I Hate You So Much (СИ) - "IrinaDash" - Страница 36

Я знаю, что я отвратительна, когда болею. В основном, я отвратительна сама себе, потому что из-за лекарств это или из-за чего-то еще, но в моей голове не будет ни единой положительной мысли.

Я уставилась на небо, которое заволокло тучами. Я не чувствую сожалений, жалости к себе, что все так происходит. Не нужно, просто не нужно все это. Но мне жаль, что у них получилось сделать это.

Я поворачиваю голову в бок и смотрю на фото, которое стоит на журнальном столике. В тот день, когда был сделан этот снимок, мы с Алексией сдали первый экзамен. На моей щеке след от ручки, под глазами следы от бессонных ночей и большого количества кофе, а глаза распахнуты так, будто меня фотографирует лох-несское чудовище. Скотт же наоборот светится от счастья, ее светлые волосы растрепаны сильным порывом ветра, и она крепко держит меня за плечи.

Еще тогда мы строили планы на эти каникулы и на будущее обучение в университете. Еще тогда мы думали, что никому не удастся нас разлучить или серьезно поссорить, кроме нас самих. Алексия была тем человеком, которого я всегда считала самым близким другом для меня. Да, у меня есть тетя, сестра и бабушка, но они кажутся мне намного более «чужими», чем-то, кем я всегда считала Алекс. А сейчас, я теряю ее и я не могу справиться с этим, как бы я не старалась.

Я приподнимаюсь на локтях и протягиваю руку к столику, чтобы взять лекарства. Голова ужасно кружится, и я еле разбираюсь в аптечке, чтобы взять нужные мне таблетки. Высыпав несколько на ладонь, я закидываю их в рот и глотаю, не запивая. Мне слишком сложно встать, чтобы налить себе воды.

Я переползаю с пола на диван и закрываю глаза. Я даже не успеваю подумать еще о чем-либо или начать корить себя, как сон одолевает меня.

Ты никому не нужна, Тесс. Всем плевать на тебя. Твой телефон молчал все эти дни, никто не пытался узнать все ли хорошо с тобой, жива ли ты хотя бы.

Возможно, я сломанная. Бракованный продукт, который не был сделан по обычным стандартам человеческих отношений. Но я слишком зависима от того единственного человека, который был рядом со мной в те моменты, когда не было больше никого. Когда после слов «мне жаль, но он умер» хотелось умереть, только она смогла удержать меня. Только из-за нее я не сделала чего-то такого, что прервало мое существование в этом мире.

Я начинаю смеяться. Громко, во весь голос, со слезами и покрывающимся красными пятнами лицом. Это выглядит так глупо! Прошло столько времени, но я до сих пор чувствую все эти лицемерные прикосновения, жалкие слова о сожалении… Вы не сожалеете! Вы ни черта не сожалеете! Вам плевать! Не надо лгать мне в лицо, что вам жаль, что мой отец, мой единственный близкий родственник погиб! Ведь я вижу в ваших глазах все это безразличие. Вам все равно, вы просто хотите показаться человечнее, будто вы способны на понимание чьего-то горя. Черта с два, вы не можете этого. Вы?! Не смешите, вы просто гладите меня по спине, обнимаете с притворным сожалением в глазах, но через час вы уже будете у себя дома сидеть с вашими родителями. Вы будете смеяться, что-то рассказывать, но вы даже не вспомните про ту девочку с голубыми глазами, в которых теперь уже не будет той же радости от еще одного проведенного вечера вместе с папой. Она просто… она пойдет в пустой дом, чтобы через два часа открыть дверь социальной службе.

— Тесса Рей? Здравствуй, мы пришли к тебе.

Холодные люди окружают меня. Я стараюсь, я, правда, стараюсь.

— Все будет нормально, слышишь? Мама уже звонит твоей тете Дженнифер, все будет хорошо!

— Ал, мне так страшно…

— Я рядом, я всегда буду рядом, не бойся.

Я открываю глаза, оказываясь в темноте, и резко сажусь. Не знаю, сколько сейчас времени, но казалось, будто этот сон длился не пару часов, а целую вечность. Все тело ломит, моя голова кружится и на моих щеках все еще следы от слез. Я чувствую ужасную слабость во всем теле, но заставляю себя сесть на диване, осторожно свешивая ноги на пол. Мое тело пробивает мелкая дрожь; я касаюсь ледяных ног и провожу по коже, опуская ладони вниз, чтобы хоть немного согреть. Шторы разлетаются от сильного ветра, а сами окна, кажется, готовы вылететь от следующего порыва.

