэми похолодел. Он очень хорошо знал. Ритуал раскрытия памяти был болезнен, утомителен, и, увы, действенен. Увидеть его пришлось лишь однажды, когда Вирес потянул ученика на допрос. После Рэми пришлось чуть ли не выносить из пыточной, его долго рвало кровью, а учитель пообещал больше не подвергать ученика такому испытанию:

— В тебе слишком много дара целителя, мой мальчик, — покачал тогда головой Вирес. — Сложно тебе будет в Кассии.

Помнится, Рэми тогда даже разозлился: он не девчонка, чтобы его жалеть и оберегать! Но правда оказалась горькой: учитель был прав. И Рэми долго еще мучился кошмарами. Снился ему истекающий слюнями, недавно сильный, а теперь потерявший разум мужчина… снилась унизительная беспомощность и острое, до боли, желание помочь… когда помочь не может.

Но… угрозы Мира глупы и наивны. Подвергнуть такому разум телохранителя принца, да еще и наследника Виссавии? Рэми в это не верил. Издеваться над ним можно, а вот доводить до безумия — ни-ни.

— Зачем ты мне угрожаешь? — тихо спросил Рэми. — Тебе все мало, не пойму?

Паук сорвался и, упав на одеяло, скрылся в складках, а Рэми вновь внимательно посмотрел на принца. А что, если Мир до сих пор безумен? Только хорошо притворяется? Вот чуть позднее и выясним. Без других телохранителей.

— Рэми, ты не уйдешь от ответа, — неожиданно мягко сказал Мир. — Я тебе не дам. Не надейся. Я не хочу тебя ранить, тем более, что ты еще слаб… но если ты меня заставишь…

И рука его легла на запястье Рэми, закрывая синь татуировок, а взгляд был неожиданно мягок и спокоен.

Сменил тактику. Вновь ласков, даже опасно ласков. Уговаривает? Обычно приказывает, а теперь, — уговаривает? Рэми напрягся. А если Мир вновь возьмется за кинжал?

— Ты меня боишься? — чутко уловил состояние телохранителя Мир. — Раньше ты мне доверял.

Это, интересно, когда? До посвящения? Или пару седмиц назад, когда не знал, на что Мир способен? И к чему его теперь щадить? После всего, что он сделал?

— Раньше ты не всаживал мне в спину кинжала.

Сказал и сам испугался. Пальцы принца, внезапно холодные, как лед, отпустили запястье. Рэми прикусил губу и, почувствовав на ладони прикосновение мохнатых лапок, раздраженно смахнул паука на пол.

Мир молчал.

Испуганный паук поспешил под кровать, в спасительную темноту, но принц поднял ногу… Лопнула хитиновая оболочка, расплылось на синем ковре пятно, а Рэми, которого угнетало молчание, стал быстро оправдываться:

— Я не знаю, честно не знаю. Ты вдруг на меня набросился, будто хотел убить. Глаза сумасшедшие, не твои, хуже, чем когда ты меня бил… — Миранис опустил голову, и Рэми видел, что принц прикусил губу, да так, что про подбородку побежала струйка крови, — а потом ты, вроде, очнулся. Я думал, прошло. Действительно думал. И глаза твои стали обычными, и разговаривал ты обычно. Как… как до всего этого…