Мое состояние близко к полуобморочному, я чувствую сильную тошноту и слабость. Картины из моего сна все еще стоят перед глазами, и я никак не могу прогнать это. Это был не просто отрывочный сон, это были воспоминания, которые я стараюсь забыть, но они вновь и вновь появляются в моем сознании, становясь только ярче. Словно я снова переживаю те дни раз за разом, по кругу. Я должна остановить это, неважно как, просто должна. В противном случае я действительно сойду с ума.

Я чувствую, что уже начинаю сходить, так как следующей мыслью в моей голове после сна является Луи Томлинсон. Даже не могу понять, почему именно он, но в голове всплывают картины того, как его длинные тонкие пальцы раскручивают свернутый пакет и достают оттуда небольшие упаковки без надписи. Как его голубые пустые глаза наблюдают за моей реакцией, и как громко он смеется, когда я пытаюсь остановить его. Я уверена, что пара таблеток все еще остались в салоне моей машины после того, как я ударила его по руке, отказываясь принимать какую-то дрянь вместе с ним.

Я протираю глаза, прежде чем открыть их и попытаться разглядеть часы. 4 утра, моя аптечка разбросана по полу и я совершенно не могу найти хоть какие-то лекарства, которые сделают мое самочувствие хоть немного лучше. Моя головная боль и тошнота перебарывают желание упасть в кровать и проспать сутки, поэтому я пересиливаю себя и поднимаюсь на ноги с твердым желанием пойти в аптеку.

От осознания моего положения мне хочется убивать — круглосуточная аптека находится за 6 кварталов от дома, а моя машина в ремонте. С надеждой, что все сумасшедшие еще спят, я одеваюсь и выползаю на лестницу. Остановившись на площадке, я подхожу к окну и прижимаюсь лбом к холодному стеклу, чтобы хоть как-то снизить этот ужасающий жар. Я буквально горю, готова погрузиться в ванну со льдом, так плохо я себя чувствую. Но я должна взять себя в руки и оторваться от этого чертового стекла, чтобы дойти до аптеки.

Когда я открываю входную дверь, меня обдает ночным ледяным воздухом, отчего я вздыхаю с облегчением и медленно выдвигаюсь на пустую улицу. Этот район довольно спокойный, мне не стоит так сильно переживать, однако я все равно дергаюсь при каждом шорохе или звуке. Уличный фонарь, свет от которого мигает, начинает давить и моя голова кружится еще сильнее. Я стараюсь дышать глубже и спокойнее, чтобы усилившаяся тошнота ослабла, и у меня не создавалось чувства, будто меня вывернет на тротуар прямо здесь, на месте. Тошнота и рвота сопровождают меня, кажется, на протяжении всей моей недолгой жизни. Мои вечные спутники.

Я прохожу большую часть дороги и останавливаюсь у перекрестка, чтобы посмотреть на окна дома напротив. Подумываю о том, чтобы набрать номер подруги и попросить помочь мне, но Черный Форд хэтчбек стоит у дома рядом с Пежо светло-голубого цвета, а это значит, что родители Алексии сегодня дома. Но машины подруги я не вижу и окно в ее комнату открыто. Очевидно, она снова удрала без разрешения родителей. И я более чем уверена в том, что знаю с кем она сейчас.

Неприятное ощущение, будто кто-то следит за мной, я стараюсь запрятать как можно дальше, но мне становится лишь тяжелее. Я будто чувствую на своей спине пристальный взгляд, отчего становится ужасно некомфортно. Стараюсь прибавить шаг и не обращать на это внимания, в конце концов, моя паранойя никуда не делась. Поворачиваю за угол и перехожу на бег, чтобы оторваться от этого. Я не знаю, следит ли кто-то за мной, но если это так, то он явно упустил свой шанс — пара метров, и я толкаю входную дверь в круглосуточную аптеку, нарушая тишину звоном колокольчиков. Фармацевт смотрит на меня недовольно, откладывая газету в сторону и протирая сонные глаза. Я кладу перед ней список лекарств, и выжимаю из себя сожалеющую улыбку. Я знаю, что это их работа, но я ничего не могу с собой поделать — каждый раз мне кажется, будто я веду себя мерзко, если прихожу в круглосуточный магазин за чем-либо.